Пари с морским дьяволом - Елена Михалкова

Иван Козулин отвернулся и стал снова смотреть в окно.

– Знаешь, Нафаня?

– В общих чертах, – неохотно пробормотал кок.

– Ты в общих, а я в конкретных. Так вот сообщаю тебе со всей возможной конкретикой, Нафаня, что дела наши обстоят хреново. Не окупаем мы себя, дорогой. Сидим в минусе. Вон, Яков может тебе подтвердить и всю бухгалтерию предоставить.

– Не надо мне бухгалтерию…

– Тогда верь на слово. Мы не можем списать двоих, а по факту – четверых. И без того на салфетках экономим.

– Зачем на салфетках? На туалетной бумаге эффективнее! – не оборачиваясь, подал голос Козулин. – Установить гальюн на носу, не декоративный, а натуральный. И пускай над волнами гадят, аки птицы.

Муромцев просверлил его взглядом, но доктор сидел вполоборота и капитанского гнева не почувствовал.

– Короче, так, – подытожил Муромцев. – Обоих оставляем, но разъяснительную работу нужно провести – это раз, и на будущее инциденты подобного рода исключить – это два.

– Линьков всыпать… – мечтательно прошептал кок.

– Разъяснительная работа на тебе, Яков Семеныч, – не обращая внимания, закончил капитан.

Боцман кивнул и тронул Козулина за плечо:

– Иван, как уши-то у нашего героя? Не повредил я ему ничего?

– В голове погудело и, говорит, сблевал пару раз. Ему, козлу, только на пользу.

– Ваня! – рассердился Муромцев.

– Молчу, молчу!

Козулин сгреб бороду в ладонь и прижал к губам на манер кляпа.

– Ты еще пожуй ее!

На том совещание и закончилось.

– Как это было? Покажи!

Маша страдальчески закатила глаза. Хорошо хоть муж не просит повторить драку на палках.

– Он так быстренько подбежал… – изобразила она движения Якова Семеныча. – Как колобок с ножками! И вот так – ух! Раз! Шмяк!

– Эй-эй, потише! – Сергей перехватил ее ладони. – Хочешь, чтобы у тебя был глухой супруг?

Маша недоуменно воззрилась на него.

– Если хлопнуть правильно, могут лопнуть барабанные перепонки, – пояснил Бабкин.

– Шутишь?

Сергей усмехнулся.

– Ты слышала о тактике русского боя?

– За кого ты меня принимаешь, – обиделась Маша. – Слышала, конечно. Кулачные бои, национальная забава.

– В основном там бьют как раз-таки не кулаком. Догадаешься сама, чем именно?

Маша вспомнила движения Боцмана и сообразила:

– Ладонью!

– Да! И называется это не удар, а хлест. Страшной разрушительной силы может достигать, если правильно поставить ладонь и попасть в нужную точку. Яков Семеныч вот так сделал, ты уверена?

Сергей повторил Машино движение, изогнув ладонь лодочкой.

– Именно так!

– Вот хитрый старый черт, – восхищенно пробормотал он.

– Никакой он не черт, – заступилась Маша за Боцмана. – Ты бы видел, как он потом всеми командовал! А когда Руденко пытался подняться, так рыкнул на него – у меня самой чуть перепонки не полопались.

– Лев! – согласился Бабкин. – Кррррокодил! Голубоглазый.

«С Руденками я побеседовал. Сразу с обоими, оптом. Капитан не зря решил эту почетную обязанность повесить именно на меня. Трудность в том, чтобы баланс соблюсти: и оставить эту парочку на «Мечте», и прижать их к ногтю. Они ведь не дураки, сообразят, что раз их в ближайшем порту не высадили, значит, на то есть причины.

Ишь, пакостники!

Я за свою жизнь на людей насмотрелся. Можете мне поверить, одни из самых гадких – любители пинг-понга.

Этой игре меня обучил лейтенант в нашей части. Часть была непростая, там, кроме настольного тенниса, и другие развлечения имелись, которые вроде как служивым людям не полагаются. Ну да бог с ним, это дело прошлое и заброшенное глубоко на морское дно. Вода все стирает из памяти, и хорошее, и плохое. Потому человек, когда ему тяжело, к морю рвется.

Любители пинг-понга – это такие люди, которые всегда проверяют границы. Не могут они без этого! Представьте, что вы в пустой комнате, и глаза у вас завязаны, а в руке – ракетка и шарик. Как понять, где стены? Да и есть ли они вообще? Можно на ощупь бродить. А можно шариком лупить во все стороны.

Яна Руденко как раз из последних.

У ее мира границ нет. А без границ плохо! Как понять, кто круче тебя, а кто слабее? Кого можно укусить, а кто и сам цапнет при случае? Только одним способом: постоянно всех проверять на прочность. Тюкни человека шариком – и слушай, как отзовется. Один скуксится, другой захнычет, третий закроется, а четвертый такой удар обратно закрутит, что только успевай уворачиваться!

Этим она и занимается.

Первым делом меня проверила: нарушила запрет и стала смотреть, что будет.

Потом мальчишку Зеленского попробовала на зуб.

Она не остановится, пока всех не перекусает, чтобы понять, где ее место в этой стае. Без иерархии Яне Руденко никуда. Такие женщины часто похожи на кошек, но в душе – чистокровные гиены, у которых тоже все с положением в стае строго.

А чтобы с ней рядом существовать без увечий, есть только один способ: схватить за шкирку, потрясти от всей души, чтобы кишки внутри забултыхались, и лишь потом отпустить.

Готов руку дать на отсечение, ее супруг так и поступает. Границы ей установил, и чуть она за них морду высунет – сразу трепку!

Он-то сам не из теннисистов. У него девиз другой: бей первым, или врежут тебе. Не покажешь зубы – считай, проиграл. Для Руденко вся жизнь – боксерский ринг, не пропускай удары да кулаками маши, пока соперник пощады не запросит.

Когда из-за Зеленского Яна упала, Руденко не бросился к ней, как любой другой на его месте. Нет, он сразу на обидчика наехал. С женой, мол, потом разберусь, но сначала покажу, кто здесь главный.

Это мне Маша Бабкина рассказала. Очень такому раскладу удивлялась, невинная душа.

Поэтому я сразу взял быка за рога. Зашел в каюту без стука и велел вещи собирать. Все сухо, деловито, с легкой гримасой на лице, будто от них попахивает.

А они ведь к такому обращению непривычные. Растерялись. У Руденко после моего удара голова еще плохо соображает, а Яна полагала, что любой некастрированный кобель перед ней млеет и тает.

А тут на тебе!

Она первой отступила. Заюлила, заныла, глазами захлопала. Любители пинг-понга шарики бросают мастерски, но в покер их даже новичок обыграет. Не чуют блефа, вот в чем их беда!

– Мы не хотели никого обидеть!

И Владимир поддакивает:

– Переборщили малость, что ж теперь! Один раз всего!

Знаете, говорю им, я вам так скажу. У шотландцев есть пословица: чтобы тебя называли Джоном-плотником, нужно всю жизнь работать плотником. А чтобы тебя называли Джоном-засранцем, достаточно один раз обделаться.

По лицам вижу – отлично они поняли меня. Но проглотили и это.

– Да, – кается Яна, – мы действительно очень виноваты!

Я слегка смягчился. Нос морщить перестал.

– Муромцев крайне недоволен, – говорю, – крайне! Я пока не смог его переубедить.

Только это им и требовалось. Насели на меня, давай упрашивать, чтобы я воздействовал на капитана. Одна лестью бьет: «Яков Семенович, он с вами считается!», другой подкупом: «Мы в долгу не останемся!»

Еще бы, такой позор – быть выгнанными с корабля. Считай, «Мечту» отобрали!

Я позволил им выговориться и, наконец, снизошел:

– Попробую. Но если еще хоть раз…

Даже закончить не дали. Клялись, божились, разве что землю не ели.

Что ж, посмотрим.

Когда дверь их каюты закрылась, я прислушался к себе: исчез червячок? Тот, что больше похож на иголку под сердцем.

Никуда он не делся. Притаился на прежнем месте и нет-нет да кольнет тревогой.

Я вышел на верхнюю палубу. Там под руководством старпома и Антохи наши салаги управлялись с такелажем, а капитан бдил с мостика.

– Тяни грот-брам-брас! – командовал Артем. – Выбирай, выбирай помалу!

Салаги налетали всей толпой, тянули, выбирали, и парус раздувался над их головами, огромный, как облако.

Мы меняли курс.

Я вмешиваться не стал. Отошел на подветренную сторону, закурил.

Не люблю смотреть, когда только учатся. Сердце кровью обливается, как у конюха, который видит, как неопытный наездник портит от неумения спину его лошади.

Смешно! Скажи кому, что старый хрыч привязан к деревянной посудине, обхохочется. Эта бригантина – даже не старинное судно, только копия! Мы ее всего десять лет как спустили с верфей в Амстердаме.

Но так она легла мне на душу… Как ни одна женщина.

Одно слово – «Мечта».

Вдалеке показался остров. Салаги ринулись к борту и замерли.

Они ведь не догадывались, как это будет: когда зеленый горб выпирает из моря, будто разрывая натянутую ткань. Словно неведомая чудо-юдо-рыба-кит поднимается из глубины к поверхности, а волны возле ее плавников сияют розовым и золотым.

А они и не знали. Думали, море таким не бывает.

Наташа Симонова стояла как громом пораженная. Еще утром она говорила, что ей все равно, лес вокруг, вода или сухие барханы. Эх, девочка, подумал я тогда, много у тебя впереди открытий.

Ты всего сутки на этом судне. А я десять лет.