«Русская земля» и образование территории древнерусского государства - Арсений Насонов

Падение хазарской державы, ослабевавшей под ударами кочевников, а затем и русских, на протяжении IX в. получило отголосок в народных преданиях, отразившихся в своеобразной форме в летописи — в форме переговоров Олега с северянами и радимичами. Но концепция образования «Русской земли» носит в «Повести временных лет» следы знакомой нам литературно-политической тенденции. Так, в «Повести» вставлена фраза, отсутствовавшая в Древнейшем своде: Олег, сев в Киеве, говорит: «се буди мати градом русьским». Хазарское иго над Киевом, по «Повести», пало еще во времена Аскольда и Дира (по Масуди, Дир — славянский князь). Древнейший свод ничего не говорит о хазарах. Но и по Древнейшему своду нелегко угадать подлинные черты образования «Русской земли». Выше мы видели, что составитель Древнейшего свода ставил задачей показать исключительную роль Киева в образовании «Русской земли», ни о Чернигове, ни о Переяславле он не упоминает. Аскольд и Дир владели только «Польскою землею», землею полян, как преемники Кия и его рода.

Мы не видим оснований сомневаться в том, что летопись правильно передает основные факты: князья Олег и Игорь приехали в Киев с севера, сели в Киеве, стали брать дань с северных племен. Очевидно, что в Киеве они получили достаточные материальные средства, чтобы подчинить себе Новгород, кривичей, затем мерю. Но политическая обстановка и круг доступных составителю Древнейшего свода наблюдений (в XI в.) определили и характер рассказа о распространении власти киевского князя на север (т. е. о событиях начала X в., когда жили Олег и Игорь). В XI в., при составлении первого летописного свода, установление дани в Киеве с кривичей, мери и словен, как можно заключить из контекста, ставили в связь с тем, что первоначально словены, меря и кривичи будто бы платили дань варягам. Шахматов доказал, что легенда о подчинении новгородцев варягам — киевского происхождения, и сомневался в том, что в Новгороде даже знали легенду о покорении новгородцев варягами (в Новгороде передавали о старейшине Гостомысле). Осмысливая известные ему факты о давно прошедших временах, летописец находился, конечно, под впечатлением современных ему отношений. Мы знаем, что в бытность Ярослава князем в Новгороде при жизни его отца Владимира и ранее новгородский князь из получаемых с Новгородской «области» дани 2000 гривен отсылал в Киев, а 1000 гривен раздавал на месте «гридям». Кто такое были эти «гриди»? Гриди составляли в дружине князя профессиональных военных, постоянную гвардию; в ее составе были наемные варяги. В Новгородской 1-й летописи по Комиссионному списку упомянута дань «варягам» наряду с данью в 300 гривен в Киев от Новгорода, а «Повесть временных лет» по Лаврентьевской летописи отожествляет дань варягам с данью в 300 гривен. В Новгороде княжеский отряд служил в некоторой мере опорой, военной базой киевского князя, получая с местной «области» дань первоначально в размере 1000 гривен. Традиция эта установилась, видимо, еще в X в. — «и тако даяху въси князи новгородстии» (1014 г.) — и жила веками, мы можем ее проследить даже на материале XII в. (когда варяжский элемент в среде княжеских новгородских отрядов растворился). Можно обнаружить, что гриди вместе с поселенными в Новгороде огнищанами играли там особую роль и находились в особых отношениях к князю-сюзерену (киевскому, потом — владимирскому). В 1166 г. Ростислав совершает поряд с «новгородцами» и вызывает на Луки «огнищане, гридь и купьце вячьшее». Если новгородские огнищане, как заключаем из «Устава о мостех», жили в одном районе, то этот район был на Торговой стороне, в районе княжого двора. Уже это заставляет думать, что в Новгороде огнищане являлись по сути дела, «дворянами», «княжими людьми». Само слово «огнище», как указывает источник славянского права, означал «двор»{98}. Любопытно, что князь совершал поряд в данном случае с княжими людьми Новгорода и купцами, а не с местным боярством и не с черными людьми. Поряд совершал не новгородский князь, а его отец киевский князь Мстислав. Содержание поряда нам неизвестно. Огнищане и гриди, повидимому, составляли «засаду» в городе, судя по известию 1234 г. о г. Русе, но более или менее постоянную «засаду», постоянный отряд, всегда готовый к защите, вероятно, даже и тогда, когда князь уезжал из города. Судя по этому, Мстислав договаривался с ними по каким-либо военным вопросам. Это, видимо, военная организация в Новгороде, созданная княжеской властью, княжеским «двором», но ставшая местной: они называются «новогородцами» и занимают довольно самостоятельное положение, судя по известиям 1166 и 1195 гг. В какой мере они зависели от Новгорода, от «господы», неясно. Но в обоих случаях (в 1166 и 1195 гг.) к ним обращается не новгородский князь, а его отец из Киевщины и из Суздальщины: в первом случае Мстислав, во втором — Всеволод; он зовет их («новогородцев») итти на Чернигов и «новгородци… не отпрѣшася ему», а пошли с князем Ярославом Всеволодовичем. Особенно интересна зависимость, или, вернее, связь, с князем-сюзереном. Именно огнищане, гридьба и купцы составляют ту местную среду, на которую опирается в первую очередь иногородний князь-сюзерен. Бояре тоже фигурируют в сношениях князя-сюзерена с Новгородом, но в качестве послов, которых он задерживает, гневаясь на них, или в качестве заложников. Таким образом, обнаруживаем древнюю традицию: «гриди» еще в X–XI вв. составляли в Новгороде опору киевского князя, получая с местной области дань в размере 1000 гривен.

Приведенные данные позволяют заключить, что варяги в X–XI вв. играли роль орудия в руках киевских князей, стремившихся укрепить или сохранить отношения данничества между Киевом и Новгородом.

Итак, есть основания предполагать, что «Русская земля» образовалась в IX в., еще при хазарах, т. е. до Игоря и Олега, в эпоху спада хазарского преобладания{99}. Трудно предположить, чтобы «Русская земля» образовалась в VIII или в самом начале IX в. Во-первых, территория «Русской земли» не распространялась на Причерноморье, на Таврию. Она граничила со степью, по которой шли орды кочевников: сначала угры, хозяйничавшие в южнорусских степях к середине IX в., и во второй половине столетия, как можно заключить из обстоятельств построения хазарами Саркела и из мораво-паннонского жития Константина Философа, и проходившие «мимо Кыевъ», согласно местному киевскому преданию; в конце IX в., согласно Константину Багрянородному, шли печенеги. Во-вторых, читая нашу летопись, обращаем внимание, что термины «Русская земля», «Русь» упоминаются часто тогда, когда дело идет о борьбе со степняками — печенегами, потом половцами. Даже после распада южнорусской территории на «полугосударства», представление о единстве «Русской земли» (т. е. южнорусской) еще некоторое время сохраняется, вызываемое к жизни потребностями обороны страны от тюркских орд. Чтобы понять, какую опасность несло с собою нашествие гузо-печенежских народов, достаточно вспомнить о судьбе газневидского государства, рухнувшего под напором той же народной волны в XI в., а в последующие века — судьбу восточноримской империи и Балкан. «Русская земля» показала поистине исключительную жизнеспособность, отстояв свою самостоятельность в борьбе с тюрками.

Почему же на юге, в Среднем Поднепровье, так рано образовалось государство, обнаружившее большую жизнеспособность, почему оно послужило ядром обширного Киевского государства, почему это древнее государство на юге охватывало территорию Киевщины, Черниговщины и Переяславщины? Нет сомнения, что именно эта территория — территория Киевщины, Переяславщины и отчасти Черниговщины — служила очагом древнейшей культуры едва ли не со времен скифов-пахарей, обитавших в VI–V вв. до и. э. по обеим сторонам среднего Днепра. В IV–V вв. н. э. предметы с выемчатой эмалью днепровского типа охватывают не только Поднепровье, но и Подесенье. В VI в. н. э. «наиболее интересным и содержательным является старый район скифов-пахарей — Среднее Приднепровье бассейн Роси, Десны, Сулы, Сейма и Ворсклы. Именно в этом районе распространяются римские монеты, гончарный круг, выемчатая эмаль и ряд других элементов римско-вендской культуры». К такому выводу пришел Б. А. Рыбаков в специальной монографии о древнерусском ремесле{100}. По ряду признаков киевская культура генетически связана с культурой антов Среднего Поднепровья VI–VIII вв. К VIII в. у антских (славянских) дружинников появляются железные кольчуги и железные шлемы той формы, которая со временем становится характерной русской{101}.

С развитием производительных сил в Среднем Поднепровье, обнаруживающимся в памятниках ремесленного производства, с развитием феодального способа производства, с накоплением богатств на этой территории очень рано создается класс феодальной знати, класс сильных эксплоататоров, о которых свидетельствуют договоры с греками и следы которых обнаружены археологами; особенно интересны погребения в срубных гробницах IX–X вв., открытые на территории Киева, преимущественно на усадьбе Десятинной церкви. Массовый инвентарь их совершенно аналогичен находкам из киевских погребений в грунтовых могилах. Однако «обилие и особое богатство украшений, изящество ювелирных изделий из золота и серебра, роскошные одежды, наличие большого количества диргемов в составе инвентарей резко подчеркивают принадлежность их владельцев к высшим кругам киевского общества». О том же свидетельствует и «богатое вооружение». Общий характер их инвентаря «носит несомненно местный славянский характер и не допускает никаких сомнений относительно национальной принадлежности их владельца»{102}.