Жизнь Людовика XIV - Александр Дюма

На другой день Анна Австрийская простилась с Букингемом в присутствии двора, и герцог, довольный полученным доказательством любви, вел себя со всей осторожностью, какую не мог бы требовать самый строгий этикет.

Через три дня море успокоилось, и Букингем вынужден был удалиться из Франции, где оставил по себе славу самого безрассудного, но вместе с тем и самого великолепного кавалера, какого едва ли помнит французский двор.

Однако приключение в Амьене принесло свои плоды — кардинал был уведомлен о нем и передал все королю, гнев которого он сумел довести до бешенства. Искусство этого министра вселять свои личные страсти в сердце своего государя было удивительно; вся жизнь Ришелье прошла в подобных действиях — в этом и состоит тайна его власти. Луи XIII не только не любивший уже королеву, но и начинавший по описанным причинам питать к ней ненависть, поддерживаемую памятью о поведении королевы-матери и ежедневными выходками министра, тотчас наказал служителей королевы, и преследование, бывшее до сих пор тайным, вдруг стало открытым. М-м де Берне была уволена, а Пютанж прогнан.

Анна Австрийская, как легко можно понять, живо почувствовала отсутствие коннетабльши, последовавшей за английской королевой в Лондон.

Все неблагоразумные поступки молодой королевы как нельзя лучше служили замыслам Марии Медичи. Делая вид, что желает примирения супругов, она старалась еще более усиливать их несогласие действиями, по видимости самыми доброжелательными к невестке. Сначала она позволила королю сделать описанные нами домашние распоряжения, а потом приняла сторону Анны Австрийской и стала доказывать своему сыну, что его супруга невинна, что ее отношения с Букингемом никогда не переходили границ простой любезности, утверждая притом, что она была слишком хорошо окружена, чтобы дурно поступать. Всякий согласится, что это дурное успокоение для ревности мужа. Наконец, она прибавляла, будто с Анной Австрийской теперь происходит то же, что прежде было с ней самой, что в юности она сама иногда, по свойственному первой поре жизни легкомыслию, могла внушить о себе дурное мнение своему супругу Анри IV, а между тем совесть ее ни в чем ее не упрекает.

Какое бы сыновнее почтение ни имел Луи XIII к своей матери, нам хорошо известно, что он должен был думать о ее мнимой невиновности.

Понятно, как мало влияния подобные доводы могли иметь на короля или, вернее сказать, какое влияние они на него имели. Луи XIII знал о всех фантастических превращениях Букингема и о всех хитростях, употребленных м-м де Шеврез. Все было объяснено ему кардиналом, дававшим королю читать донесения, которые делались его эминенции и против которых было бы трудно возражать и более искусному логику, чем Мария Медичи. Поэтому Луи XIII вместо того, чтобы успокоиться доводами матери, удвоил строгости и удалил от Анны Австрийской даже Лапорта, слугу слишком усердного, который, если не помогал, то скрывал преступные или невинные интриги своей госпожи. При королеве осталась только м-м де ла Буасьер, такая же суровая, как впоследствии была м-м Ноайль. Итак, с этих пор с королевы, по-видимому, не спускали глаз.

Некоторые авторы утверждают, что перед своим отъездом из Парижа Букингем тайно получил совет уезжать как можно скорее под угрозой такой же участи, какая постигла Сен-Мара и Бюсси д'Амбуаза. Букингем понял совет, но пренебрег им, несмотря на его важность. В самом деле, нельзя было арестовать и наказать посланника, но влюбленный искатель приключений мог в одну прекрасную ночь сделаться жертвой мщения, которому ни Ришелье, ни король не смогли бы помешать и за которое они бы даже не наказали, а сам Карл I вынужден был бы приписать происшествие несчастной звезде своего любимца.

Между тем, против Анны Австрийской не только началось открытое преследование, но и составился заговор. М-м де Ланнуа, бывшая шпионка кардинала при королеве, уведомила его, что бриллианты, недавно подаренные королем Анне Австрийской, посланы ею, по всей вероятности, Букингему в ту ночь, которая последовала за возвращением его из Булони.

Ришелье тотчас написал леди Кларик, бывшей любовнице Букингема, предлагая ей 50 000 ливров, если она отрежет у герцога два бриллиантовых подвеска и пошлет ему. Через две недели кардинал получил желаемое — леди Кларик, будучи на большом балу, где был и герцог, воспользовалась теснотой и незаметным образом отрезала их.

Кардинал был в восхищении — месть, в чем он не сомневался, была в его руках. На другой день король объявил королеве, что в Отель-де-Виль старшинами Парижа будет дан бал, и просил ее сделать честь старшинам, украсив себя бриллиантами, которые он подарил. Анна Австрийская отвечала, что все будет сделано по его желанию. Бал был назначен на третий день, и мщение кардинала, казалось, было близко.

Что же касается королевы, то она была так спокойна, как если бы ей не угрожала никакая опасность. Кардинал не мог понять этого спокойствия, бывшего, по его мнению, только личиной, под которой она, благодаря власти над собой, скрывала свое беспокойство.

Настал ожидаемый с таким нетерпением бал. Король и Ришелье приехали вместе; королева, по тогдашнему этикету, должна была приехать отдельно. В 11 часов доложили: «Ее величество королева!» Тотчас все глаза обратились на вошедшую Анну Австрийскую, особенно, как легко можно догадаться, глаза короля и кардинала.

Королева была блистательна — на ней был ее национальный испанский костюм, ее роскошные формы облекало зеленое атласное платье, шитое жемчугом, золотом и серебром. Широкие висячие рукава были застегнуты у локтей большими рубинами, служившими вместо пуговиц. Открытое платье позволило видеть прекрасную шею королевы, на голове ее был небольшой бархатный головной убор зеленого цвета, украшенный пером цапли и прекрасно оттенявший ее чудные серо-пепельные волосы, с плеча грациозно спадали ленты известного бриллиантового узла с двенадцатью подвесками.

Король подошел к королеве под предлогом сказать комплимент насчет ее красоты и пересчитал подвески — их было двенадцать. Кардинал остолбенел от удивления, поскольку в его судорожно сжатой руке было еще два.

Вот как это получилось. Возвратившись с бала и раздеваясь, Букингем заметил похищение. Первой мыслью было, что это простое воровство, но после некоторого размышления он догадался, что бриллианты похищены с опасным намерением, с очевидно враждебной целью. Он тотчас приказал изложить запрещение на все порты Англии и запретил всем владельцам судов под страхом смерти оставлять берег. И между тем, как все с удивлением и ужасом спрашивали себя о причинах этой меры, ювелир Букингема поспешно делал два подвеска, повторяющих исчезнувшие. В следующую ночь легкое судно, для которого одного было снято запрещение, направилось к Кале, а спустя 12 часов запрещение было вообще снято.

Вследствие этого королева получила бриллианты на 12 часов раньше просьбы короля надеть их на бал в Отель-де-Виль. Вот в чем была причина ее спокойствия, столь удивлявшая кардинала. Удар был ужасен для него, зато он поклялся погубить тех, кто стал причиной его ошибки. Мы скоро увидим это мщение.

Читателям уже известно, что Мария Медичи, ослепленная жаждой власти, старалась разбудить вражду среди своих детей, ставила подозрения преградой между мужем и женой. Когда же Букингем уехал, а заговор с подвесками провалился, Луи XIII совершенно успокоился насчет герцога. Вследствие этого королева-мать боялась сближения между сыном и невесткой, которое, по ее расчетам, могло уничтожить все ее влияние, поэтому она обратила внимание на герцога Анжуйского, решив сделать его снова предметом подозрений ревнивого и предубежденного Луи XIII в покушениях на его жизнь и в сношениях с Анной Австрийской.

Король был несколько отвлечен от подозрений насчет брата сумасбродствами Букингема, ко никогда не изгонял вовсе их из своего сердца. Поэтому при первых словах о сближении между Гастоном и Анной Австрийской старые дрожжи, давно уже закисавшие на дне его сердца, снова принялись бродить. Королева-мать и Ришелье, интересы которых были одинаковыми в этих обстоятельствах, соединяли свои старания, чтобы усилить ревность короля. Тысячи услужливо подаваемых донесений доходили до Луи XIII. Его уверяли, что Анна Австрийская, прекрасная молодая испанка, наскучив бесплодием и находя в пылкости своих чувств только холодного и меланхолического мужа, мечтала о смерти его величества как о конце рабства и уже решила заключить, в случае этой смерти, союз, более согласный с ее вкусом и характером. После этого неудивительно, что Луи XIII тотчас вообразил себя окруженным заговорщиками. Итак, расположение его к жестоким наказаниям как нельзя лучше соответствовало желаниям королевы-матери и кардинала. Недоставало только заговора — явился заговор Шале.

ГЛАВА III. 1626

Шале. — Его характер. — Заговор герцога Анжуйского, открытый Шале кардиналу Ришелье, — Кардинал и герцог Анжуйский. — Предложение женитьбы. — Арест в Блуа герцога Сезара Вандома и великого приора Франции. — Граф Рошфор. — Монастырь капуцинов в Брюсселе. — Заговор созрел. — Арест, суд и казнь Шале. — Королева в собрании Совета. — Ответ королевы.

Шале, потомок знаменитой фамилии, занимал должность хранителя королевского гардероба. Он был внуком маршала де Монлюка и вместе с тем по женской линии происходил из благородной фамилии Бюссе д'Амбуаз; сестра его была женой маршала, которому принадлежит честь храброй защиты Камбре против испанцев.