Держава под зверем - Илья Бриз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты хоть понимаешь, что об этом сейчас говорить рано? – было хорошо заметно, что Берия очень устал. Уставший и очень настороженный. Таким я не видел его с весны, когда без чьей-либо санкции приказал расстрелять без суда братьев Кобуловых и министра внутренних дел Грузии Сергея Гоглидзе (Братья Кобуловы в 1937 году на законных и не вполне основаниях получили немало ценного имущества арестованных и расстрелянных. Младший из них – Амаяк – выбирал во враги народа людей побогаче. Нарком внутренних дел Грузии Сергей Гоглидзе специализировался на накоплении драгоценностей). Лаврентий Павлович, сразу как узнал об этом, примчался на Ближнюю дачу к Сталину и потребовал немедленного лишения меня всех властных полномочий. Виссарионович тогда выложил ему все документы следствия, которые тщательно подготовили мои ребята из второго ГУ (Второе Главное Управление СГБ – внутренняя безопасность и контрразведка). Берия тут же поехал ко мне. Первый вопрос, который я тогда услышал, был:
Почему, Синельников, ты не предупредил меня?
Лаврентий Павлович, сядьте, пожалуйста, – я пододвинул удобное кресло.
Почему, Егор? – глаза всемогущего министра за круглыми стеклами пенсне были злыми, удивленными и немного обиженными.
Потому, что это были ваши люди, – я сделал ударение на «ваши», – и своими преступлениями они бросали тень на своего покровителя. Вы, без всяких сомнений, стали бы их защищать. А эти… своей жадностью предали наше дело. Был бы только лишний шум. Кобуловых и Гоглидзе все равно поставили бы к стенке, но слишком много народу тогда могло узнать, что люди честнейшего маршала Берии – предатели.
А твои люди, – теперь уже ударение было сделано на «твои», – болтать не будут?
Нет. Тем более что став моими, они не перестали быть вашими. Так же, как и я сам.
Еще около недели тогда Лаврентий Палыч поглядывал на меня немного косо, а потом взял и привез моей Светланке роскошную норковую шубу. Светка, немного недолюбливающая Берию, подарок приняла только после моего поощряющего кивка. Мы с маршалом дружно поохали, восторгаясь видом восхищенной девушки в поистине королевском подарке. Прощаясь в тот вечер, Палыч крепко пожал мне руку, поглядел прямо в глаза и сказал только одно слово:
Спасибо.
Значит, понял все правильно и окончательно поверил мне.
Сейчас Берия был таким же уставшим и настороженным, как тогда весной. И еще убитым горем. Я спросил прямо:
Кто сядет в кресло вождя и возглавит осиротевшую державу?
Лаврентий Павлович бросил на меня оценивающий взгляд.
Ну уж никак не ты.
Товарищ маршал, мне не до шуток. Кто?
Какие сейчас могут быть шутки, Егор? – Берия задумался, – Молотов мог бы… Я не хочу, я…
Вы не лидер, Лаврентий Павлович, – жестко сказал я, – вы – великолепный руководитель, отличный специалист, очень знающий и умный человек, но не лидер. Но вот решать, кто сядет в кресло Сталина, придется именно вам и прямо сейчас.
Маршал устало посмотрел мне в глаза.
А ведь ты тоже не годишься. Я верю тебе, но за тобой не пойдут. Да и страна тебя не примет. Молод слишком. Я вообще не совсем понимаю, как ты меньше чем за три года стал из никому неизвестного младшего лейтенанта генерал-полковником, членом Политбюро и одним из главных руководителей страны.
Правильно. Я сам не желаю. Дело не в возрасте. И вы, Лаврентий Павлович, прекрасно все понимаете. И как я генералом стал, и как в Политбюро попал. Дело совершенно не в этом. После Иосифа Виссарионовича меня всерьез никто не воспримет. Тогда кто?
Берия задумался и ответил:
Не знаю.
Я выдержал достаточно большую паузу и только потом сказал:
Есть только один человек, которого страна примет почти без вопросов, за кем пойдет без всяких сомнений.
Кто? – удивился маршал.
Сталин!
Как это, – не понял сначала Берия, – он же мертв. Ты, Егор, думаешь что говоришь?
Я молчал и смотрел прямо в глаза маршалу. Постепенно выражение его лица стало меняться с удивленного на очень удивленное и не верящее.
Васька?
Нет, – торопиться было нельзя, – нет, не Васька, а Василий Иосифович Сталин.
Зрачки маршала расширились. Это было хорошо видно через круглые линзы пенсне. Берия задумался, а потом вдруг разразился длинной тирадой.
– Три года назад, после появления «Голоса свыше» Иосиф Виссарионович однажды спросил меня, точнее, задал риторический в общем-то вопрос: почему те, из будущего, не хотят вести с нами прямой диалог? А потом перестал задавать такие вопросы. Причем достаточно быстро после этого стала меняться наша внутренняя политика. Технические вопросы внедрения новых технологий начали очень быстро решаться Управлением Стратегических Исследований. Слишком быстро! Почти мгновенно! Ты, Егор, думаешь, я не сделал выводы из этого? Затем вдруг один младший лейтенант ГБ (Младший лейтенант Государственной Безопасности соответствует общевойсковому старшему лейтенанту) из моего собственного ведомства стал проявлять чудеса тактики и прозорливости. Очень удачно при этом подставившись на прямой контакт с Вождем. Стремительный карьерный рост был обеспечен. Мало того, что этот лейтенант практически не совершал ошибок. мелочи вроде одновременного секса с двумя девчонками не в счет. Он при этом почему-то не подставлял своих начальников, что было очень принято у нас раньше. Этот лейтенант оказался великолепным спортсменом. Вырубить одним ударом профессионального боксера, призера чемпионата страны, или забить гол в ворота лучшей футбольной команды Москвы для него не представляет никакой сложности. А уж как он стреляет! Берет в руки новейший автомат, чертежи которого опять-таки получены через УСИ, разбирает-собирает его так, как будто всю жизнь этим занимался, и стреляет без единого промаха. Отлично прыгает на толком не освоенном еще инструкторами-испытателями парашюте-крыле. Менее чем за сутки находит и раскалывает глубоко законспирированного вражеского шпиона. Устраняет ошибки сборки системы управления еще никогда не летавшего вертолета. Те ошибки, в которых не смогли разобраться лучшие специалисты мира. Узнав крохи информации по вражескому чуть ли не гению ракетостроения, за пару дней разрабатывает и лично производит молниеносную операцию его захвата на секретной базе противника. Поднимаясь по карьерной лестнице, этот парень всегда оказывается на своем месте. Внешняя политика или планирование военных операций – никаких проблем! А как ты подготовил своих десантников? Ведь в Канаду ты отправил не самых лучших. Отборные, преданные лично тебе, сидят в полной готовности здесь, под Москвой, в тренировочных лагерях. Не знаю, как ты это сделал, но за тебя они глотки кому угодно перегрызут. Взять личную, практически бесконтрольную власть в стране сейчас тебе не просто, а очень просто. Но – нет! Ты приходишь ко мне и предлагаешь мальчишку, который еще моложе тебя!
Н-да… Оказывается, все это время я был под колпаком у Берии. Под довольно плотным колпаком. Конечно, мы не были такими наивными, чтобы не предполагать подобное. Но настолько плотно и прозрачно?…
А если он – Василий Иосифович – еще лучше и опытней меня? – все-таки решился я.
Ответь мне только на один вопрос, Егор, зачем вам все это надо? – в его глазах была усталость, очень большая усталость.
Вот что мне сейчас ему сказать? Правду? Всю правду? Что там, в другом мире мы просрали построенную такими же, как и здесь, Сталиным, Берией и всем народом державу? Искать виноватых? Нельзя, сейчас никак нельзя… Как объяснить, что нынешний Советский Союз теперь мне не менее, а даже более родной, чем та Россия? Слова, это будут только слова… Все эти годы он мне верил. Очень многое знал, еще больше понимал, плотно контролировал, но верил… Надо или рассказать все, до последней мелочи, или… не говорить ничего! И тогда я решился! Подошел к столу с музыкальным центром, включил. Пока лампы прогревались, нашел нужную пленку, вставил кассету и увеличил громкость и басы. Пока из колонок слышалось слабое шипение, подошел к маршалу и сел в кресло прямо напротив него. Глаза в глаза.
Мелодия была хороша. Просто великолепная мелодия. Но сейчас, важнее был текст песни. Поверит?
Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Жила бы страна родная,
И нету других забот.
И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт…
Меня мое сердце
В тревожную даль зовёт.
Пускай нам с тобой обоим
Беда грозит за бедою,
Но дружбу мою с тобою
Одна только смерть возьмёт.
И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт…
Меня мое сердце
В тревожную даль зовёт.
Пока я ходить умею,
Пока глядеть я умею,
Пока я дышать умею,
Я буду идти вперёд.
И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт…
Меня мое сердце
В тревожную даль зовёт.
Не надобно нам покоя,
Судьбою счастлив такою.
