Крылья и оковы материнской любви - Ева Весельницкая

Самое страшное, что, как бы там ни было, все равно эти дети, взрослые уже люди, матери в какой-то момент перестанут угождать: все равно будет что-то не так. И вот тут начнется трагедия жизни этой женщины. Потому что не будет идеальной жены, не будет идеального мужа, который мне бы, маме, подошел. У этого мужа могут быть родители, которые маме в родственники не подходят. Может быть работа, которая ей кажется непотребной, и соседям не рассказать. В общем, не этого она для своего ребенка хотела.

И вдруг этот «ребенок» под защитой мужа или жены принимает какое-то самостоятельное решение. Вдруг этот человек, чаще позже, чем раньше, начинает бунтовать и говорить, что он хочет жить отдельно – это вообще полная трагедия. Как это отдельно? Вдруг жена или муж начинает говорить: «Мама, зачем вам ключи от нашей квартиры, позвоните, приходите в гости, когда мы будем дома». «Как это я не могу прийти к своему ребенку?..» Смешно? Смешно, когда в кино, особенно, если оно хорошо кончается. Печально? Печально. Порой просто трагично.

Предъявление счетов

Путы хаоса: ты в долгу у моей любви.

Я помню, у нас в семье была такая дежурная шутка. Когда в трудные моменты я вынуждена была брать деньги в долг у своей матери, она всегда повторяла: «Бери, только не забудь там к общему счету добавить». И нам было весело. Удивительно, как изменились времена. Я вдруг увидела, что в современном контексте бесконечной войны за деньги это может выглядеть совсем иначе. Но это были тихие советские времена, и деньги совсем небольшие, и сама мысль о счетах была действительно понятной всем шуткой.

Гораздо позже мой экономный сын, у которого я иногда одалживала в трудную минуту, всегда напоминал: «Не забудь вернуть, что я тебе в следующий раз одолжу?» И это тоже было весело.

Вот такой у нас был спасительный в семье баланс.

Печальная это тема в отношениях людей, а тем более в отношениях матери и детей – долги. Давайте сразу оговоримся, что социальные обязательства, определяемые не только нравственным, но и юридическим правом, то есть требования, которые существуют в том или ином обществе и которые регулируют социальные обязательства родителей по отношению к детям и детей по отношению к родителям, мы обсуждать не будем. Это территория не наша, с ней все ясно, все решается только степенью жесткости законов и законопослушностью людей, которых это касается.

А вот психологические претензии, претензии в рамках ожиданий и соответствий – это как раз то, что в разговоре о материнстве, к сожалению, никак не обойти.

Как бы ни выглядел процесс взаимоотношений женщины и ребенка: самоутверждением, самовыражением, самореализацией – неизбежно наступает момент, когда цель вроде бы достигнута. Дети вырастают, матери не становятся моложе, и почти невозможно больше ничего сделать, устраивает нас результат или нет. Что выросло, то выросло. Плоды созрели. И что дальше? Праздник урожая? Живи и радуйся? Наслаждайся плодами своих трудов?

Чтобы понять, почему время, когда можно праздновать и радоваться, превращается во время печали, время огорчений, недовольства, во время предъявления невесть откуда появившихся счетов, оплату по которым требуют здесь, сейчас и до конца дней, стоит вернуться к началу, ко времени сева. Именно там следует искать причину этого расстройства. Все дело в том, что было в мыслях женщины там, в начале, как представляла она себе этот результат. Конечно, каждая надеется, что ей воздастся по трудам ее, и вся причина дальнейшего недовольства только в одном, что виделась ей как воздаяние. Вот так все и происходит. Воздаянием может стать радость видеть, как твои дети идут своим путем, совершая свои подвиги и свои ошибки, обретая новый бесценный опыт и достигая своих целей, и тогда никаких счетов, никаких претензий, только поддержка и любовь. Но если картина воздаяния – это царица на троне, среди благодарных потомков, занятых только тем, чтобы угождать, ловить каждый взгляд, бесконечно благодарить и трудиться на благо своей героической, пожертвовавшей «всем», ради их «счастья» мамочки, то история старухи из «Сказки о золотой рыбке» обретает совсем другой смысл. Кому при таком раскладе будет достаточно?

Так и наступает кризис смысла: ожидания не оправдались, ребенок не оправдал ожиданий. Все было зря.

Вот источник кризиса смысла и повод для предъявление счетов. А что еще делать? Чтобы подкрепить свой смысл, начинают предъявлять векселя: «Я положила жизнь…» Откапываются воспоминания, вдруг вынимаются из шкафов и сундуков мечты и желания юности. «Я могла бы стать прекрасным врачом», «Что, думаешь, я ничего не умела, кроме того чтобы за тобой ухаживать? Я могла бы то, я могла бы это…» Все неисполненное предъявляется ребенку в качестве доказательств того, что он является причиной несостоявшейся жизни. Он не оправдал ожиданий, и вот здесь – да, здесь ничто так не поддержит, не поможет и не укрепит, как сообщение о том, что «моя жертва была напрасной». Утерянный смысл жизни.

Смешно и нелепо и для здравомыслящего человека очевидно, очевидно с самого начала, что игра в «мы» должна закончится к году, максимум к трем годам ребенка. В младенчестве действительно много «мы». И все-таки, все-таки: «какие у нас ручки, какие ножки» – они не у нас, они у него или у нее. Это ее глазки, ее ручки и ее ножки. Простительно сюсюканье с младенцем в первый год, но как только это существо пошло и заговорило, то это вот он, и вам с ним повезло: «Какой ты у меня красивый», «Какие у тебя замечательные ручки, ножки, глазки, волосики, как ты здорово ходишь, бегаешь, рисуешь, рассказываешь…» «Ты». «А если хочешь, я тебя еще чему-нибудь научу, а я тебе еще что-нибудь покажу, а я вот тебе что-нибудь объясню, и ты будешь это знать».

Самое удивительное, что подобное редко случается с женщинами, у которых много детей. Там невозможно закуклиться в «мы» с одним. Если она действительно мать с сердцем, душой, включенная в своих детей, она видит их разницу, она видит каждого, она, как мы уже говорили, самореализуется. Хотя и ей может быть грустно и непросто заполнить свою жизнь, когда они вырастают и идут дальше, во внуках разве?..

Есть еще один вопрос, связанный с вопросом «мы», вопрос, если при этом есть отец. Продолжением достоинств женщины является этот недостаток: она заполняет и захватывает территорию, в силу того что она – природа, она текуча, она опирается на бытие, энергии у нее этой бытийной и природной много. И если нет мужчины, если он это позволяет, то она будет захватывать и захватывать, и в этом будут и ее дети, и все это будет она, одно, целое, непрерывное.

Если рядом есть отец, он может ей сказать: «Дорогая, не порти мне сына, ничего страшного. Дорогая, что ты из нее делаешь, какое будущее ты своей дочке готовишь?» С одной стороны, отцы любят, чтоб их дочери выглядели красиво и были красивыми, с другой стороны, у них есть свои границы, которыми мужчина может направить женщину.

Границу должен определять отец, и матери, и дочери. Потому что отца они послушают. Если есть отец. Если его нет, если женщина в этой ситуации еще и одна, без мужчины, то вопрос в том, есть ли у нее еще какие-то свои интересы в жизни. Иначе она становится курицей, что называется, бабой.

Я прочитала в интернете чью-то замечательную фразу: «…и какое счастье, что среди баб еще иногда встречаются женщины». Потому что именно такое поведение называется бабством – доминирование природы и естества над разумом и интеллектом.

Очень часто продуктом такого «мы» являются не вышедшие замуж девочки, так и не женившиеся мальчики.

Я помню, был у моих родителей знакомый, геолог, ему было сорок четыре года, он был другом нашего родственника и иногда приезжал к нам в гости. Он говорил: «Вы знаете, я наконец отпочковался от мамы». В сорок четыре года. Мама спросила: «Вы женились?» – «Нет, но я хотя бы живу отдельно. Можно, я поживу один? Маме и так тяжело». Набрался смелости в сорок четыре года.

Ребенок жизни не отменяет

Путы хаоса: жертвенный подвиг материнства.

Есть какое-то противоречие между этими двумя равно внедряемыми в голову и чувства женщины, да и всего общества, установками: утверждают, что материнство – это счастье, и тут же рядом, чуть ли не через запятую: материнская любовь – жертвенная, и ради счастья уже не своего, получается, а ради ребенка женщине предлагается пожертвовать чем?.. Собственной жизнью? Талантом, намерениями, творческими планами, социальными амбициями, ну, не о билетах же в театр и не о походе на вечеринку идет речь. Кто это выдумал? Кому это выгодно? Да неужели таким возвышенным стилем, повышая самооценку женщины, через вознесение нормального, естественного события, пытаются сообщить ей простую мысль, что рождение ребенка обязательно внесет изменения в течение ее жизни? Внесет, конечно, внесет, скорректирует, но не отменит. Не отменит профессию, если она значима, не отменит желания учиться, если это важно, не отменит право на женское счастье и женские радости. Что за пугало такое пытаются сделать из материнства, противореча сами себе?