Гости из преисподней - Илья Деревянко

– Сейчас мы тебя кастрируем, – приговаривала она. – Отрежем яйца. Без наркоза! Не запаслись, понимаешь ли! Так что не обессудь!

– Зря, пидорас, вырываешься! – ржал «Роберт». – Все равно я тебя паяльником в жопу оттрахаю. Повторно, гы-гы!

– Не подходите! – взвизгнул Кожинов, трясущейся рукой вытаскивая из-за пазухи пистолет. – Убью!

– Не убьешь! – подначивали одержимые. – Слабо!

Евгений Дмитриевич окончательно утратил контроль над собой. Грянули подряд два выстрела. Ирине пуля вдребезги разнесла голову. Роберту попала в живот.

– Папа! Мне больно! – еле слышно шепнул умирающий ребенок. – Зачем... – Голос мальчика прервался, изо рта хлынула кровь, худенькое тело с вывернутыми наружу кишками задергалось в агонии. В следующий момент Кожинова оглушили громовые раскаты торжествующего нечеловеческого хохота. Перед ним стояли два черных как сажа мерзких чудовища.

– Мое имя Бегемот. Прошу любить и жаловать, – представился один из уродов: со слоновьей головой, хоботом, клыками, громадным животом, человеческими руками и толстыми задними лапами[21]. – Лихо ты замочил своих домочадцев, я восхищен! Ты что, надеялся убить нас? Дурак! Ведь мы же бессмертны! А вот твоя женушка с сыночком взаправду подохли, причем, заметь, от твоей руки! Именно этого мы, кстати, и добивались! Ну все, говнюк. Нам больше некогда с тобой валандаться! До скорой встречи! Да, чуть не забыл. Проконсультируйся с «отцом».

Издевательски загоготав, демоны растаяли в воздухе. Кожинов, всхлипывая от нестерпимого жжения в заднепроходном отверстии, натянул брюки. Взгляд его случайно упал на мертвых жену и сына. Сердце кольнула острая жалость, быстро, впрочем, заглушенная инстинктом самосохранения, развитым у начальника следственной части до чрезвычайности.

«Нужно срочно сматываться, – подумал он. – Залечь на дно! Но где?! Кто выручит?! Кто не продаст?!» И тут в мозгу вспыхнуло: «Сухотин! Ромка не покинет друга в беде, а экстрасенс Эльвира, вполне возможно, сумеет призвать на подмогу «высшие» силы. Авось выпутаюсь? А заодно выясню – кто наслал порчу, разберу гада на запчасти!» Майор приободрился, выгреб из загашника всю наличность и, даже не посмотрев на трупы, покинул квартиру...

Сухотин с Эльвирой пили красное полусладкое вино (художник решил выползать из запоя «на тормозах»[22]) и глубокомысленно рассуждали о теософском учении Блаватской.

– Европейцы склонны переоценивать свою культуру и забывать, что до них в течение многих тысячелетий существовали высокие цивилизации древнего Востока, оставившие миру огромное духовное наследие, – в экстазе витийствовала Эльвира. – У них были превосходно разработанные религиозно-философские системы[23]. Великая заслуга теософии в том, что она поставила себе целью изучить древние учения Востока. Сделать эту драгоценность доступной для всех!.. – Заметно окосевший «на старые дрожжи» Сухотин, периодически рыгая и икая, мудро кивал в такт словам подруги.

– То, что в религии называется бессмертным духом, а в философии человеческой Монадой, теософия признает частицей жизни Логоса, достигшей индивидуальности и ставшей центром самопознания! – брызгая слюной, вещала поэтесса-экстрасенс. – В ней кроются...

Длинный звонок в дверь прервал ораторшу на полуслове.

– Какая блядь там приперлась? – разом спустилась она на землю с заоблачных высот. – Посмотри, Рома! Наверняка синюшник из соседней квартиры явился на опохмелку клянчить. Гони его взашей! Пообщаться культурно не дают, сволочи!

Сухотин, пошатываясь, подошел к двери, отворил и остолбенел. Вид представшего его взору Кожинова был ужасен: глаза пылали безумием, ошпаренное кипятком, покрытое волдырями лицо кривилось от боли. Обеими руками майор держался за уязвленную раскаленным паяльником задницу. Через незастегнутую ширинку (забыл впопыхах) виднелись мужские принадлежности. Из кармана пиджака торчала рукоять пистолета.

– Мне нужна твоя помощь, друг! Впусти! – глухо попросил он.

Художник неохотно посторонился...

– Нет! Нет! Нет! Даже речи быть не может! – выкрикивала растрепанная, красная, потная от волнения Эльвира. – Я не собираюсь рисковать свободой! За содействие преступнику по головке не погладят. Убирайся восвояси!

– Да, да, Женя. Такие вот дела. Ты уж не обессудь, – потупив глаза, бубнил Сухотин. Кожинов едва сдерживал клокотавшее в груди бешенство.

«Проклятые предатели! – с ненавистью думал он. – Чуть жареным запахло – сразу в кусты! Бессовестные подонки!»

Справедливости ради следует отметить, что в аналогичной ситуации Евгений Дмитриевич поступил бы точно так же, однако он относился к той категории людей, которые «в чужом глазу соломинку видят, а в своем бревна не замечают», и посему о собственной подлости никогда не задумывался.

– После твоего шарлатанского лечения Робка не только не выздоровел, но и Ирина взбесилась, – обернувшись к Эльвире, сквозь зубы процедил майор. – Они на пару искалечили меня, пытались убить, называли друг друга какими-то диковинными именами. У меня просто не оставалось другого выхода! Это ты, сука, виновата! Ты! – сорвался на крик начальник следственной части. – А раз так, то будь любезна загладить содеянное!

– Мертвых не воскресить, – философски заметил Сухотин.

– При чем здесь мертвые! – взвизгнул Евгений Дмитриевич. – В настоящий момент опасность угрожает непосредственно мне! Понимаешь, козел, мне-е-е! Из-за твоей вонючей прошмандовки!

– Не смей хамить, неандерталец! – взвилась на дыбы оскорбленная поэтесса. – Рома! Дай ему по морде! Мужчина ты или хрен моржовый!

– По морде?! Этот спившийся задохлик, – рассмеялся Кожинов и без предупреждения врезал Сухотину носком ботинка в солнечное сплетение.

Художник шумно выхаркнул воздух, сложился пополам и мягко, словно тряпичная кукла, рухнул на пол.

– Помогите! – заголосила экстрасенсша. – Милиция!

– Милиция, гришь?! – с недоброй усмешкой переспросил майор. – Так ведь милиция – это я! Пожалуйста заявление, гражданочка! В письменном виде. Рассмотрим в установленном законом порядке. Примем соответствующие меры... Довольна, шалашовка?! Не слышу ответа!

Эльвира, уразумевшая наконец весь ужас своего положения, бросилась к дверям, но было поздно. Начальник следственной части подсечкой сбил ее с ног и, выхватив из кармана «макаров», выстрелил в упор. Следующая пуля досталась «старому другу Ромочке».

– Ми-ли-ция! – презрительно повторил последние слова покойной Евгений Дмитриевич. – Ишь умная выискалась! Теперь тебе не милиция требуется, а труповозка! Хе-хе-хе! Ладно, пора линять отсюда...

Кожинов вышел на лестничную площадку и старательно запер дверь конфискованными у убитого Сухотина ключами.

Постоянно нарушая правила уличного движения, «девятка» Кожинова бесцельно блуждала по укутанному туманом городу. Тускло мерцали окна домов, неоновые вывески многочисленных магазинов, ресторанов, баров, казино. В голове у майора было пусто, как в кармане честного налогоплательщика. Без единой мысли он тупо таращился в мокрое ветровое стекло. Прошло несколько часов. Наступила ночь. Поредели потоки машин, количество пешеходов сократилось до минимума. Возле Крымского моста «девятка» заглохла. Попытки вновь завести машину не увенчались успехом. Тогда Кожинов выбрался наружу и побрел куда глаза глядят. Он ощущал страшную усталость, тошноту, ломоту в суставах. «Надо передохнуть», – подумал Евгений Дмитриевич, облокотился о перила и прикурил сигарету, безучастно глядя на темную поверхность воды. Внезапно вода забурлила, и из нее высунулась гнусная рожа Бегемота.

– Здорово, недоумок, – гундосо поприветствовал майора демон. – Как жизнь молодая?! Как настроение?! Я тут случайно мимо пробегал. Дай, думаю, проведаю мусорка моего злополучного. Кстати, тела убитых тобой жены и сына уже обнаружили. Соседи слышали стрельбу, вызвали патрульный наряд милиции. Бахусов объявил тебя в розыск. Конкретно ты влип, червь земляной. Ну, покедова! Еще увидимся!

Бегемот с бульканьем ушел на дно. В ту же секунду с неба свалилась чудовищных размеров птица с собачьей головой, острыми когтями вцепилась в одежду Кожинова, лязгнула желтыми клыками перед самым носом, злобно залаяла и исчезла. Истошно крича, начальник следственной части бросился бежать, но вскоре споткнулся, упал на мостовую, вдребезги разбив без того изуродованное лицо, и горько заплакал.

– Хватит ныть, засранец! – услышал он знакомый голос. – Встань и представься как положено.

Майор с трудом поднялся на четвереньки, а язык его совершенно против воли владельца отрапортовал:

– Майор юстиции Кожинов Евгений Дмитриевич, тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, по должности – начальник следственной части Н-ского отделения милиции, а по внутренней сущности – взяточник, карьерист, подлец, убийца, садист и патологический трус, в придачу трахнутый в задницу господином Бегемотом посредством паяльника.