Путь. Автобиография западного йога - Уолтерс Джеймс Дональд Свами Криянанда (Крийананда)

Я чувствовал, что это будет выше моих сил. В то лето я со слезами умолял маму взять меня домой.

Ласково гладя меня по голове, она говорила: «Я знаю, милый, знаю. Ты как твой папа. Он всегда робел и переживал, когда люди не принимали то, что он хотел дать им. А он мог так много предложить им. Точно так же и ты. Людям это непонятно, но не переживай. Оставайся дома и живи с теми, кто любит тебя. Здесь ты будешь счастлив».

Как легко у меня стало на сердце! Я больше никогда не бывал в «Кенте». Кто знает, мог ли я извлечь еще несколько полезных уроков из его тоскливых стен? Но я чувствовал, что хорошо усвоил его уроки. Теперь я был готов как внутренне, так и внешне к иному роду обучения.

ГЛАВА 6

КАРТОЧНЫЙ ДОМИК ОТДЫХА: «ИГРА В ПОПУЛЯРНОСТЬ»

БОЛЬШИНСТВО МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ, которых я встречал в годы своей юности, были уверены в своих ценностях. Сороковые годы не походили на семидесятые. Сегодня молодые люди ставят под вопрос общечеловеческие ценности; они во всем ищут смысл, размышляют по поводу отношения ко Вселенной и к Богу. Учась в средней школе, я был одинок в этом поиске. Не было направляющих маяков, по которым я мог бы ориентироваться. Я даже не знал толком, что именно искал. Все, что я знал определенно, — мое стремление найти что-то, и это что-то было не тем, к чему стремились другие.

Другие уже более или менее уверенно спланировали свои жизни. Им хотелось иметь интересную работу, делать деньги, добиться успеха, жениться, осесть в Скарсдейле либо в каком-либо другом богатом сообществе, растить детей, болтать за коктейлем и наслаждаться плодами обычной мирской жизни. Но я уже знал, что деньги меня не влекли. Я не хотел «преуспевать» материально. Меня не интересовала женитьба и создание семьи. Я достаточно хорошо знал, чего мне не нужно, но у меня не было ясного представления о том, чего же я хочу. Я порой размышлял, не является ли отсутствие у меня стремления к вещам, ценимым другими, доказательством моей внутренней неадекватности?

Может быть, другие, размышлял я, уверенные в правильности своих жизненных позиций, обладают каким-то иным видением окружающей действительности, а я слеп? Конечно, причиной моих бед многие годы была моя изначальная неспособность принять традиционный взгляд на мир.

Теперь, когда я покинул Кент и был зачислен в старший класс средней школы Скарсдейла, я решил преодолеть то, что безусловно было недостатком моего характера. С началом школьного года я решил попытаться провести «большой эксперимент». Я постараюсь убедить себя в том, что мне нравится то, что нравится всем, что их ценности и стандарты совпадают с моими. Может быть, если я осознанно приму их точку зрения, я смогу наконец чувствовать себя в своей тарелке? Если это мне удастся, какой легкой станет моя жизнь! Я решительно настроился на это. Этот последний год в средней школе будет ознаменован гигантским шагом к обычному состоянию.

В качестве первого шага в «унисон с толпой» я увлекся музыкой в стиле свинга. Каждую неделю я вместе с моими братьями жадно слушал радио, чтобы узнать, какие популярные песни достойны хит-парада. Я прикинул на себя, словно фрак, сознание толпы и вскоре обнаружил, что оно мне впору. На шумных соревнованиях я начинал энергично орать вместе со всеми. Когда смеялись, я хохотал громче всех. Я назначал свидания, танцевал, стал вокалистом местного ансамбля на танцплощадке. И когда я громко шумел, невероятно, но я видел, что мне это нравилось и меня любили за это.

Этот учебный год начался для меня благоприятно: оба мои брата были популярны. Боба, который учился в десятом классе, любили все, включая отличников и преподавателей. Его положение не было типичным положением Большого Человека на школьном дворе, который заинтересован не столько в том, чтобы любить других, сколько в том, чтобы любили его, и старается общаться только с «правильными» людьми. Бобу искренне нравился каждый. Для него не имело значения, как относились к ним другие: свысока или с почтением. Он был их другом, и они знали это. Не в состоянии умерить тон своего голоса, он доминировал в любом сборище, но никто не был против. Каким-то образом в его присутствии каждый чувствовал себя более великодушным, более уверенным в собственной доброте.

Его восторженное отношение к жизни было безграничным. Однажды он пришел домой после игры в футбол с температурой больше 40 градусов. Несмотря на такое состояние, он настоял на том, чтобы доиграть до конца.

Его прозвали «Бакки», по имени знаменитого игрока в бейсбол, Бакки Уолтерса. Эта кличка так и осталась за ним, но я сам никогда не называл его так: я знал его более глубокую сторону, которую он не часто открывал перед другими — утонченное восприятие музыки, внутреннюю доброту, определенное благородство характера. Все это совершенно не гармонировало с несколько грубоватым значением, которое подразумевалось в этой кличке.

С самого начала каждому было очевидно, что мы с Бобом очень разные натуры; кроме того, некоторые из моих одноклассников еще раньше узнали кое-что обо мне от Фила Бута, моего прежнего товарища по комнате в «Кенте». Фил тоже жил в Скарсдейле и проявил достаточное чувство ответственности перед школьным сообществом, предупредив о том, какую общественную опасность я представлял. Однако из-за уважения к Бобу, а также потому, что я решительно и явно старался скорректировать свои нетрадиционные взгляды, мне предоставили презумпцию невиновности и довольно милостиво допустили в свою среду.

Средняя школа в Скарсдейле была значительно больше, чем «Кент». Это обстоятельство давало возможность разным по характеру и взглядам ученикам счастливо сосуществовать там, не ощущая (в отличие от «Кента») заметного давления коллектива. Будучи братом Боба, я автоматически вошел в «узкий» круг; это положение я смело принял, как некий вызов, в котором нуждался, чтобы с максимальным успехом завершить свой «великий эксперимент».

Я попробовал себя в футбольной команде. При моем весе в 62 килограмма я едва ли мог служить первоклассным материалом для этой игры. И все же я очень старался во время тренировок на футбольном поле и горячо поддерживал команду со скамейки. К несчастью для моих грез о славе, я был полузащитником, как и капитан команды Чарли Рензенхауз. Возможности для участия в игре были редкими. Лишь один раз меня позвали на поле в процессе игры, когда Рензенхауз получил травму.

— Уолтерс! — заорал тренер Буханен.

Мой шанс?

— Да, сэр! — воскликнул я, с великой готовностью вскочив на ноги.

— Уолтерс, беги и помоги Рензенхаузу покинуть поле!

На беговой дорожке у меня получалось лучше. В «Кенте» у нас не было команды по бегу, поэтому я был незнаком с техникой старта, но быстро бегал, и мне удалось достигнуть похвальных результатов. С первого забега я пробежал дистанцию в 100 ярдов всего за 10,2 секунды. К несчастью, в начале сезона я получил растяжение связки, и до конца года мне не пришлось больше бегать.

Из уроков моим любимым был английский язык. Наша учительница по английскому языку, Люсиль Хук, обожала свой предмет, любила своих учеников и, очевидно, от всего сердца хотела поделиться с нами знаниями. Она была нам не только преподавателем, но и другом. При ее поощрении я писал короткие рассказы и стихи. Они были несовершенны, но достаточно хороши для того, чтобы я смог получить репутацию многообещающего таланта; они подпитывали мою решимость стать писателем.

Среди учеников в классе французского языка была девочка по имени Рут. Позже она, по общему мнению, стала первой красавицей выпускного класса. Я часто назначал ей свидания и был очарован ею, как это случается с любым мальчиком, встречающимся со своей первой в жизни подружкой. Однако на пути нашей зарождающейся любви встретились ухабы.

Папа, чтобы не избаловать нас, выдавал нам только по пятьдесят центов в неделю. Мне приходилось копить две недели, чтобы сводить Рут в кино, при этом нам приходилось обычно идти пешком несколько миль до Уайт-Плейнз и обратно. Наверное, это было не лучшим началом для того, чтобы произвести хорошее впечатление на девочку.