Цветы для миссис Харрис - Пол Гэллико

— Приходите в три часа, — сказала мадам Кольбер, вручая ей приглашение. — Мест у нас действительно нет, но я посажу вас тут, на лестнице, и вы все увидите.

Враждебность, обида и сарказм исчезли из голоса миссис Харрис, в почти религиозном экстазе взиравшей на этот пропуск в рай.

— Как это мило с вашей стороны, милая, — с чувством сказала она. — Похоже, счастье-то мне не изменило!

Удивительное чувство покоя снизошло на мадам Кольбер, и задумчивая улыбка появилась на её лице.

— Кто знает, — проговорила она, — может быть, вы и мне принесёте счастье?

7

В пять минут третьего на парадной лестнице Дома Кристиана Диора сошлись лицом к лицу три человека, чьим путям было суждено диковинным образом пересечься. Сейчас эта лестница не была пустой — по ней поднимались и спускались, на ней стояли гости, клиенты, продавщицы, представители прессы.

Первым из троих был мсье Андре Фовель, молодой главный бухгалтер, хорошо сложенный красавец-блондин, которого не портил даже шрам на щеке — честный шрам, вместе с которым мсье Фовель получил и медаль, за службу в Алжире.

Он часто ощущал потребность сойти с холодных высот пятого этажа, отданного гроссбухам и арифмометрам, в теплую атмосферу духов, шелков, атласа — и женщин, окутанных ими, на второй этаж. Мсье Фовель всегда был рад побывать на втором этаже и даже искал предлога спуститься туда, потому что тогда ему удавалось увидеть свою богиню, модель-звезду, в которую он был влюблен отчаянно и, конечно, безнадежно.

Ибо мадемуазель НаташA, как знали её пресса и общество в мире моды, была любимицей Парижа; эта темноволосая и темноглазая красавица была исключительно привлекательна и, несомненно, перед нею открывалась фантастическая кинокарьера или брак с богатым и знатным человеком. Каждый соответствующий этому описанию парижский холостяк, каждый вдовец, а также немало женатых мужчин пытались обратить на себя её внимание.

Мсье Фовель же происходил из добропорядочной и вполне обеспеченной семьи среднего класса; у него была завидная должность и хорошая зарплата — но его мир был так же далёк от блистающего мира великолепной Наташи, как планета Земля — от сверкающего Сириуса.

Сегодня ему повезло — он успел бросить на Наташу взгляд через двери её гардеробной. Наташа уже была одета в первое платье из тех, которые она должна была демонстрировать сегодня — то было длинное одеяние из тонкой шерсти огненного цвета, и такая же шляпка пламенела на её точеной головке. На воротнике платья сверкала бриллиантовая снежинка, а через руку было небрежно переброшено боа из соболей. Мсье Фовель подумал в этот миг, что его сердце сейчас остановится навсегда — так она была прекрасна… и так недоступна.

Мадемуазель Наташа обратила на мсье Фовеля взгляд своих удивительных задумчивых глаз — широко поставленных, миндалевидных, глубоких — и, конечно, не увидела его: она, показывая кончик розового язычка, с трудом подавила зевок. Дело в том, что она устала и ей было смертельно скучно. Почти никто в Доме Кристиана Диора не знал её настоящего имени и происхождения, и уж совсем ничего не знал, о чем думает и мечтает эта длинноногая, с высокой узкой талией и волосами цвета воронова крыла Ниоба, к которой знать, богачи и знаменитости слетались, как мошки на свет.

По-настоящему её звали Сюзан Птипьер. Она была из семьи простых буржуа из Лиона, и она отчаянно устала от жизни, которую профессия заставляла её вести: бесконечная череда коктейлей, приемов, обедов, театральных премьер, кабаре, в качестве спутницы киношников, автомобильных магнатов, стальных королей и титулованных особ, каждый из которых мечтал, чтобы его увидели, а главное — сфотографировали в обществе первой модели Парижа. Но мадемуазель Птипьер не было нужно ничего ни от кого из них. Её вовсе не привлекала карьера в кино или на сцене, как не хотелось ей и стать титулованной хозяйкой какого-нибудь доисторического замка. Больше всего на свете ей хотелось вернуться в свой средний класс, из которого она была вырвана. Выйти замуж по любви — за хорошего, простого человека, не слишком красивого и не слишком умного; поселиться в уютном, приличествующем добропорядочным буржуа доме, и родить мужу целый выводок чудесных маленьких буржуа. Такие люди были — она знала это; люди, не такие тщеславные, хвастливые или настолько суперинтеллектуальные, чтобы она не могла чувствовать себя с ними на равных. Но сейчас все такие люди были вне круга её общения. Вот и сейчас, под множеством восхищенных взглядов, Наташа чувствовала себя одинокой и несчастной. Между прочим, вот этот молодой человек, который так пристально смотрел на неё… где-то она его уже видела. Вот только где?

Наконец третьей была миссис Харрис (номер 5 по Виллис-Гарденс, Бэттерси, Лондон). Она взбежала по лестнице, уже запруженной гостями второго сорта, и попала прямо в объятия мадам Кольбер. И тут совершилось нечто поразительное.

Дело в том, что для постоянных клиентов и признанных знатоков и ценителей места на лестнице Дома Диор — это Сибирь; оказаться на лестнице не менее унизительно, чем когда метрдотель фешенебельного ресторана посадит вас за столик возле двери на кухню; лестница — место для невежд, праздно любопытствующих, всяких малозначащих людей и журналистов из мелких изданий.

Мадам Кольбер увидела миссис Харрис в её дешёвой одежде; но теперь одежда не помешала ей увидеть прежде всего храбрую женщину и свою сестру. Она подумала о простодушии и мужестве, которые помогли маленькой англичанке на пути к мечте — чисто женской мечте о, казалось бы, недостижимом предмете роскоши, о мечте женщины, ведущей тяжелую и бесцветную жизнь обладать совершенным произведением искусства. А кроме того, мадам Кольбер чувствовала, что миссис Харрис — едва ли не самая важная и достойная личность среди собравшейся на сегодняшний показ толпы щебечущих дам.

— Вот что, — решительно объявила она миссис Харрис, — никаких лестниц! Я этого не допущу. Идёмте. Я усажу вас в салоне.

Она повела миссис Харрис сквозь толпу, ведя её за руку — и ввела её в главный салон, где были заняты уже все серо-золотые кресла, кроме двух рядом, в первом ряду. Мадам Кольбер всегда оставляла одно-два места на случай, если какой-нибудь важной особе вдруг придет в голову неожиданно появиться на показе коллекции, или если один из лучших клиентов приведет кого-нибудь с собой.

Она подвела миссис Харрис к свободному месту и усадила.

— Вот, — сказала она. — Отсюда вам всё хорошо будет видно. Вы не забыли приглашение?.. Вот карандашик; когда манекенщицы будут входить в салон, девушка у входа будет по-английски объявлять номер платья и его название. Записывайте номера платьев, которые вам понравятся больше других — я подойду к вам после.

Миссис Харрис шумно уселась, с комфортом расположилась в роскошном сером с золотом кресле. Сумочку она положила на пустое кресло слева и приготовила карточку и карандаш. Затем, счастливо улыбаясь, миссис Харрис принялась разглядывать соседей.

Разумеется, она никого здесь не знала, но в главной зале салона собралась публика, являвшая собой срез сливок общества со всего света, включая нескольких представительниц английской аристократии, — леди и рыцарственных дам, французских маркиз и графинь, баронесс из Германии, принципесс из Италии, жён французских промышленных нуворишей, супруг южноамериканских миллионеров, покупательниц из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и Далласа, звезд экрана и сцены, именитых драматургов, богатых плейбоев, дипломатов…

Кресло справа от миссис Харрис занимал свирепого вида пожилой джентльмен с белоснежной шевелюрой и усами, с такими же седыми клочковатыми бровями, которые торчали, точно перья; под его глазами лежали темные мешки, но сами глаза были пронзительно-синими и необычайно внимательными, и выглядели как-то очень молодо. Волосы были зачёсаны вперед и аккуратно подстрижены, ботинки отполированы до неправдоподобного блеска, почти светящейся белизны бельё под фраком накрахмалено так, как теперь этого делать уже не умеют; а на лацкане было приколото нечто, что миссис Харрис приняла за маленькую розочку — это ей чрезвычайно понравилось, хотя и удивило, поскольку раньше ей не приходилось видеть, чтобы джентльмен носил так цветы. Она загляделась — и пожилой джентльмен перехватил её неприлично долгий взгляд.

Худой, похожий на клюв нос нацелился на миссис Харрис, внимательные синие глаза строго уставились на неё — но голос был негромкий и усталый.

— Что-нибудь не так, мадам?

Вопрос был задан на безупречном английском языке.

_____________

(*) «collection» означает не только «коллекцию», но и «сбор» — например, сбор средств, пожертвований

Миссис Харрис трудно было смутить, но мысль о том, что она вела себя грубо здесь, все-таки заставила её почувствовать себя виноватей, и она обратила к джентльмену извиняющуюся улыбку.