Путешествие на север - Любовь Федорова

– Я не спросил, – произнес Мем, – прав ли был Нонор, полагая, что виной вашим... твоим мелочным несчастьям – дамы из Царского Города?

– У тебя иное мнение о моих мелочных несчастьях?

– Признаться, да. Мне думается, бабочку на храм пожертвовали неспроста, но смысл ее – не ревность.

Датар прищурился.

– Скажем так: инспектор Нонор был прав частично. А можно я тоже спрошу? Почему при Ноноре оказалось нельзя упоминать Тайную Стражу?

– Потому что я не хочу ему помогать. Пусть сам собирает информацию. Я своей делиться не собираюсь.

– И много ты уже набрал?

– Достаточно, чтобы начать строить предположения. Например, о том, что бабочка – не только предупреждение, но и напоминание.

– О чем же, интересно услышать?

– Напоминание о том, что эргр Датар попал на высокий островок из низенькой лужи. Предупреждение, что его как вознесли в свое время на горку, так и скатят в лужу обратно, если он не вспомнит об обязательствах и не станет выполнять условия.

– Какие же условия?

– Вот этого не знаю. Эргру Датару должно быть виднее. Похоже, он с кем-то недавно поссорился.

Монаха, как ни странно, весьма откровенные предположения Мема не тронули за живое. Он только чуть поморщился.

– Как думаешь, Нонор вернет мне бабочку? – спросил он.

– Почему бы не спросить у него самого?

– Чем меньше я разговариваю с ним, тем мне спокойнее. Я сказал ему половину правды. Мне неизвестно, в чьем владении пребывала эта бабочка в последние десять лет. Но раньше она принадлежала моей матери. А мать моя вовсе не была придворной дамой...

– Я знаю, – кивнул Мем.

Монах снова разлил вино по чашкам.

– Почему так получается? – спросил он. – Ты вроде бы никто в Первой префектуре. А про что при тебе ни скажи – ты все знаешь. Тебя к ним Тайная Стража подослала?

Мем покачал головой.

– Я люблю одну девушку с Веселого Бережка, – признался он. – Если бы государственным чиновникам не было официально запрещено посещать дома терпимости, в префектуре знали бы в тысячу раз больше о нашем городе, чем полиция знает сейчас.

– И в котором доме там живет твоя девушка?

– В заведении тетушки Ин.

Датар одним глотком допил вино и с грустной улыбкой посмотрел в свою чашку.

– А, – сказал он. – Тогда конечно. Все понятно.

Мем почувствовал, что напоминанием о прошлом испортил Датару настроение, а это скверная плата за гостеприимство. Надо было срочно поменять тему разговора.

– На лютне ты сам играешь?

– Что? – Датар, видимо, задумался и не слышал вопроса. – Что я играю?

– На лютне.

Датар рассеянно кивнул:

– Да, немного.

– Можно мне?

Датар встал и скрылся куда-то в кухонный закут по ту сторону печи. Потом появился оттуда со стареньким ободранным инструментом в руке и ушел снова ставить чайник. Мем попробовал струны. Лютня была еще жива, хотя ее лучшие дни давно миновали. Мем сыграл «Бархатные башмачки», «Ветерок» и еще несколько мелодий из тех, что наиболее любимы были лицеистами из Каменных Пристаней. Монах вернулся, сел против него за стол и подпер ладонью подбородок.

– Слушай, а у тебя здорово получается, – через некоторое время сказал он. – А петь ты умеешь?

– Умею, – сказал Мем. – Только у меня все песни про любовь...

– Это ничего. Подожди-ка, я тебе дам другую...

Он залез в сундук и вынул из него удивительное чудо: лютню-шестнадцатиструнку, белую, как молоко, и расписанную по краям деки тончайшими красными цветами и травами. Струны у нее были не жильные и не волосяные, а блестели, словно серебро, и колки были сделаны в виде серебряных птичьих голов. Датар погладил ее вдоль грифа и, перехватив изумленный взгляд Мема, пояснил:

– Если в храме и в моем доме было что воровать, так это ее. Это здесь единственная ценность. Второй такой нет даже в Царском Городе. Знаешь песню «Тихо сумерки спустились»? А «Снова слышу голос твой» знаешь? Спой, пожалуйста... – И он протянул Мему свою диковину.

«Вот так заслал меня Нонор», – с удивлением подумал Мем, однако деваться было некуда. Музыку он любил, но вообще-то он всегда считал, что монахи, даже такие молодые, подобными вещами не интересуются, что жизнь их проходит в строгости, они только молятся и им нет дела до городских песен про безответные страдания и несчастную любовь. Мем прихлебнул остывшего вина и подправил на белой лютне расстроенную первую струну.

После «Сумерек» из чулана неслышно появилась кухарка и села на печной приступок. Вскоре пришел и Ошка. Откуда-то взялся еще один кувшин с вином, сушеные финики, масличные и винные ягоды в маринаде, большая, присыпанная тмином лепешка и вторая пара чашек. И необычная компания стала Мему нравиться. С печальных северных песен он перешел на столичные романсы, потом и вовсе на развеселые вроде «Не зови меня с собой» и «Зачем печалиться напрасно». Мем не был пьян. Наверное, он просто пообвыкся и перестал воспринимать происходящее как из ряда вон выходящий случай. Он не предполагал раньше, что, закончив службу в храме, монахи ведут себя так же, как и друзья Мема по Каменным Пристаням. А если подумать – ведь так оно и должно быть. Если всю жизнь только молиться – разве научишься понимать людей? Если же не умеешь их понять, разве получится хоть кому-нибудь из них помочь?..

– А пиратские песни ты знаешь? – спросил Датар у Мема.

– Знаю. «Кружка моя» и про арданского боцмана.

– Давай про арданского боцмана.

Мем сыграл вступление и тут вдруг заметил, как глухонемой якобы Ошка едва заметно притопывает в такт музыке каблуком. А Ошка увидел, что Мем за ним наблюдает, и перестал. Или, может быть, Мему померещилось, потому что увериться он не успел. За порогом раздался подозрительный звук. Мем мигом прекратил играть и положил инструмент на стол. Глядя на него, Ошка встал.

– Там шастает кто-то, – сказал Мем прижав палец к губам.

– Может быть, собаки? – прошептал враз испугавшийся Датар, схватил белую лютню и прижал ее к себе.

– А вот я посмотрю, – сказал Мем.

В руках Датара плаксиво тренькнула серебряная струна, а Мем стал осторожно приоткрывать дверь, чтобы она не заскрипела. Однако фонарь, вывешенный на ночь над входом, оказался кем-то потушен. Поэтому полоса света, упавшая на крыльцо, все равно спугнула прокравшегося туда человека, он дернулся бежать, но оступился на обледеневших ступеньках. Мем схватил его за край плаща и поволок в дом. Но мошенник каким-то цирковым приемом вывернулся из одежды и скатился с крыльца в тень. Досадуя, Мем наклонился снова, поймал его за ногу и уже совсем было собрался приподнять и внести беглеца на светлое место, чтобы подвергнуть рассмотрению, как к горлу его прижали хороший гвардейский клинок локтя в два с половиной длиной.

– Оставь-ка моего человека, – сказал из темноты голос до того спокойный и рассудительный, словно он принадлежал двойнику инспектора Нонора.

И тут Мема взяло зло. Всякие будут таскаться по ночам, портить людям приятный досуг, размахивать оружием, ношение которого в городе запрещено всем, кроме личной государевой гвардии, и помыкать Мемом, как им вздумается?.. Нет уж, не получится. Мем подчинился требованию и выпустил сапог лежащего на земле мерзавца, медленно выпрямился, одновременно ступив на четверть шага ближе к обладателю меча, и повернул того за модный широкий рукав оружием от себя. Гвардейский меч был слишком длинным предметом, чтобы использовать его в ближнем бою, – кулаки подходили для этого куда как удобнее. Вооруженный негодяй всего лишь срезал Мему пуговицу, а Мем успел угостить его в ухо, поддых и по загривку, подставив для надежности навстречу колено. Красивый дорогой меч Мем втоптал в грязь и, может быть, даже сломал. А когда подскочил Ошка с фонарем, залез поверженному противнику в рукав и извлек именной жетон с печатью. Печать была темно-синяя.

Мельком глянув на жетон, Мем сплюнул и бросил его назад владельцу, утиравшему своим шикарным рукавом кровавые сопли. Мем-то думал, будет настоящая добрая драка. Результат обыска его разочаровал.

– Всегда рад оказать содействие, коллега. – Мем отдал честь. – Как будут проблемы – обращайтесь еще. А за покойником своим в Первую префектуру идите, нечего тут под дверями отираться.

Тот невнятно выругался с земли.

– Кто это? – спросил опасливо выглянувший на крыльцо Датар.

– Старший инспектор департамента Тайной Стражи господин Иргин, он не стоит внимания, – сообщил Мем. – Пускай шастает, сколько ему нравится. Пойдемте в дом. Холодно.

За ворот кафтана Мем развернул Ошку, во все глаза таращившегося на пришлого инспектора, и повел его к дому.

– Мем... – неуверенно проговорил Датар. – Ты уверен, что все сделал правильно?

Мем пожал плечами.

– А чего они тут скреблись, словно воры? Сам виноват. Ни я, ни мое начальство ему не подчиняемся, так что бояться мне нечего. Ну, пусть рапорт на меня напишет, я все равно на работу в префектуру поступать не хочу.