Любовь — обманная игра - Вера Копейко

— Валентина, привет. — Он сделал паузу, ожидая. И был вознагражден.

— Ой, не может быть. Правда, это ты?

— Да, это я. Представь себе. Совсем недавно проходил по Воробьевым горам и вспомнил, что когда-а-то мы с тобой там гуляли. — Дима, не давая ей опомниться, продолжал: — Может, прогуляемся по старой памяти! Я помню, мы...

Казалось, он слышит, как бухает сердце Валентины. Он выбрал правильный телефон. Он вспомнил ее в шикарной шубе из белого хоря, даже ее не слишком изящная фигура казалась в ней элегантной. А шуба эта стоила... Он покачал головой. Такую шубу не покупают на последние деньги.

Он не знал, кто ее родители, из какой она семьи, но, судя по тому, как она держалась, ему казалось, она не из бедных.

— Итак, завтра?

— Я согласна, Митечка. — Ее голос звучал радостно. — Метро «Университет»? И наш цветочный киоск? — подчеркнула она, чтобы его звонок казался продолжением прежних отношений, существующих только в ее воображении.

— Да что ты, милая, неужели я не заеду за тобой на машине?

— А у тебя есть машина? — еще более радостным голосом спросила она.

Дима понял: они столкуются.

— Да, и я за тобой заеду. Говори адрес.

Она сказала, он поморщился. Это, конечно, не Красная площадь, но тем не менее центр. Что ж, завтра он посмотрит, надо ли ему все это.

Он положил трубку, подумал, снова поднял ее и сделал еще несколько звонков. Они оказались менее удачными. Девушки, прежние знакомые, оказались хорошо пристроенными, ему оставалось благодарить собственную записную книжку, наведшую его на Валентину Замиралову. И уж, конечно, он раскрутит ее на полную катушку...

Дима ехал по шоссе и вспоминал подробности той встречи с Люшкой. Все было так, как он хотел. Они гуляли по аллеям, яблони цвели и пахло так, что кружилась голова, и, обнимая ее, он чувствовал, что может позволить себе все, и позволял. Рука скользнула за воротничок, блузка распахнулась, точно на ней не было ни пуговиц, ни кнопок, и ее огромные груди ошеломили его. Он имел дело с разными девушками и изумился, что эти груди, странной конической формы, так его возбуждали. Рука его скользнула ниже и оказалась на бедре, выпиравшем из-под шелка юбки, и он подумал, можно ли двинуться дальше... Валентина готова... ко всему. Но он не был. Хотя его тело не прочь... Нет, не так скоро. Надо дать девушке созреть. И когда они шли к машине, она смеялась, громко и резко, как может смеяться женщина, у которой в кошельке что-то есть.

Он отвез ее домой, поцеловал на прощание в щечку, отметив про себя, что она хотела гораздо большего. Но рано, аппетит надо разжечь, а уж потом дать что-то скушать, подумал он.

— Когда мы встретимся? — требовательно спросила Валентина.

— Ты знаешь, Валентина... Валюшка... Слушай, а могу я называть тебя так, как мне хочется?

— Как же? — Глаза ее заблестели. — Ну как?

— Иначе. Но про это я тебе скажу не сейчас. Потом... После... Не здесь.

— А где?

Он не сомневался, что сейчас ее сердце колотится втрое быстрее обычного.

— Ах, какая ты любознательная. — Он засмеялся тихо и значительно, обнял за плечи и положил руку ей на грудь. — Ты, стало быть, хочешь знать, где я скажу тебе твое новое имя? В постели, дорогая. — И он поцеловал ее в щеку.

— Когда? — требовательно спросила она, ничуть не смутившись.

— Я позвоню тебе. Очень скоро.

Он был доволен первой встречей со старой знакомой. Понял, что здесь можно рассчитывать на отзывчивость. Он ей позвонил очень скоро, потому что точно оценивал ситуацию: если не ты и не сейчас — найдется другой и сейчас.

Он пригласил ее к себе домой. Тоже среди дня, когда обитатели квартиры были в очередном забеге по Москве. Подмел коридор, почистил ванную и туалет, хотя было не его дежурство, не пожалел освежителя воздуха для кухни, чтобы вытравить запах суточных щей, которые варила соседка — сторожиха из зоопарка. Свою комнату он отмыл до блеска и натер паркет.

Валентина пришла в восторг от того, где стоит его дом, какие лестницы сохранились в подъезде, пусть и расхристанном и с отколотыми витражами на окнах.

— Как я люблю старую Москву! — воскликнула она, входя в пахнущий кошками подъезд.

Дима провел ее к себе в комнату, и она, уставившись на стену, где висела пищаль позапрошлого века, доставшаяся Диме от деда, который тоже жил в этом доме, замерла от восхищения.

— Митечка, а ведь антикварная вещь.

— Да, дедово наследство. Если бы не революция...

— И весь этот дом принадлежал твоему деду? — Она прижала руки к груди, как делала ее мать, восхищенная или потрясенная чем-то.

Он пожал плечами, давая ясно понять, что она спрашивает совершенно лишнее.

Валентина быстро закивала, и он увидел, как вместе с кудрями затряслись щеки.

Он пригласил ее к накрытому столу, снял салфетку с блюда. Огромная пицца лежала на нем и кусочки копченой колбасы истекали жиром.

— Извини, обед холостяка.

Она молча улыбнулась, с восхищением озираясь по сторонам.

— Но холостяка, понимающего толк в удовольствиях. — Он убрал салфетку с бутылки. — Я думаю, простое крестьянское вино «кьянти» подойдет к итальянской пицце?

— Ох... — выдохнула она.

— За нас с тобой, за наши отношения. — Он сделал паузу. — Которые мы начинаем.

Валентина порозовела и подняла свой бокал.

— За наши отношения. Долгие.

Они выпили.

Дима еще раз налил бокалы до краев.

— А теперь я скажу тебе, как стану тебя называть. Я не буду называть тебя Валентиной, скучным пресным именем. Я буду называть тебя Люшкой. Это значит ЛЮ-бимая деву-ШКА. Поняла?

Этим именем Дима Летягин называл всех женщин, с которыми сходился. Он придумал это общее имя, опасаясь перепутать в постели.

Он улыбнулся, вспоминая начало их отношений. В постели эта Люшка была не хуже других, а в чем-то даже лучше. Он любил инициативных женщин. Так что же, выходит, он теперь с ней надолго? Или вообще навсегда? Неисповедимы пути Господни.

Последняя мысль была совершенно справедлива. Потому что именно в этот момент его машина, летевшая с предельной скоростью, ударилась о разделительный бордюр и взлетела в утреннее солнечное небо, перевернулась, осыпая красными и желтыми осколками пластмассы гладкое полотно дороги, и села на брюхо.

Дима, как ни в чем не бывало, отстегнул ремень безопасности и вышел из того, что раньше называлось машиной. Оглушительно скрипя тормозами, водители высовывались из кабин. Как это может быть — мужик живой?

18

Ира Зотова много раз думала о том, что занимается не тем, чем могла бы. Водить носом по бумаге и исправлять ошибки полуграмотных мужиков и баб? Мало радости. И мало денег. Если бы у нее были деньги, она бы открыла консалтинговую фирму или школу редакторов, да что угодно, лишь бы стать хозяйкой своего дела. Много раз они сидели с Татьяной за бутылкой красного сухого вина и говорили, как было бы здорово создать нечто. Она бы, Татьяна, давала уроки рисования, а Ира... Но, судя по тому, как повернулась жизнь, ее молитвы услышаны.