Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мунго, Мунго, бог тебя привел ко мне. Волки прирезали трех моих коней, я один, Мунго. Стая здесь волков, порежут и баранов, что нам делать тогда?
– Старик, – ответил Мунго, – у меня же времени нет.
– Где? – спросил старика Сомов.
Старик показал рукой на север:
– Там, возле ста деревьев.
Сомов сказал стражникам:
– Вы отдыхайте.
…Раннее утро. Через дубовый лес, который разбросался на вершине гористого холма, несутся на конях Мунго и Сомов. В желтой, красной, синей и зеленой траве мелькают серые волчьи спины. Ударяют тугие выстрелы.
Это Сомов и Мунго бьют с вытянутой руки из короткоствольных американских карабинов.
Два волка падают. Сомов несется дальше, за остальной стаей, а Мунго делает над каждым стремительный круг и достреливает корчащегося в траве зверя в упор. А после догоняет Сомова, и они дальше гонят трех волков. Снова звучат выстрелы, и один волк падает. Двух волков гонят всё дальше и дальше. Волки уходят по каменистому склону пологой сопки, но полога она только с одной стороны, откуда их гонят в яростном охотничьем запале Сомов и Мунго. Там, куда несутся, отжав назад острые уши, длинные волки, – каменистый обрыв – будто трамплин, и – далеко внизу камни.
Снова гремят выстрелы. Еще один волк падает, а последний, самый большой, видимо вожак стаи, стремительным махом ведет за собой всадников к обрыву. Ахнул волк вниз, на маленькую каменную площадку, затаился, ждет. Сомов поехал направо, чтобы перерезать волку дорогу к спуску в равнину.
А Мунго, распластавшись на коне, – за ним, за волком. В самое последнее мгновение увидел он волчью ловушку – откинулся в седле назад, вырвал ногу из стремени, попытался было осадить коня – куда там, рухнул конь в пропасть, на камни. Мунго полетел следом за ним, только в самый последний миг ухватился руками за выступ каменной площадки. Прервалось дыхание. Смотрит на волка, волк – на него. Уши прижал, крадется по камню, щерится, будто кошка.
Сомов не заметил, как пропал Мунго. Только-только он видел его наверху, на гребне сопки, а сейчас нету.
– Мунго! – крикнул он.
Молчание. Тихо. Только ветер вокруг просвистит, и снова молчание.
– Мунго!
Сомов пустил коня вверх, к тому месту, где только что был Мунго. Откуда-то снизу вдруг он услыхал волчий нутряной быстрый лай и хрипение человека.
Сомов соскочил с коня, бросился к краю сопки, заглянул вниз. Метрах в двух под ним, уцепившись одной рукой за край каменистой площадки, висит Мунго – вот-вот сорвется. В другой руке нож – отмахивается от волка, который рвет его грудь, тянется к шее, царапает острыми когтями руку.
Сомов ложится на край обрыва, выцеливает из маузера волка и всаживает в него несколько пуль. Волк, обмякнув, распластывается неподвижно на каменистой площадке.
Мунго поднимает голову вверх, лицо у него мучнисто-белое. Шея расцарапана в кровь, руки изодраны. Сомов бросает ему кушак, а Мунго не в силах взять его. Тогда Сомов осторожно сползает вниз.
– Не надо, – хрипит Мунго, – зачем двоим погибать.
Сомов спускается все ниже по отвесной каменной стене, срывает ногти, судорожно ищет опору. Опоры нет. Тогда, повиснув в воздухе, он зажмуривается и, раскачавшись так, чтобы попасть на каменный выступ, прыгает вниз. Попал он на площадку. На какое-то мгновение кажется, что не устоит – так он балансирует руками, корпусом, нависнув над пропастью. Устоял. Вытащил на каменную площадку Мунго, судорожно выдохнул, засмеялся, поглядел вниз. Прижал Мунго к камням, вытер платком лицо. Мунго с трудом расцепил зубы, сказал:
– Теперь я тебе жизнью должен на всю жизнь.
Громадная равнина, далеко впереди, и то если смотреть в бинокль, виден кордон красных монголов.
– Ну, Мунго, – говорит Сомов, – давай, и сделай все так, как я тебя просил.
Они обнимаются, и Мунго уносится вперед. А Сомов в сопровождении стражников из личной охраны Унгерна возвращается назад, к Урге.
СЕВЕР МОНГОЛИИ. Революционная Кяхта – центр красного монгольского правительства.
Мунго в сопровождении трех монгольских красноармейцев с красными звездами на шапках идет по Кяхте, ведет за собой двух коней.
Возле кузни – табун кавалерийских коней. Два громадных, в одних шароварах кузнеца подковывают коней. Им помогает Сухэ Батор, оглядывает лошадей, пробует мышцы, смотрит зубы, без кавалерии в степной войне погибнешь.
Один из красноармейцев проводит Мунго через табун и окликает:
– Сухэ Батор, тебе привезли письмо из Урги.
Сухэ Батор оглянулся, увидел Мунго, улыбнулся ему:
– А, здравствуй, старый знакомый. Здравствуй, Мунго.
– Здравствуй, – ответил Мунго.
– Ты ко мне?
– Нет, я к Сухэ Батору с письмом от императора.
– Ну я и есть Сухэ Батор.
– Нет, ты не тот Сухэ Батор, ты просто Сухэ Батор, а мне нужен Сухэ Батор – вождь красных монголов.
Сухэ Батор усмехнулся:
– Вождь, говоришь?
Смеются красноармейцы. Недоуменно смотрит на них Мунго – в своем командирском наряде с перьями на шапке, в цветном халате, с большим орденом на груди.
– Ну, давай твое письмо.
– Я отдам тебе коня, Сухэ Батор, – сказал Мунго, – я подарю тебе два тугрика за твою доброту, Сухэ Батор, но письмо императора я должен дать в руки вождю Сухэ Батору, а не просто Сухэ Батору – монголу.
Сухэ Батор кивнул:
– Ну, пошли.
И пошли по Кяхте Мунго и Сухэ Батор – в красной рубашке одет, как все, скромно одет, а Мунго разряжен, идет – перья на его шапке раскачиваются в такт шагам. Свернул Сухэ Батор к маленькому домику, у входа – двое охранников взяли под козырек, пропустили Сухэ Батора.
Мунго остановился, будто споткнулся. Он увидел, как Сухэ Батор надел халат с большим орденом Красного Знамени на груди. Мунго опустился на колени и пополз к Сухэ Батору, кланяясь ему и прикасаясь лицом к земле.
Сухэ Батор смеется.
– Знаешь, – говорит он, – когда перед вождем революции падают на колени, это значит, революция кончилась. Ну-ка встань, давай сюда бумагу и садись в кресло – в мягкое.
Он прочитывает послание Богдо Гэгэна и спрашивает Мунго:
– Ты знаешь, что в этом письме?
– Нет.
– Прочти.
– Я не умею.
– Они меня приглашают к себе в гости как брата.
– Не может быть.
– Почему?
– Они убьют тебя. Они твое чучело на улицах колют.
– Ну так что же мне делать – идти или нет?
– Не ходи.
– Как же это так получается: ты у них служишь, их письмо мне привез, а идти не советуешь?
– Я кому угодно служить буду, хоть дьяволу, только бы мне найти Дариму, – тихо, с болью сказал Мунго и виновато улыбнулся Сухэ Батору.
ПОЗДНЯЯ НОЧЬ. Пограничный пункт между РСФСР и красной Монголией,
