Сердце розы - Сердар Озкан

— Я вот набросал список из пяти качеств, которые хочу видеть в своей девушке. Он так и называется: «Девушка моей мечты». И представляете, Диана подходит по всем пунктам, кроме первого… Черт, а мне казалось, что я терпеть не могу что-то вычислять и рассчитывать.

— Ну а я при чем, сынок? От меня-то чего надо, давай, говори!

— Я подумал, может, вы мне что-нибудь расскажете о первом пункте, ведь он для меня важнее. чем все остальные вместе взятые.

— И что же ты написал в первом пункте?

— В ней должен быть свет.

— Вот так, да? И какой же свет тебе нужен?

— Тот, которого я еще никогда ни у кого не видел, но сразу узнаю, если встречу такого человека. К сожалению, у нее тоже нет этого света.

— И зачем тебе этот свет, сынок?

— Я пойму, что нашел родственную душу.

— Родственную душу? А что это такое, сынок? Объясни старику'.

— Что ж, попробую. — Матиас кивнул на море. — Каждый день тысячи людей смотрят на это море, и всем оно кажется одинаковым. И только немногие видят его иным. Интересно, кто-нибудь видел в нем горячую пустыню? Или горы?

— Только не это, сынок, — простонал старик.

— Если я однажды скажу, что видел пустыню, глядя на море, или видел морс, глядя на пустыню, поверит ли мне кто-нибудь?

— Ты таки доконал старика. Можешь выражаться нормальным языком?

— Я веду к тому, что для меня родственная душа — это тот человек, который верит мне, даже когда все остальные убеждены, что я вру. Более того, она еще покажет мне песчаные дюны в этой пустыне, которые я не заметил.

— Все, тайм-аут. — взмолился старик. — Значит так. сынок, отныне ты будешь платить глупому старику, если захочешь что-то ему рассказать. Каждое слово, произнесенное без моего позволения, обойдется тебе в доллар.

Матиас улыбнулся.

— Вот что, сынок, мое умение читать но лицам не имеет ничего общего со светом, который ты хочешь увидеть в этой девочке. Думаешь, легко найти свет в человеке? Я видел только раз. У моего брата Джо. Он весь сиял. Год 1962. «Кадиллак». Новенький. Металлик. «Черная жемчужина». И фары у него мощнейшие. Брат стоял в их свете и весь сиял.

Матиас засмеялся.

— Ладно, сынок, тогда к делу. Ты остаешься или уезжаешь?

А чем. по-вашему, я занимаюсь здесь в такое время? Готов рассмотреть любые варианты, но одно знаю точно — если уеду, то больше не вернусь. Для нас обоих будет лучше, если это не зайдет далеко. Я и так зашел дальше, чем следовало, но не мог удержаться. Я поболтал с ней, пригласил в кафе, рассказал кое-что о себе и попытался понять ее. Но хуже всего, я пытался произвести на нее впечатление. Этого не должно было случиться. И сейчас мн; лучше всего уехать, даже не прощаясь с ней. Может, вы что другое посоветуете?

— Уезжай, сынок, если решил. Ты и сам все понимаешь. Я бы сказал: «Оставайся», но ты решил уехать. Я бы сказал: «Да плюнь на все, наслаждайся жизнью, встречайся с этой девочкой и будь счастлив». Но ты собираешься уехать, а ко мне пришел потому, что не можешь сам себя убедить остаться. Я вижу это на твоем лице. Впрочем, две бутылки колы стоят как раз четыре доллара. Поэтому считай, что заплатил мне, а я угостил тебя. Я человек чести и уважаю свою работу.

Секунду поколебавшись, Матиас протянул ему руку.

— Я буду скучать по нашим беседам, друг мой.

21

«Человек может измениться даже за несколько дней». — сказал ей тогда Матиас.

А за один? Может ли человек, который был таким чутким и понимающим, взять и уехать, даже не попрощавшись?

«Боюсь, что может», — подумала Диана, когда на следующей неделе не нашла художника в парке.

Вернувшись домой после вечерней побежки, Диана рассеянно просматривала номера телефонов в блокноте, вяло удивляясь, откуда у нее столько знакомых. Скорее всего, она позвонит кому-то из подруг, пригласит ее в кафе и, поболтав о всякой всячине, расскажет ей о Матиасе. Потом подруга изложит Диане пару версий, объясняющих его поступок. И затем ей станет ясно, что он уехал вовсе не потому, что она ему не понравилась, а как раз наоборот. Ее самолюбие успокоится, и все будет по-прежнему.

«А вот Мэри наверняка не стала бы этого делать», — подумала Диана и бросила блокнот па стол. Дело было даже не в Мэри — просто не хотелось никому звонить. Вместо этого она набрала номер туристического бюро своего отеля.

— Привет, Сара, это Диана. Сделай мне одолжение, пожалуйста. Если не ошибаюсь, дворец Топкапы находится в Стамбуле? Узнай точно, и если да, то закажи мне билет на пятницу, хорошо? И открытый билет обратно.

— Да, мисс Стюарт. Я правильно вас поняла — на пятницу?

— Да.

— Но ведь у вас выпускной в воскресенье. Или его перенести?

— Нет, но мне нужно лететь в Стамбул.

— Конечно, мисс Стюарт. У вас, надеюсь, все в порядке?

— Не беспокойся, Сара, все просто замечательно.

Часть вторая

22

Когда объявили, что самолет идет на посадку, письмо, которое Диана прочитала уже несколько раз, все еще лежало у нее на коленях.

Письмо третье: «Голос розы».

1 марта

Дорогая мамочка!

Примерно год назад случилось так, что я потеряю интерес ко всему; что нравлюсь мне раньше. Я едва могла есть и пить и почти не выходила из своей комнаты, где проводила долгие часы со своими розами, источавшими такой аромат, какого я прежде не знала. В моей комнате теперь везде были розы, которые я начала выращивать, вернувшись из того розового сада, и теперь мое жилище напоминает дом цветочника, у которого не покупают цветы.

Но однажды случаюсь нечто необычное. Я услышала, как розы дышат. Целыми днями я слушаю это дыхание, временами освежавшее меня свежим ароматным ветерком, словно сдувающим прошлое с моей души. Как-то вечером этот ветерок стал довольно сильным и успокоился только к рассвету. И вдруг комната озарилась ослепительным светом. Все стало таким нестерпимо ярким, что я ничего не видела вокруг. Пронзительную тишину нарушала розовая роза, стоявшая у изголовья моей кровати, вдруг заговорив со мной. Но голос исходил не от розы, он был внутри меня!

Голос становился все громче и громче, пока не стал таким оглушительным, что я уже ничего не слышала, не видела, не ощущала, кроме этого голоса и запаха роз. Все, что я могла воспринимать, — это был голос моей розы.

Я испугалась, ведь такого не может быть! Но как я могу бояться себя самой? Меня даже не было там. Только эта роза. Только ее голос.

И мы обе говорили одним голосом.

— Мир тебе. Мэри.

— Я не верю… не верю, что слышу свою розу.

— Нет, Мэри. как раз потому, что ты веришь, ты и слышишь меня.

— Но это так необычно!

— Для всех, кто сам необычен, все необычное становится обычным.

— Вряд ли я заслуживаю такой похвалы.

— Именно поэтому ты ее засиживаешь.

— Но ест я слышу тебя. значит, я могу слышать и маму?

— Твоя мама говорит с тобой отовсюду. Но помни, только после того как ты познакомишься с Сократом, ты поймешь это и услышишь ее голос.

— А где мне найти Сократа?

— Он сам найдет тебя.

— Когда?

— Скоро… скоро…

Это был первый и последний раз, когда розовая роза разговаривала со мной.

И с тех пор я все ждала встречи с Сократом, как Лис ждал, когда придет Маленький принц. И даже теперь, когда у меня есть твой адрес, мама, я знаю, что не услышу твоего голоса, пока не встречу Сократа.

Но я уверена, что он найдет меня. Потому что так сказала моя роза. Кто знает, может, я встречусь с ним в Сан-Франциско.

Я надеюсь, что напишу тебе последнее письмо оттуда.

Люблю тебя.

Мэри.

23

В аэропорту Диана провела почти час в ожидании багажа и трижды пропустила свою очередь на стоянке такси. А когда она наконец уселась в машину, то всю дорогу была вынуждена нюхать целые облака табачного дыма, поскольку таксист непрерывно курит. Но особенно раздражало ее дорожное движение, поскольку машины двигались медленнее, чем пешеходы. На площади Султанахмет она безуспешно пыталась убедить уличных торговцев, что ей совсем не нужен ковер. И что хуже всего, после того как они безрезультатно объездили все пансионы в округе в поисках того самого, с розарием, она не смогла сдержать слез горького разочарования, когда с ней заговорил мужчина, поинтересовавшийся, не нужен ли очаровательной леди молодой красивый гид.

Впрочем, все это не имело бы ни малейшего значения, если бы она отыскала пансионат госпожи Зейнеп.