Пашка из Медвежьего лога - Григорий Федосеев

-- Хорошо, что ты любишь природу, но, чтобы стать путешественником, нужно учиться и учиться. А у тебя с математикой нелады...

У Пашки сразу на лбу выступил пот. Парень отвернулся и торопливо допил чай.

-- Что же ты молчишь? Или неправда?

-- Вчера с дедушкой вместе решали задачу насчет автомашин с хлебом. Он говорит: "Умом я тут не соображу, мне нужно натурально, а пальцев-то на руках не хватает для счета -- машин много". Он спички разложил и гоняет их по столу взад-вперед. Вспотел даже, разгорячился. Бабушка и говорит ему: "Ты бы, Гурьяныч, огурешного рассольцу хлебнул, может, легше будет, к автомашинам же ты непривыкший". Даже богу стала молиться, чтобы задача у нас с дедушкой сошлась.

-- Ну что же, решил он?

-- Нет, умаялся, да так за столом и уснул. А бабушка поутру баню истопила, говорит: "Еще, чего доброго, от твоих задач дед захворает, всю ночь бредил машинами".

-- Это уж ты выдумываешь.

-- Не верите? -- И Пашка рассмеялся.

-- А сам-то ты решил?

-- Решил... Только неверно...

-- Слушай, Пашка, ты сегодня не ходил с отрядом пионеров паутину искать?

-- Нет. А зачем она вам?

Я подробно объяснил Пашке, в чем дело.

-- Надо искать в тайге, там уж наверняка крестовик живет. Надежда на тебя, выручай!

-- А какой он, крестовик?

-- У него по спине две темных полосы, напоминающие крест.

-- А если я паука не найду, тогда совсем приостановится работа? -- вдруг спросил он.

-- Да, работы остановятся, но до этого допускать нельзя, -- ответил я. -Так уж ты не подводи меня, постарайся...

Пашка вдруг весь загорелся, точно обожгла его какая-то мысль. Он вскочил, схватил шапку и, застегивая на ходу телогрейку, выбежал во двор.

-- Косачей, косачей возьми!

-- Я к дедушке побежал в зимовье, -- крикнул он в окно и скрылся в сумраке...

...Прошел в бесполезных поисках и следующий день, Не было надежды и на Пашку, Что делать?..

В штабе уже заканчивался рабочий день. Вдруг слышу, кто-то ломится в помещение, не обращая внимания на окрик вахтера. Широко раскрывается дверь -на пороге кабинета появляется Гурьяныч с Пашкой. Оба раскрасневшиеся от быстрой ходьбы, возбужденные.

-- Здравствуйте! К вам с удачей! -- говорит старик и поворачивается к Пашке. -- Выкладывай!

Пашка запускает обе руки в карманы телогрейки, достает спичечные коробки, а сам не сводит с меня сияющих глаз.

-- Вот в этих коробочках по три кокона, -- объявляет Гурьяныч.

-- Куда столько!

-- Это еще не все: принесли и живых крестовиков. -- И Пашка достает из-за пазухи несколько коробок, перевязанных цветными лоскутками. -- Все, как один, крупные. Вот этот -- из дупла лиственницы, этот -- из дровяника, этого поймал в остатке стога сена. Всех рассадил по разным коробкам, может, не одинаковая у них паутина.

-- Молодец, Пашка, прямо скажу -- не ожидал!

-- Прыткий он у нас, на все руки! -- И Гурьяныч, распахнув однорядку, присаживается в угол на пол.

Парнишка пристраивается рядом.

-- Спасибо, Пашка, выручил. Паутины этой хватит на тысячу инструментов. Как рассчитываться будем с тобой?

Старик с душевной снисходительностью смотрит на внука, потом спрашивает с улыбкой:

-- Разбогатеешь, чего покупать будешь?

-- Ружье, Ты же говорил, как деньги будут, непременно купим.

Старик не отвечает, поворачивается ко мне.

-- С паутиной что собираетесь делать, да и с пауками?

-- Пауков выпустим, а паутину надо срочно доставить в тайгу.

-- Это куда же?

-- На Усмунский хребет.

-- Не бывал там. Видать, далеко... Как же вы ее туда доставите?

-- Будем искать проводника.

-- Туда проводника в поселке не найти. Километров за сто я хаживал, не дальше, а другие и того меньше. Нет ли у вас карты -- взглянуть, где он. Усмун, какие там речки?.. Может, советом помогу. -- И старик встает, подходит к столу.

Пашка точно прилип к нему, вижу, у него созрел какой-то план.

Я разворачиваю перед Гурьянычем фотосхему местности, показываю расположение на ней поселка и линию хребта. Старик достает из внутреннего кармана очки, внимательно смотрит сквозь стекла на схему, водит по ней загрубевшим пальцем. Обращается к внуку:

-- Кака это речка, читай!

-- Порожная.

-- Так-так... А эта как зовется?

-- Кедровый ключ.

-- Знаю, левый приток Порожной. Бывал там, но

давненько.

-- Скажите, Гурьяныч, как легче добраться до Кедрового ключа?

-- Упаси бог, не посылайте людей речкой, не пройдут -- скалы, завалы, прижимы. Надо напрямик резать тайгою, через озера, а дальше звериной тропою через отрог и угодишь в вершину Кедрового.

-- Дедушка, -- вдруг обрывает его Пашка. -- Кроме тебя, туда никто не проведет, берись проводником, и я с тобою.

-- Ты с ума спятил, что придумал! Будь мне пятьдесят, слова не сказал бы, а теперь какой из меня проводник.

-- Гурьяныч, а ведь Пашка дельное предлагает. Возьмитесь доставить паутину на Усмун. До Кедрового ключа места знакомые, а дальше по карте пойдете, тропою геодезистов. Тайга вас не подведет.

-- Нет, нет, не уговаривайте. На себя теперь не надеюсь: ноги в коленках слабые и память может обмануть, не туда заведу, а дело требует срочности. Да и по новым местам мне уже не ходить.

-- А что, если я попрошу Макарову выслать кого-нибудь до Кедрового ключа, вы подойдете отсюда и передадите ему паутину? Соглашайтесь. Вы не представляете, Гурьяныч, из какой беды выручите нас.

-- Дедушка, берись, и я с тобою пойду, -- умоляет его Пашка.

Гурьяныч задумывается. Он, видимо, вспоминает этот далекий и трудный путь сквозь тайгу, по болотам, по кочковатым марям. Что-то серьезно пугает старика, туманится его лицо. Но вот он трясет головою, как бы отгоняя от себя какие-то мысли, говорит, волнуясь:

-- Толкаете вы меня оба на великий грех. Я не должен браться за такое срочное дело. Но уж коль некому -- пойду. Только до Кедрового ключа, не дальше. А насчет тебя, Пашка, с бабушкой посоветуемся, как она.

-- С тобою пустит. -- И парнишка от неожиданной радости, кажется, готов плясать.

-- Вот и договорились, Гурьяныч! Пойдете не один -- дадим человека, может, Василий Николаевич согласится. И завтра -- в путь.

Гурьяныч ушел озабоченный. Конечно, шестьдесят лет -- это многовато для такого похода. Но он, видимо, не счел возможным для себя отказать нам.

Макарова обрадовалась моему сообщению относительно паутины. Мы договорились, что утром она отправит своего проводника-эвенка на оленях до Кедрового. Местом встречи будет слияние двух верхних истоков ключа там, где Макарова стояла лагерем три недели назад.

Но оказалось, что Василий Николаевич не может идти С Гурьянычем -загрипповал. В штабе не нашлось подходящей кандидатуры, опытные парни были в тайге, на работе, и я решил сам идти со стариком. Дело серьезное, и тут не должно быть никаких ошибок. К тому же я не мог отказать себе в таком маршруте по тайге, да еще с таким таежником, как Гурьяныч.

Поздно возвращаюсь из штаба. Горы, точно чудовища, стоят на горизонте, закутавшись туманом. Из-за них, с востока, неслышно крадется прозрачная майская ночь с тусклыми, как бы подернутыми дымкой звездами. Странной, загадочной кажется тишина уснувшего поселка.

На порожке моей квартиры сидит Пашка. Замерз, дрожит, как бесприютная собачонка на холоде, но не уходит.

-- Я к вам, -- обрадованно встречает он меня. -- Дедушка послал сказать, что мы можем завтра с обеда идти.

-- Кто это "мы"?

-- Я и дедушка.

-- А бабушка тебя отпускает?

-- Отпускает. Мы и Кудряшку берем с собой... Вы бы отпросили меня в школе, скажите, что без меня работа сорвется.

-- Уж как-нибудь я найду, что сказать. Но, если твои дела в школе плохи, не возьму, даже если отпустят.

Пашка вдруг вскакивает, хватает мою руку и, вскинув в небо голову, замирает...

-- Не слышите? -- спрашивает он таинственным шепотом -- Гуси!.. С места мне не сойти, гуси!.. Снимите шапку.

Из бездонной тьмы падает на землю усталый гусиный шепот. Он точно ножом полоснул по сердцу. Впервые я слышу его в эту весну. В нем вольность посильнее ветра, радость возвращения, сладость жизни.

-- Эх, с ними бы, а?! -- горестно вздыхает парнишка.

Где-то высоко в звездах глохнут взбудоражившие нас звуки. Пашка тоже не отрывает глаз от темного неба. Ночной крик гусей, кажется, пробудил в нем еще никогда не испытанное желание лететь с птицами в неведомые страны, и он, может быть, понял, что это новое чувство пленило всего его и что теперь уж ни за что не освободиться от мечты побывать в неведомых странах.

-- Пошли в комнату, -- говорю я, открывая дверь и пропуская мальчишку вперед.

В комнате жарко. Пашка отказывается раздеться, говорит, на минутку забежал. Сидит хмурый, сдвинув брови.

-- Чего, Пашка, молчишь? -- спрашиваю я.

-- Неохота бабушку и дедушку обижать, а то бы махнул следом за гусями.

-- Куда? Он молчит.

-- Подожди, пусть оперятся у тебя крылышки.

-- То-то и беда! -- серьезно соглашается парнишка. -- Вот ружье бы, тогда можно и подождать.