АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914 - Доминик Ливен

По решению Венского конгресса Пруссия должна была вобрать в себя земли Западной Германии, чья религия, общественное устройство и традиции в корне отличались от присущих Померании и Бранденбургу, историческому ядру государства Гогенцоллернов. В геополитическом аспекте было вполне разумно передать Рейнскую область и Вестфалию Пруссии, возложив таким образом на единственную сильную державу в Северной Германии защиту границы по Рейну от Франции. Однако обе эти западные земли с незапамятных времен тяготели к городскому образу жизни куда больше, чем восточная часть Пруссии, и свойственные им гражданские обычаи имели более древние и глубокие корни по сравнению с колониальными землями, лежащими по восточному берегу Эльбы. Кроме того, жители Рейнской области и Вестфалии были в большинстве католиками.

В 1815 г. даже употребление в разговоре таких названий, как Рейнская область и Вестфалия, было неправомерно, гак как при Священной Римской империи обе они представляли собой беспорядочное скопление крошечных, строго обособленных малозначительных княжеств. Разделение аристократии в них шло как вертикально, так и горизонтально. На вершине общественной лестницы стояла медиатизированная имперская аристократия (то есть, Standesherren). В Вестфалии к ней относились Бентеймы и Сайн-Витгенштейны, издавна обосновавшиеся в этих краях, а также Гессен-Ронберги, Кройи, Аренбурги, Зальмы и Луз-Корсваремы, которые получили землю в Вестфалии в качестве компенсации за их собственность, захваченную французами в других областях. Семьи Standesherren держались обособленно от местного дворянства и избегали вступать в брак с членами этих семей[44].

Следующую ступень за Standesherren занимали несколько местных дворянских семей, каждая из которых уходила корнями в одно из крошечных государств, входивших в бывшую Священную римскую империю. Одна из этих групп местной знати, история двадцати пяти главных родов которой за период от 1770 г. до 1860 г. была в больших подробностях изучена Хайнсом Райфом, принадлежала к Мюнстерской епархии. До секуляризации, которая началась в 1803 г., эти семьи господствовали в Мюнстере, получая от 20 до 35 процентов дохода, благодаря монополии на обильные поступления в кафедральный капитул. Связанные густой сетью браков, эти семьи частично установили свою власть над церковной жизнью, настаивая на том, чтобы все кандидаты на доходные церковные должности имели безупречное благородное происхождение на протяжении четырех поколений как по материнской, так и по отцовской линии. Этот чрезвычайно узкий и замкнутый мирок знати мюнстерского дворянства вместе со знатью других частей Вестфалии и Рейнской области был разрушен вследствие двух десятилетий войны, секуляризации, крушения Старого Рейха и присоединения к Пруссии. Подобно большей части немецкого дворянства 1815—1830-х годов, они находились в состоянии глубокой растерянности и всеми силами старались как в психологическом, так и в финансовом отношении адаптироваться в новом, ненадежном и (но крайней мере вначале) гораздо более бедном мире[45].

В целом дворянство в Вестфалии было сильнее, чем в Рейнской области. В 1825 году из всех поместий старой знати (Rittergüter) 533 (80,3 процента) осталось в руках аристократии. В Рейнской области на Rittergüter приходилось 48,3 процента. По подсчетам прусского Оберпрезидент фон Винке, от семидесяти до восьмидесяти землевладельцев в Вестфалии имели доход свыше 3000 талеров в год. Даже не считая Standesherren, среди местного дворянства были весьма и весьма состоятельные люди. Барон фон Фюрстенберг из Арнсберга, по утверждению Винке, имел годовой доход 100 000 талеров (15 000 фунтов), граф Клеменс фон Вестфален — 70 000 талеров (10 500 фунтов) и барон фон Ландсберг-Велен — 50 000 (7500). Не считая Standesherren, эти трое, вероятно, были самыми богатыми дворянами в Вестфалии. Правда, Винке мог преувеличить их доходы. Но как бы там ни было, приведенные им суммы весьма внушительны[46].

В Рейнской области положение дворян существенно различалось в разных районах. В северной части, в особенности в районе Клева, они гораздо больше были привязаны к своим поместьям, чем в более южных — Кобленце и Трире. Отчасти это различие проистекало из-за несходства систем землевладения, существовавших в разных районах до 1790-х годов, когда туда пришли французы. Отмена крепостной зависимости и феодальных повинностей почти никак не отразилась на дворянстве северных территорий Рейнской области, где земли чаще всего были свободны от ленной повинности или передавались во временное пользование на условиях коммерческого договора об аренде. В целом, однако, рейнское дворянство владело лишь шестью процентами земель, большая часть которых принадлежала двадцати семьям. Из них, вероятно, наиболее известными были: Залм-Дикки, Лое, Шпее, Хатцфелдты и Нессельрод-Эресговены. По подсчетам барона Штейна, главы этих двадцати семейств имели среднегодовой доход от 10 000 до 40 000 талеров (от 1500 до 6000 фунтов стерлингов)[47].

Картина резких местных различий и обособленности, характерная для Рейнской области и Вестфалии, распространяется и на другие регионы Германии. Ritterschaft[48], княжества Гессен-Кассель, подобно Stiftsadel Мюнстера, было узким, многовековым и исключительно аристократическим сообществом. В него не входили даже те немногочисленные Standesherren, которые вошли в Гессен-Кассель после 1806 года, равно как и большая группа местного «менее благородного» дворянства. Подавляющее большинство родов Ritterschaft могли проследить свою генеалогию до 1400 года, и многие из них являлись членами Гессенского собрания, ландтага, до 1530-х годов. Посвящение в Rilterschaft представителей новых родов было редкой и ревностно охраняемой привилегией, которой могла награждать лишь сама корпорация. Ritterschaft Гессена было беднее, чем Stiftsadel[49] Мюнстера. Ландграф принц Гессен-Кассельский, владел большей долей богатства в подвластных ему землях и предлагал дворянам менее доходные синекуры, чем епископ Мюнстера. Перечисляя ежегодный доход семи семейств Ritterschaft на рубеже веков, Грегори Педлов отмечает как наибольший из них доход Бутлар-Элбербергов, который между 1781 и 1805 годами в среднем составлял 5655 талеров (848 фунтов стерлингов). Правда, Бутлар-Элберберги не были самым состоятельным родом среди Ritterschaft; их доход от лесных угодьев стал с большой скоростью расти, начиная с 1810 г. Тем не менее, в отличие от Мюнстера, в Гессен-Касселе не существовало майората, и поэтому доходы от земельных владений делились между всеми взрослыми владельцами мужского пола, в результате чего каждый из членов Ritterschaft в целом был беднее, чем дворяне в Вестфалии[50].

Среди дворян Баварии также было мало состоятельных, однако важно различать аристократию старого Виттельсбаха от более богатых Standesherren и имперских рыцарей из Швабии и, особенно, Франконии, которые после распада Священной римской империи попали под власть баварского короля. В «Старой Баварии» (имеется в виду курфюршество) вместе с секуляризацией церковной собственности в период правления Монжела[51] у дворянства появилась возможность расширить свои владения. Наделе среди первоначальных покупателей секуляризованных земель дворян было всего тридцать один человек; тем не менее к этой малочисленной группе отошло 23 процента прежде принадлежащих церкви владений. Чтобы пользоваться наследственным правом заседать в верхней палате баварского ландтага в девятнадцатом веке, необходимо было inter alia[52] владеть майоратом стоимостью более 240 000 флоринов (24 820 фунтов). По данным Вальтера Демела, помимо тридцати трех наследственных членов верхней палаты, большинство которых были из Швабии и Франконии, этому требованию отвечало только незначительное число баварских дворян, при том, что годовой доход от поместья стоимостью в 240 000 флоринов превосходил 1000 фунтов стерлингов. Майоратами же, существенно превышавшими по стоимости 240 000 флоринов, разумеется, владели единицы. К тому же не всякое родовое поместье представляло собой майорат. У небольшого числа древних знатных родов Баварии — в частности у Торрингов — годовой доход был значительно выше 1000 фунтов. Тем не менее, в 1815 г. подавляющее большинство дворянства «Старой Баварии» было беднее гессенского Ritterschaft, не говоря уже о Stiftsadel Мюнстера[53].

Хотя доходы германских Standesherren существенно отличались друг от друга, в 1815 г. почти все князья и графы присоединенных (медиатизированных) государств испытывали финансовые трудности. С потерей независимости они лишились части прежних государственных доходов, к тому же им стало гораздо сложнее выжимать налоги и трудовые повинности из своих крестьян. Государства, успешно конфисковавшие доходы Standesherren, не проявили подобного же рвения в том, чтобы взять на себя их долги, часть которых была в свое время использована на государственные интересы. Со временем, спасением для Standesherren оказались большие суммы, которые, начиная с 1820-х до 1860-х годов стали поступать к ним в качестве возмещения за уничтоженные с отменой крепостного права крестьянские повинности. Кроме того, доходы Standesherren резко возросли в девятнадцатом веке, когда demesnes[54] и, прежде всего, лесные угодья, стали использовать коммерчески. Однако в переходный период, в его пик между 1806 и 1830 гг., графы и принцы медиатизированных земель оказались в весьма трудном положении.