28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!» - Владимир Першанин

Вниз полетели две небольшие бомбы, а затем открыл огонь из кормового пулемета «МГ 15» наблюдатель. Скорострельный «машингевер» посылал длинные очереди (16 пуль в секунду), прочесывая лес в поисках замаскированных русских орудий.

Заканчивая ленту, наблюдатель послал очередь в сосны под склоном. Тимофей услышал, как вскрикнул красноармеец, прижимавшийся к сосне. Когда самолет улетел, он окликнул его:

– Все в порядке?

Тот разразился руганью:

– Гадина, пулю в сосну всадил на вершок выше головы. Детей сиротами чуть не оставил.

– Вершок – это сколько? – насмешливо спросил Коржак.

– Во, четыре пальца! Еще чуть-чуть, и башка бы вдребезги.

Осмотрели след пули. Она прошла сантиметров на двадцать повыше, но ударила с такой силой, что на выходе вышибла длинную острую щепку.

– Ладно, успокойся, – хлопнул по спине бойца Иван Коржак. – Считай, боевое крещение получил.

Дальше двигались двумя группами. Впереди Коржак с Федосеевым, метрах в пятидесяти Савенко и два красноармейца.

Видели следы бомбежки. Немцы накрыли колонну в низине и сбросили десятка два бомб. Прошли мимо разбитой повозки, воронок, заполненных мутной водой.

Размякшая почва частично спасала людей. Бомбы зарывались глубоко, и осколки шли вверх. Но несколько мертвых тел так и остались лежать. Похоронить их спасавшаяся от бомбежки рота или батальон не смогли. Невольно сняли каски и тоже поспешили дальше.

В одном месте разглядели на возвышенности легкий бронетранспортер. Он находился довольно далеко, и его сумели обойти незамеченными. Зато следующая встреча закончилась внезапным и коротким боем.

Комбат Суханов все же не зря послал свою собственную разведку, не надеясь на полковую. Он был уверен, что со стороны немцев готовится удар и выдвинуты вперед наблюдатели.

Насчет наблюдателей Суханов оказался прав.

Их было двое: немецкий лейтенант и радист. Они добрались до одного из холмов на мотоцикле «БМВ», без коляски (его было удобнее замаскировать) и достаточно мощном, чтобы уйти от погони даже в дневное время, когда земля раскиснет.

Немецкий офицер разведки гаубичного дивизиона и радист укрылись в кустарнике на склоне холма в двух километрах от линии советской обороны.

Восьмикратный бинокль позволял разглядеть систему укреплений, которая была, по мнению артиллериста, довольно примитивной и вряд ли смогла бы противостоять атаке танков. Особенно если ее обработать огнем 105 миллиметровых гаубиц.

Лейтенант планировал закончить наблюдение к полудню, но пришлось задержаться. Он разглядел и нанес на карту лишь одну легкую полевую батарею. Хотя был уверен, что русский полк прикрывают противотанковые пушки. Кроме того, где-то должны находиться гаубицы, но их, видимо, хорошо замаскировали.

Немец бы очень удивился, если бы узнал, что легкая батарея – это вся артиллерия, которой располагал полк. Орудий, а особенно противотанковых пушек, в советских войсках не хватало. Их теряли в непрерывных боях и под бомбежками.

Помощник лейтенанта, радист, был дисциплинированным солдатом, но уже пару раз деликатно намекал своему командиру, что оставаться дальше здесь рискованно. Если русские их заметят, то могут окружить и попытаться взять наблюдателей в плен.

– Еще час и уходим, – успокоил радиста лейтенант. Но этого часа у них уже не оставалось.

Алтайский охотник Тимофей Савенко почувствовал, что на склоне холма кто-то есть, еще издалека. Кустарник был подмят, а неподалеку сидели на ветке дерева две вороны. Они терпеливо ожидали, когда люди уйдут, – после них наверняка останутся какие-то съедобные кусочки.

Коржак тоже остановился. Все пятеро залегли в траве, наблюдая за подозрительным местом. Вороны, увидев скопление людей, с карканьем поднялись в воздух. Лейтенант и его помощник уже увидели русских. До них было метров триста, возможно, они пройдут мимо.

Но когда пять человек залегли, лейтенант понял свою ошибку. Он слишком увлекся наблюдением за передним краем, а радист больше занимался аппаратурой.

Оба артиллерийских разведчика были вооружены автоматами с запасными магазинами, имели несколько гранат. Лейтенант относился к русским с пренебрежением. Он видел колонны пленных, разбитую советскую технику и считал, что до зимы война закончится.

Это была самоуверенность, свойственная молодости, плюс подготовка в лагерях гитлерюгенда и престижном военном училище. Наблюдая в течение дня за цепочкой окопов с торчавшими оттуда винтовками со штыками, за громоздкими русскими пулеметами, он представлял, во что это превратится после того, как откроет огонь его дивизион.

Двенадцать гаубиц способны обрушить в минуту не менее полусотни снарядов весом в пятнадцать килограммов каждый. Лейтенант уже прикинул, что наиболее эффективным будет обстрел шрапнелью.

Бетонных сооружений здесь нет, а бризантные снаряды обрушат сверху массу металлических шариков и осколков, от которых в окопе не спасешься. Такие снаряды взрываются в воздухе и подметают как железной метлой все живое. От них может спасти только прочное перекрытие.

Пулеметы «максим» имеют хорошую плотность стрельбы и поражают цели за километр, но они легко уязвимы. Достаточно несколько шрапнельных пуль или осколков, чтобы продырявить кожух и вывести пулемет из строя.

А когда русские, не выдержав, выскочат из окопов, начнется мясорубка. Лейтенант уже видел поля под Смоленском, сплошь усеянные телами убитых. Красноармейцы разбегались, а сверху их выкашивали бризантные заряды.

Сейчас, когда передний край обороны был нанесен на карту, следовало позаботиться о себе. И снова лейтенант совершил ошибку. Желая показать радисту, что ему наплевать на кучку русских солдат, уже ползущих к ним, он демонстративно не спешил.

Аккуратно укладывал карты в планшет, бинокль – в чехол, и лишь затем приказал радисту:

– Заводи нашу лошадку.

Когда заработал двигатель «БМВ», лейтенант передернул затвор автомата:

– Ну-ка, умерим им прыть, Юрген. Огонь!

Два магазина опустели за полминуты, скашивая траву и прижимая русских к земле.

– Вот так, – меняя магазин, удовлетворенно сказал лейтенант. – Теперь по местам. Когда они придут в себя, мы будем далеко.

Мотоцикл набрал скорость за считаные секунды. Мощный двигатель и отсутствие коляски позволяли лейтенанту уходить от преследователей со скоростью семьдесят километров.

Хлопнул винтовочный выстрел, затем сразу два или три. Пули свистели довольно близко, и лейтенант прибавил газу. Не отрывая взгляда от колеи, он весело прокричал:

– Страшно, Юрген?

– Не очень… господин лейтенант.

– Еще минута, и мы оторвемся от этой шайки.

Один из лучших стрелков во взводе Егор Веселков промахнулся и сейчас целился снова. Привычно задержав дыхание, плавно надавил на спуск.

Мотоцикл уже набрал скорость под восемьдесят (господин лейтенант любил быструю езду) и уже летел над колеей. Лейтенант не успел удивиться этому полету. Острая боль прожгла плечо. Рука онемела, а мотоцикл пошел куда-то в сторону. Подскочил на ухабе и с маху завалился на бок, крутнулся, ломая лейтенанту ногу.

Радист покатился по жесткой осенней траве, обдирая лицо и ладони. Но серьезных повреждений не получил и сразу схватился за автомат.

– Юрген, помоги, – стонал лейтенант.

– Русские, они бегут сюда. Все пятеро.

– Вызывай помощь… Быстрее. Мы с ними не справимся.

Наверное, девятнадцатилетний лейтенант сам не понимал, что говорит. Рацию сорвало со спины, крепко ударило о землю, а пятеро русских бежали с винтовками наперевес.

Радист служил в вермахте с тридцать восьмого года и много чего повидал. Он сразу понял, что они крепко вляпались, но, повинуясь долгу, открыл огонь.

После второй или третьей очереди свалил одного из русских, немного приободрился. Однако вскоре понял, что если не побежит, то его застрелят или возьмут в плен. Бросить раненого командира стало бы преступлением.

Загоняя очередной магазин, оглянулся. Может, лейтенант уже умер? Зацепило его крепко. Шинель на плече пропиталась кровью. Вывернутая нога была тоже окровавлена, но лейтенант шевелился и даже достал из кобуры пистолет.

У радиста Юргена было двое детей, хороший дом. Он не хотел умирать, но не видел выхода. Теперь он стрелял поверх голов бегущих к ним русских. Вертелась мысль, что можно сдаться в плен. Ведь положение безнадежное.

– Бросай в них гранаты, – хрипел лейтенант. – Ты их прикончишь и вывезешь меня.

Радист выполнил этот приказ, как выполнял до этого десятки других. Он успел бросить две гранаты, которые не долетели до цели, но ранили одного из красноармейцев.

– Эй, не дурите, сдавайтесь! – крикнул Иван Коржак.

Пуля ударила радиста в грудь под горло, а Коржак, обернувшись, выругался.

– Нужен «язык». Не стрелять.

Но с «языком» ничего не получилось. Когда добежали, радист был мертв, а офицер истекал кровью. Пуля пробила ему легкое, была сломана нога.