Ловкач и Хиппоза - Сергей Белошников

– Ну? – острие стилета сильнее впилось в кожу. – Ну?! Что ты молчишь, детка?

– Нет. Не звонила.

– Правда?

– Да, да! Правда!.. Правда!..

Он снова замолчал. Я пыталась понять, каким образом они меня вычислили. О, Господи! Какая же я дура! Катерина! Ну, конечно, они сцапали Катерину и все из нее вытрясли. Или из Владика. Или из них обоих. Другого объяснения нет. Я опять вспомнила, какими методами красавец Антонио выбивал сведения из несчастного Карбышева и мне окончательно и бесповоротно поплохело. Совсем не исключено, что Катерина вместе с беднягой отмороженным Владиком уже лежат на дне какого-нибудь подмосковного водохранилища. Тихие, молчаливые и совсем не болтливые. Зацементированные в бочки из-под солярки. А теперь пришла и моя очередь к ним присоединиться. В общем, сбылись самые худшие мои предположения.

– Вставай, – вдруг сказал мой незваный гость. Он смотрел на меня немигающим взглядом, только зрачки по-прежнему безостановочно качались из стороны в сторону.

– Зачем это? – глупо пролепетала я.

Вместо ответа он резко сдернул с меня одеяло, но стилета так и не отвел. Снова схватил меня за плечо и силой усадил на постели. Я осторожно, все время чувствуя жало стилета на шее, сползла с кровати и спустила босые ноги на ледяной пол. Меня сразу заколотило – то ли от холода, то ли от страха.

– Тапочки надень, детка, – проронил он.

Заботливый какой, мать его в задницу! Может быть, он и не собирается убивать меня прямо сейчас? Какого хрена тапочки-то одевать? Мог бы ведь и босую отправить на тот свет.

Не сводя глаз с Узколицего, я нащупала ногами тапочки и залезла в них. Выпрямилась. Узколицый оказался даже чуть ниже меня ростом. По-прежнему не отводя руки со стилетом от моего горла, он сунул другую в карман куртки. Достал плоскую металлическую фляжку с какой-то жидкостью и одной рукой ловко отвинтил пробку. Придвинул горлышко фляжки к моим губам.

– Пей, – приказал он.

Уж не собирается ли он меня отравить?

– Что это? – спросила я.

– Пей. Согреешься.

Он ткнул мне горлышком фляжки в зубы. Я невольно сделала здоровенный глоток и чуть было не захлебнулась. Во фляжке был выдержанный коньяк. Он еще больше наклонил фляжку, насильно вливая мне в глотку обжигающую жидкость. Я закашлялась, пытаясь отстраниться. Коньяк полился мне за пазуху. Узколицый убрал фляжку, завинтил так же ловко и сунул обратно в карман. Стилет снова уперся мне в шею. Урод подтолкнул меня в сторону открытой двери на балкон.

– Иди, иди, детка.

Я послушно, словно робот, двинулась вперед. В голове слегка зашумело от выпитого. Но я не успела опьянеть: коньяк только привел мои путанные мысли в порядок. Чего это он задумал? На кой черт он меня на балкон тащит? Воздухом подышать, что ли?..

Он вывел меня на балкон. Над Москвой висело чистое, по-осеннему звездное небо. Внизу не было ни души. Было тихо, только со стороны Центра доносился глухой гул не прекращающегося даже ночью траффика.

Я уперлась в перила пузом и даже через толстую ткань халата почувствовала холодный металл изогнутой балконной решетки. Внизу виднелся слабо освещенный одиноким фонарем мокрый черный асфальт тротуара. Узколицый потянул меня за плечо и развернул лицом к себе. Стилет от моего горла он так и не отвел, разве что чуть-чуть ослабил давление.

Он отпустил мое плечо и его рука, затянутая в перчатку медленно поползла к центру моей груди, к вырезу халата. Я невольно посмотрела вниз. Никак он решил меня трахнуть на глазах у всей Москвы?! Господи, да пожалуйста! Да я ему с удовольствием отдамся, прямо тут, на балконе, в любой позе, как хочешь, – лишь бы он меня в живых оставил! Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

И тут я все поняла.

Он вовсе не хотел меня трахнуть. Он не был сексуальным извращенцем, или садюгой, или кем-нибудь еще. Он был простым нормальным киллером, которому было велено сделать свою работу так, чтобы по возможности никто ничего не заподозрил. Чтобы все выглядело как можно более естественно. Именно поэтому-то он не перерезал мне горло в комнате, поэтому он заставил меня надеть тапочки, влил в глотку коньяк и вывел на балкон. Поэтому-то и руку опустил пониже.

Потому что сейчас он толкнет меня в грудь и скинет с балкона. С неслабой высоты шестого этажа, головой прямо на негостеприимный асфальт. Чтобы потом все выглядело, как тривиальный несчастный случай. Подумаешь, выпила девушка лишнего, вышла покурить и по-пьяни нечаянно свалилась с балкона. Бывает.

И вот еще что я прочитала в его глазах в эти доли секунды: Узколицый понял, что я наконец-то обо всем догадалась. Он даже приопустил руку со стилетом, отвел ее в сторону и радостно оскалился, гад вонючий, будучи в полной уверенности, что теперь-то я ничего не смогу сделать. Даже заорать – не заору. Не успею. Потому что мне, глупой любопытной девчушке, пришел шандец. А шандец, как известно, не лечат.

А вот тут он крупно ошибался.

Напрасно он, сволочь самонадеянная, оставил мне руки свободными. Я криво улыбнулась в ответ, не сводя глаз с его поганой морды, словно непонятливая дурочка. А в это самое время, в растянувшиеся до бесконечности секунды, пальцы моей правой руки нащупали лежавший на бабулиной тумбочке булыжник (какое счастье, что я его не выкинула!) и крепко сомкнулись на нем. Я почувствовала, как мышцы его руки напряглись, и в тот же момент моя рука с зажатым в ней булыжником описала стремительный полукруг, и булыжник со всей силы опустился ему сверху на темя.

Раздался смачный треск. Ублюдок замер, пошатнувшись. В глазах у него плеснулось изумление. А из-под челки, по лбу, на удивление быстро потекла струйка черной крови. Ублюдка снова качнуло. Я метнулась в сторону и еще раз его ударила – теперь сбоку, по затылку. Руки у него упали вниз, он как-то странно не то хмыкнул, не то хрюкнул, и на подгибающихся ногах сделал пару коротеньких шажков вперед, к перилам. Согнулся, безвольно наваливаясь на них всем телом. Звякнул о кафельный пол балкона стилет, выпавший из его внезапно обессилившей руки.

Он все же сумел повернуть голову и посмотреть на меня снизу вверх быстро затуманивающимся взглядом, в котором смешались удивление, злоба и неверие в случившееся. Но на большее его, к моему счастью, уже не хватило.

Тело его, уже неуправляемое, начало перегибаться через перила, – сначала медленно, а потом все быстрее: оно наклонялось вниз, подчиняясь неумолимому закону земного притяжения. А потом передо мной черным циркулем мелькнули растопыренные ноги, и он без единого звука исчез за перилами балкона. Я зажмурилась. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем снизу донесся глухой стук падения.

Я открыла глаза и тупо уставилась на зажатый в руке окровавленый булыжник. Все-таки он мне пригодился, этот каменюга. Я размахнулась и швырнула его с балкона далеко в сторону. Он прошуршал в листве деревьев и беззвучно исчез в темноте. Я заставила себя подойти к перилам и посмотреть вниз.

Тело моего несостоявшегося убийцы, нелепо раскорячившись, лежало на асфальте прямо под фонарем. Возле головы, видное даже с высоты шестого этажа, расплывалось темное пятно. Я увидела, как в доме загораются огни – сначала в одном окне, затем еще в двух. Потом еще, и еще. Потом снизу отчетливо донесся испуганный женский крик. Я отпрянула от перил, подхватила с пола стилет и бросилась назад в квартиру.

Трясущимися руками я натянула на себя первое, что попалось под руку: джинсы, свитер, плащ. Но сейчас я не думала об изысканных нарядах – надо было срочно убегать. Не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: с минуты на минуты появится милиция, несомненно уже вызванная случайными свидетелями падения. А для милиционеров, тем более из уголовки (что бы там ни писали досужие газетчики про их тупость и некомпетентность), не составит особого труда понять, с балкона какой именно квартиры свалился этот парень. И выяснить, почему он упал – это будет вопросом не очень большого времени. Я, конечно, действовала в пределах необходимой самообороны – так, кажется, это называется. Ведь меня хотели убить, а я защищалась, чем могла. Но это дела не меняет. Пока они со мной разберутся, пока я, а скорее всего выдернутый из волн теплого моря папуля вместе со сворой своих адвокатов, докажут мою невиновность, Антонио наверняка снова доберется до меня. Даже если я буду сидеть в тюрьме. Боюсь, что в тюрьме Антонио даже легче будет заставить меня замолчать навеки. И меня непременно прикончат. Тем более после того, как я нечаянно замочила его киллера. И даже если в тюрьме меня не убьют, не будут ли меня поджидать у выхода из зала суда молчаливые громилы с автоматами?..

А посему мне надо было бежать. Куда угодно – но бежать. Думать я буду потом, когда непосредственная опасность попасть в лапы бандюг или милиции, даст Бог, минует.