Дом скитальцев - Александр Исаакович Мирер

— Какая женщина! — потрясенно сказал Сур. — Гвардейцы, вы познакомились с русской Жанной д'Арк!

В этот момент на меня накатило. Если с вами не случается, так вы и не поймете, как накатывает страх в самое неподходящее и неожиданное время. До пятидесяти пяти минут двенадцатого я не боялся, а тут меня затошнило даже. Мы со Степаном привыкли всегда быть вместе. И вдруг — уезжать. Я сказал:

— Не поеду никуда.

— Вот еще какой! — сказал Степка.

— Почему я должен ехать? Я останусь с Суреном Давидовичем!

— Ты лучше расскажешь, у тебя язык хорошо подвешен, — уговаривал Сур.

— У всех подвешен! — отругивался я. — Не поеду!

— Боевой приказ, — сказал Сур. — Выполняй без рассуждений.

Я вздрогнул. У моей ноги заговорил очень тихий, очень отчетливый голосок: «Пятиугольник двести! Вернись к „посреднику“».

Пауза. Потом снова: «Пятиугольник двести! Вернись к „посреднику“».

Степка зашипел:

— Рация. Понял? Федька с поляны докладывал. Понял? Опять геометрия — пятиугольники!

Я выудил эту штуку из кармана. Она пищала: «Пятиугольник двести, отвечай».

И сейчас же на полтона ниже: «Пятиугольник, говорит Угол третий. Я иду к тебе».

— Киселев, — с тоской произнес Сур. — Ну ладно, Киселев…

Его обмякшая фигура вдруг распрямилась. Он выдернул из шкафа боевой пистолет «Макарова», сунул за пазуху, запер шкаф, оттиснул печать на дверце, ключи бросил Степке, выхватил у меня «слизняк» и переложил его в железную коробочку из-под печати, сунул ее в мой нагрудный карманчик и рявкнул еще неслыханным нами голосом:

— Алексей! Бегом! Перехвати доктора у гаража, сюда не возвращаться! Степан! Наблюдать снаружи, не вязаться! Марш!

Он, задыхаясь, протащил нас по коридору, выкинул наружу и захлопнул дверь. У меня в руках был бластер в чехле для чертежей.

Я «инфекционный больной»

— Ну, выполняй приказ! — выговорил Степка, сильно морща нос и губы. — Выполняй!

— А ты?

Он выругался и побежал. Шагах в двадцати он обернулся, крикнул: «Иди!» — и побежал дальше, Я понял, куда он бежит, — к пустой голубятне, посреди двора. Я, кажется, заревел. К гаражам явился с мокрой физиономией — это я помню. Из третьего или четвертого кирпичного гаражика выползал серый «Москвич», мирно попыхивая мотором. Анна Егоровна, как была, в халате, сидела за рулем. Она открыла правую заднюю дверцу, и я влез в машину.

— Вытри лицо, — сказала докторша.

Я полез в карман за платком.

— Погоди, Алеша. Знаешь, не вытирай. Так будет лучше.

Я не понял ее. Тогда она объяснила:

— Видишь, я в халате? Везу тебя в районную больницу. У тебя сильно болит под ложечкой и вот здесь, запомни. Ложись на заднем сиденье, мое пальто подложи под голову… Погоди! Это спрячь под мое сиденье.

Я положил бластер под сиденье и лег. Наверно, у меня был подходящий вид для больного — докторша одобрительно кивнула.

— Больше ничего не произошло, Алеша?

— Произошло. Киселев идет к Рубченко на выручку.

— Ты видел его?

— Нет. Маленькая штука заговорила…

— Понятно, — перебила Анна Егоровна. — Держись.

Мы поехали. От гаражей сразу налево, пробираясь по западной окраине, в обход города. Так было немного ближе, и дорога ничуть не хуже, чем мостовая на улице Ленина, и все-таки я знал: мы нарочно объезжаем город.

«Лежи, друг, лежи», — приговаривала Анна Егоровна. За последним домом она поехала напрямик, по едва просохшей строительной дороге, чтобы миновать пригородный участок шоссе. Потом сказала: «Садись».

Я сел и посмотрел в заднее окно. Город был уже далеко. Окна домов не различались, крошечные дымки висели над красным кубиком молокозавода.

— В сумке еда, — сказала докторша, не оборачиваясь. — Поешь.

— Не хочется, спасибо.

— Откуси первый кусок — захочется.

Я послушался, но без толку. Еле прожевал бутерброд, закрыл сумку. И трясло здорово — она так гнала машину, что ветер грохотал по крыше.

— А гараж вы нарочно оставили открытым? — спросил я.

— А наплевать! Ты смотри, чтобы твой властер не шарахнул из-под сиденья.

— Нет, Сур его хорошо запаковал. Маленькую штуку тоже — в стальную коробочку.

— Чтобы не разговаривала? Догадлив твой Сур… Как его звать по-настоящему?

Я сказал.

— Армяне — хороший народ… Но подумай — никого не обгоняем, уже восемь километров проехали!

Я возразил, что обгоняли многих. Анна Егоровна объяснила, что все эти грузовики идут по окрестным деревням, а в райцентр или на железную дорогу никто не едет. Откуда она знает? Водительский глаз. Она тридцать лет ездит, с войны.

Так мы разговаривали, и вдруг она сказала:

— Ложись и закрой глаза. Дыши ртом, глаза не открывай. Приехали, кажется…

— Глаза для чего?

— Для больного вида.

«Уй-ди, ох, уй-ди…» — выговаривал гудок. Потом провизжали тормоза, и Анна Егоровна крикнула:

— Попутных не беру — инфекционный больной!

Ответил мужской голос:

— Проезд закрыт. На дороге авария.

— Я объеду. Ребенок в тяжелом состоянии.

— Проезд закрыт до семнадцати часов.

Вмешался второй мужской голос:

— Извините, доктор, — служба. Мы бы с милым сердцем пропустили, так начальство нас не помилует…

Первый голос:

— Что разговаривать, возвращайтесь! В Тугарине хорошая больница. Пока проговорите, мальчишка и помрет.

Анна Егоровна:

— Покажите ваше удостоверение, сержант. Я должна знать, на кого жаловаться в область.

Второй голос:

— Пожалуйста, пожалуйста! Мы бы с милым сердцем!

Новый мужской голос:

— Доктор, не подхватите до города? Они меня задержали, и мое моточудо испортилось от злости.

— Не могу, голубчик… — флегматично проговорил бас Анны Егоровны. — У меня больной. Жиклер продуйте… Сержант, гарантирую вам взыскание.

Кто-то отошел от нашего «Москвича» — стало светлее. Тогда третий голос зашептал:

— Доктор, я знаю объезд через Березовое… В район требуется, хоть вешайся… Возьмите, я иммунный.

— А машину бросите?

— Жениться еду, не до машины. Отбуксируют эти же, я им трояк дам! — торопился голос.

— В детстве чем болели? — спросила Анна Егоровна. (Я чуть не прыснул.)

— Свинкой, ветрянкой, этой… Коклюшем…

— Договаривайтесь о машине, только быстро! — И после паузы: — Алеша, ты лежи. Если я чихну, начинай стонать… Давайте, давайте!

Передняя дверца хлопнула, солнце с моих ног перебралось на голову — мы ехали обратно.

— Что с мальчиком? — спросил новый попутчик.

— Свинка, — отрезала докторша.

— Ай-яй-яй… Очень плох?

Она промолчала. Потом спросила:

— Поворачивать на Березовое, говорите? Там бревно, шлагбаум.

— Объедем, ничего. Отличный грунт. Я на рыбалку там проезжал две тысячи раз. Или чуть поменьше.

— Резвитесь, жених?

— Мое дело жениховское, доктор. Почти молодожен.

— Значит, объезд через Березовое тоже запрещен? И там авария?

— Это почему? — спросил попутчик.

— Не знаю. Вы-то не сказали при милиции об этом варианте. В город просились…

Молчание. Я осторожно приоткрыл глаз и увидел, что попутчик внимательно смотрит на докторшу. У него был вздернутый нос и рыжие ресницы.