Весна Византии - Дороти Даннет

― Джованни? ― обратился старик к сыну. ― Мне кажется, мы что-то слышали об этом Пагано Дориа.

Джованни де Медичи ласково улыбнулся.

― Разумеется, отец. Он заходил сегодня утром, чтобы навестить миланского посланника. Он также скоро собирается отплыть в Трапезунд.

Словно откуда-то издалека, до Николаса донесся голос старца:

― Вот оно что…

На несколько мгновений фламандец перестал замечать, что творится вокруг. Он подумал о Мариане и о том, что могло случиться в Брюгге, и внутренне похолодел. Всего пару минут назад горячая кровь текла в жилах, но теперь ее словно подернуло стылым ледком. Сделав над собой усилие, Николас очнулся и обнаружил, что Джованни еще не закончил говорить:

― Ну да, корабль мессера Дориа стоит на якоре в Порто Пизано. Он уже нанял команду и собирает груз на складах. Говорят, он намерен отплыть после Рождества. У него отличный парусник.

― Ясно, ― промолвил старик со вздохом. ― Вот она, человеческая природа! Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, фра Людовико. Вы видите, что человек, снабдивший вас сведениями, способными опорочить компанию Шаретти, действовал в собственных интересах. Разумеется, ваши подозрения могут быть вполне оправданы. Мы так и не смогли докопаться до истины в этой истории. Однако Пагано Дориа рассчитывал на то, что компания Шаретти с вашей помощью получит от нас решительный отказ, и тогда он сам станет флорентийским консулом при императоре Давиде.

― А такое возможно? ― поинтересовался Тоби.

― Вполне, ― подтвердил Николас.

― Отнюдь нет, ― возразил сын Козимо. ― Я уже сказал, что мессер Пагано отплывает в Трапезунд. Это правда, он собирается открыть там торговлю. Но он не может представлять Флоренцию, поскольку уже принял другое назначение. Отец, Дориа стал новым консулом Генуи на Черном море.

― Генуя! ― воскликнул Годскалк.

Николас замер в неподвижности, обдумывая все услышанное, а затем объявил вслух:

― Это не так страшно. Мы и раньше предполагали, что встретим сопротивление всем своим действиям как от генуэзцев, так и от венецианцев. Однако в Трапезунде всех объединит общая опасность. А до той поры просто придется удвоить осторожность. ― Он повернулся к Годскалку. ― Ты знал? Или просто догадывался?

― Догадывался, ― кивнул капеллан. ― Мы с Дориа познакомились в Пизе, и подозреваю, что это знакомство не было случайным. О Трапезунде он не сказал ни слова, но позже я навел справки. Фра Людовико, боюсь, вас использовали самым недостойным образом. Это многое меняет. Я надеюсь, монсеньор все же убедится, что компания Шаретти достойна доверия, хотя предлагаю вам срочно послать гонцов к кардиналу Бессариону, чтобы тот мог высказать свое суждение по поводу мастера Юлиуса.

Минорит попытался было возразить, однако старик вскинул руку.

― Нет. Суждение буду выносить я один.

В ожидании, Николас оглядывал собравшихся и размышлял над тем, сколь многого способен добиться умный человек. Наконец, Козимо де Медичи чуть привстал в кресле.

― Мое заключение таково. Компания Шаретти будет представлять Флоренцию, и мы подпишем все необходимые бумаги. Кроме того, я пошлю письмо кардиналу Никейскому. В случае отрицательного ответа Флоренция немедленно прекратит оказывать поддержку компании Шаретти. Император также будет поставлен в известность. Флорентийским купцам будет сказано, что они более не обязаны выполнять свои обязательства по заключенным сделкам. Если к тому времени вы успеете отплыть в Трапезунд, то, возможно, на месте обнаружите, что не способны окупить это путешествие. Таков ваш риск. Желаете ли вы принять его?

― Да, монсеньор, ― подтвердил Николас.

Старик долго и пристально взирал на него, затем обратился к монаху.

― Что скажете, фра Людовико?

Минорит успел слегка поостыть.

― В Генуе, как и везде, есть хорошие и плохие христиане, ― заявил он. ― Надеюсь, что я буду одним из первых, кого ваша милость известит об ответе кардинала. Разумеется, я принимаю решение монсеньора. Но золота я не дам, и не пошлю с вами никаких товаров. Все равно это будет напрасная потеря.

― Мы и не просили золота, ― поспешил заверить его Николас. ― Нам нужен только корабль. Можете наложить на него арест, если не получите денег. Или обратитесь к компании, если вас что-то не устроит.

― А как же груз? ― поинтересовался Козимо де Медичи. ― В этом монах прав.

― Я готов сам оплатить страховку вместо торговцев, ― заверил Николас. ― Надеюсь, что если все пройдет нормально, эти деньги к нам вернутся.

― Николас, это несправедливо, ― вмешался Юлиус. ― Мы не потянем таких расходов!

Из просто бледного он стал мертвецки-белым.

― И впрямь, это кажется несколько чрезмерным, ― поддержал мессер Козимо. ― В конце концов, перед нами не закоренелые преступники, фра Людовико. Мы ведем речь лишь о случайном юношеском проступке. ― Он повернулся к Николасу. ― Я сам оплачу страховку. Однако вы должны подписать все бумаги вместе с вашим стряпчим. Это меня вполне удовлетворит. Надеюсь, фра Людовико со мной согласится.

― Благодарю вас, монсеньор, ― поклонился Николас. Он в упор уставился на монаха, и тот, выждав пару мгновений, также склонил голову. Вид у него был по-прежнему возмущенный, но все же они пришли к соглашению.

― И вот еще что, ― произнес внезапно чей-то голос.

Ожидая самого худшего, Николас обернулся. Прямо перед ним стоял Джованни де Медичи.

― У меня к вам дело. ― Он протянул руку. ― Козимино совсем измучил мать и няньку, потому что эта штуковина опять запуталась. Какая-то игрушка… Игрушка, которая умеет ходить. Кто может привести ее в порядок?

Николас наморщил лоб.

― Могу попробовать, ― предложил он. ― Но, конечно, не бесплатно, а в обмен на некоторые деловые уступки.

Вместе с сыном мессера Козимо он склонился над деревянной поделкой, в то время как Юлиус, достав перо и чернильницу, подошел поговорить с секретарем. Руки его заметно дрожали, зато пальцы Николаса, уверенно сжимавшие фармук, оставались крепкими и теплыми, как у каменщика. Испытание было закончено. Теперь пришла пора готовиться к бою…

Глава пятая

На выходе из палаццо Медичи начали происходить странные вещи, едва лишь члены компании Шаретти вышли на улицу, угодив прямо под дождь. Перво-наперво Николас отправил домой двоих слуг, затем, не отвечая ни на один вопрос, пошел прямиком к набережной Арно, распахнул дверь склада, ― никто даже не знал, когда он успел его снять, ― и пригласил своих спутников войти внутрь. Он запер дверь и обернулся к ним лицом.

Юлиус, который никак не мог успокоиться, даже когда капеллан и Тоби давно замолкли, еще раз повторил:

―…слишком много на себя берешь, ― и внезапно осекся. Глаз у него слегка подергивался.

― Считаешь, ты не заслужил, чтобы тебя в лицо обозвали болваном? ― поинтересовался Николас. ― Во имя всеблагой Богоматери, почему ты не рассказал мне, что случилось в Болонье?

Последовало недолгое молчание.

― Ты же сказал, что все об этом знали, ― изумился Тоби. Когда он говорил таким тоном, Юлиус всегда знал, что можно ожидать неприятностей.

― Да откуда мне-то было знать? ― парировал Николас. ― Я был всего лишь подмастерьем. ― Выражение его лица также не предвещало ничего хорошего.

Изумленный, стряпчий уставился на него. С той поры, как пареньку исполнилось восемнадцать, они не переставали спорить и ссориться между собой. Разумеется, все изменилось, когда Клаас взял в жены демуазель де Шаретти, ― по крайней мере, на людях. Николас ведь теперь представлял компанию Шаретти; вряд ли ему можно было, как раньше, отвесить подзатыльник за непослушание.

Конечно, у него случались неплохие идеи, и тогда Юлиус приветствовал их вместе со всеми. Но, видит Бог, он отнюдь не был готов принять от этого юнца столь резкую отповедь перед посторонними.

― Ах ты, глупый мальчишка… ― начал он. Но отец Годскалк не дал ему договорить.

― Если ты ничего не знал, ― ровным тоном обратился он к Николасу, ― тогда твои слова прозвучали весьма убедительно. К примеру, насчет того, что Юлиус вернул деньги. Однако, если… м-м-м… если догадка Николаса не верна, и Юлиус не выплатил долг, то кардинал Бессарион разорит компанию Шаретти.

― Ну-ну, ― все тем же недобрым тоном проговорил Тоби.

― Конечно, я расплатился! ― возмутился Юлиус. ― Вы что, считаете меня вором? Думаете, мне было приятно стоять там и выкладывать всю эту историю? ― Он уже хотел было сказать: «Думаете мне хотелось каяться в своих грехах перед каким-то фламандским подмастерьем?..» Но этого вслух говорить он не стал, все и так было очевидно.

― Так ты что, вообще никому не сказал? ― поинтересовался Николас.

До сего момента чувство вины помогало взрывному нраву стряпчего держаться в рамках, но теперь и он не выдержал.