Тревожный август - Эдуард Хруцкий

— Нет, вы нам с Минском помогли.

— Тогда очень рада.

На улице Белов спросил Игоря:

— Ну как?

— Глухо. Правда, кое-что есть интересное. Понимаешь, Шантрель приехал из Минска, жил там, работал, ценности из Ювелирторга привез, а города не знает. Как ты думаешь, что сон сей означает? Вот и я не знаю.

Они шли по Тверскому бульвару, шли и удивлялись, что он такой же точно, как и до войны. Так же на лавочках сидели старички с газетами, дети играли в траве, вязали что-то старушки.

— Я из университета домой по этому бульвару каждый день ходил, — внезапно прервал молчание Белов, — так здесь все так же было. Будто войны и в помине нет.

— Война-то есть, к сожалению. — Игорь посмотрел по сторонам. — Вон она, война, видишь?

Между деревьями, словно глубокий шрам, изгибалась траншея-щель, сверху прикрытая дерном. Чуть подальше — вторая. Да, война добралась и сюда, до этой тишины, запаха липы, ярких майских листьев. И облик ее был особенно отвратительным на фоне зелени и покоя.

Данилов

Когда-то давно он читал о том, что человеческая жизнь похожа на полосатый матрац. Узкие полосы — удача, широкие — неприятности. Прочтя эти строки — а был тогда Данилов совсем молодым шестнадцатилетним реалистом, — он наглядно представил мир, расчерченный по этому принципу. Потом, естественно, забыл о прочитанном но, работая в уголовном розыске, все чаще и чаще приходил к выводу, что не так уж не прав оказался тот самый литератор, написавший в журнале «Нива» за 1912 год уголовный роман «Золотая паутина».

И опять сбылись его предсказания. Начав дело Ивановского, они ступили на узкую полоску удачи. Совсем узкую, а за ней начиналось широкое черное пространство. Если первые два дня принесли его группе относительный успех, то вот уже почти месяц прошел, а они не сдвинулись ни на шаг.

Вспоминая всю цепь удачных совпадений, Иван Александрович еще раз приходил к выводу: чем сложнее дело, тем легче идет оно поначалу. Седьмого мая, что уж тут греха таить, он втайне надеялся раскрыть убийство не позже чем через неделю. И предпосылки все для этого были. Во-первых, показания Нестеровой о шофере-наводчике: только было собрались искать его, а он сам в милицию пришел. Потом уж Данилов проверил его показания, все совпало. Червяков оказался человеком честным, трусливым немного, но честным. Во-вторых, показания самого Червякова. С их помощью его ребята сразу вышли на Шантреля. И здесь, казалось, все идет как нельзя лучше: имитация кражи на комбинате, квартирная хозяйка — бывшая спекулянтка золотом. В-третьих, арестованные Муштаковым спекулянты опознали в одном из убитых человека, который приходил вместе с Володей Гомельским к ним с «обыском». Столько удачных совпадений — и сразу пустота. Дальше начиналась та самая широкая полоса неудач: за месяц дело не продвинулось ни на сантиметр.

— Что-то вы долго топчетесь на месте, орденоносная бригада, — сказал на очередном совещании начальник. — Мне это дело вот где, — он похлопал себя ладонью по шее, — вы, между прочим, по городу бегаете, воздухом дышите, а я перед начальством отдуваюсь. Молчишь?

А что Данилов мог ответить? Ничего. Совсем ничего.

После совещания начальник попросил его остаться, сел на диван, расстегнул крючки на воротнике гимнастерки.

— Ну, давай, Иван Александрович, вместе помозгуем над этим ребусом. Что же у нас есть?

— Немного.

— Это как смотреть. Есть Шантрель, есть приметы всех четырех, ну, двух можем списать. Какие размеры обмундирования похищены?

— Пятьдесят четвертый, третий, два пятьдесят вторых, четвертый и сорок восьмой, третий рост.

— А во что убитые одеты были?

— Пятьдесят четвертый, третий, пятьдесят второй, четвертый.

— Значит, остались двое: один ростом около 176, а второй — 161 — 165. Так?

— Так.

— Теперь, что дал ГУМ?

— Отпечатки принадлежат убитому, некоему Музыке Станиславу Казимировичу, проходившему по делу о вооруженном нападении на инкассатора в Брестской области.

— Новое наследие проклятого прошлого.

— Вроде того. Он к нам в картотеку попал после воссоединения западных областей. До этого, как указано в справке, промышлял контрабандой.

— Подарочек. Непонятно только, почему он там не остался. При немцах ему бы хорошая должность нашлась. Ты обрати внимание: Попова из промкомбината тоже говорит о Минске, и груз Шантрель оттуда доставил, а города не знает.

— Да, я уж думал об этом.

— Ну и чего надумал?

— Решил: пусть и Королев голову поломает.

— Передал ему данные?

— Официально письмо послал. Я к тому, что и Широков с Минском был связан.

— То-то и оно. Папиросы есть?

— Нет, кончились.

— Подожди, я у Осетрова возьму, у него в столе всегда лежат. Где он их только достает?

Начальник вышел и вернулся с черной пачкой, на которой золотыми буквами были написано: «Герцеговина флор».

— Смотри, чем разжился, — засмеялся он.

— Где он их берет? — завистливо поинтересовался Данилов. Он взял одну папиросу, понюхал ароматный табак.

— Тайна. Личная тайна Осетрова. Сам пытался узнать, не говорит. Но вернемся к нашим баранам. — Начальник глубоко затянулся, с силой выпустил струю дыма.

— Есть еще Гомельский.

— Между прочим, большая сволочь. Гастролер. Что о нем известно?

— Глухо. Как в воду канул. Его группа Муштакова ищет, город весь перевернули, пока ничего.

— Теперь Спиридонова, старушка божий одуванчик, наблюдение за ее квартирой ведется?

— Круглосуточно, но пока ничего интересного.

— Дай-ка мне акт баллистической экспертизы. Так... Понятно... Так... — Начальник внимательно прочитал заключение экспертов.

— Я уж распорядился. Если где-нибудь будет применен наган или ТТ, все данные к нам.

— Только по Москве?

— Нет, и по области тоже.

— Хорошо.

— Кроме того, есть еще Григорий Яковлевич Шантрель 1900 года рождения. Его и Гомельского фотографии и приметы отправлены на все контрольные пункты, всем отделениям. Ориентировки разосланы представителям госбезопасности и работникам особых отделов. Москву им покинуть практически невозможно.

Начальник погасил папиросу, встал, прошелся по кабинету.

— Ну, вроде ты все сделал.

— Более того, объявлен всесоюзный розыск, пусть и в тылу посмотрят.

— Вот что, Ваня, твое отделение, как работающее на самом тяжелом участке, решено укомплектовать полностью. Сколько у тебя не хватает людей?

— Семь человек с заместителем.

— Сегодня всех получишь.

— Откуда?

— Из тайных фондов. Замом к тебе идет Парамонов из Сокольнического РОМ.

— Николай?

— Он самый. Доволен?

— Очень.

— А оперативникам — из присланных нам раненых сержантов и командиров. И рядовых милиционеров выдвинем.

— Их же учить надо.

— А где я тебе академию возьму? В ГКО[6] напишу, Сталину, верните, мол, нам людей, ушедших на фронт? Вот Парамонов их учить и будет. А ты со своими выделяешься в отдельную группу по ликвидации банды «ювелиров». Так операцию закодируем.

— А как же с рынками?

— Этим Парамонов займется. Ты сейчас все силы брось на ликвидацию этих бандюг. Помни, дело на контроле у замнаркома. Он мне вчера сам звонил.

— Ну, он мужик понимающий...

— Он замнаркома, помни это. Безусловно, обстановку понимает, поэтому и приказал для твоей группы выделить «эмку» из наркомовского резерва. Так что давай действуй. Я тебя дергать не буду, но сроку дам до первого сентября.

Данилов мысленно поблагодарил начальника. Три месяца при такой ситуации был действительно срок большой. Можно было работать не торопясь, без лишней спешки, которая обязательно влечет за собой неисправимые ошибки. А их много было за все время работы его, Данилова, в органах.

В тот день Иван Александрович принимал пополнение. В отделение направили четырех милиционеров из конвойного дивизиона и трех военных, по состоянию здоровья не годных к службе в действующей армии. Милиционеры люди оказались знающие, правда, опыта оперативной работы у них не было, но ничего, научатся. А вот с демобилизованными ему просто повезло. Удружил ему Серебровский. Он позвонил Данилову по телефону и сказал:

— За тобой бутылка.

— Это за что же?

— Благодарить будешь всю жизнь, Ваня. Ребят тебе отобрал лучших. Сержант Никитин, бывший оперативник из Тулы, младший лейтенант Ковалев, начальник паспортного стола из Львова, а Ганыкин, лейтенант, юридическую школу окончил и нотариусом работал в Ленинградской области. Одним словом, юрист.

Новость была приятная. Иван Александрович пошел к начальнику и договорился, что Никитина и Ковалева назначат оперуполномоченными, а остальных пока помощниками. Потом вместе с Парамоновым они быстро получили для всех хорошее диагональное обмундирование, устроили в общежитии недалеко от управления.