Разбойники в горах Атласа - Аззедин Бунемёр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полагая, что испытаниям ее пришел конец, бедняжка Оса, совсем измученная, вернулась к себе домой.
Наклонившись над кастрюлей, она увидела на самом дне своего мужа, превратившегося в уголек.
XIII
Хасан еще спал, свернувшись клубочком, когда женщина пришла его будить. Взглянув на него, она заметила его покрасневшие от слез щеки и пожалела, не тронула. Он проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Застыдившись, он пошел умыться к ручью, протекавшему прямо за домом. Когда он вернулся, женщина предложила ему разогретый кускус, оставшийся с вечера. Потом принесла ему блузу и жесткие башмаки.
— Ступай помойся как следует, переоденься и принеси свое грязное белье, — сказала она ему.
Во дворе все были заняты делом. Одни подметали, другие носили воду из родника. Нуара пекла лепешку. Хасан пошел вдоль ручья, спрятался за кустом, снял свою старую блузу и побрызгал на себя холодной водой. Сначала он весь съежился, но потом тело его привыкло. Он намылился с головы до ног. Вода здесь падала с уступа, и он встал под ее струю. Но не прошло и минуты, как ему пришлось выскочить, стуча зубами. Одевшись, он примерил башмаки, смочил их сверху немного водой, чтобы они стали помягче. Из кустов вылетел черный дрозд. Хасан спугнул его. Дрозд улетел. Вернувшись в дом, он увидел, что стадо уже здесь. Пастух, прислонясь к стене дома, ел ячменную лепешку, макая ее в оливковое масло. Заметив Хасана, он уставился на него и стал разглядывать с головы до ног. Аисса был здешний. Худой, тщедушный, с вытянутым лицом, он был старше Хасана на три года; его гладкую, без единого волоска голову прикрывала феска.
«Чего ему от меня надо? — рассердился Хасан. — Почему он так смотрит на меня?»
Он отдал свою блузу какой-то девушке, стиравшей белье в углу двора, возле водостока.
— Тебя мне только не хватало, — сердито сказала она.
Тут их позвал управляющий фермой. Аисса убрал свою миску и пошел, Хасан — следом за ним. На широкой площадке под деревьями он увидел занятых делом мужчин: одни чинили соху, седла, другие обрабатывали кожу. Они что-то обсуждали, смеясь. Хасан пересчитал их — всего девять. Управитель отличался от всех своей белой феской и большими усами. Оба мальчика сели рядом с ним. Остальные прервали работу и с любопытством смотрели на Хасана. Тот расслышал обрывки разговоров:
— … рыжий… убит… бандиты…
Он понял, что речь шла о его отце. Управляющий был человек энергичный. Голос у него был степенный, а лицо очень серьезное. Говорил он мало, но веско и притом решительно. Мальчикам он сказал:
— С сегодняшнего дня ты, Аисса, будешь пасти коров, быков и мулов, работу ты знаешь.
Потом обратился к Хасану:
— А тебя как зовут?
— Хасан.
— Хорошо, ты, Хасан, будешь пасти баранов и коз. Пойдешь вместе с Аиссой, он тебе покажет. Скотина вся должна быть на месте. Я не потерплю, чтобы она пропадала. Не потерплю, чтобы она забредала на чужие поля да и на наши тоже. Если кто-нибудь пожалуется, вам несдобровать. Ясно?
И он снова принялся за работу. Руки у него были большие, мозолистые. Он как раз заканчивал мастерить плуг. Ему осталось подточить его и приладить ручку.
Хасану не понравился Аисса. Одна мысль о том, что ему весь день придется провести с этим мальчиком, выводила его из себя. К тому же здешние крестьяне напомнили ему отца с матерью.
«Что-то она теперь делает? — думал Хасан о матери. — Все еще плачет? А кто вспашет нам землю? Брат, должно быть, сейчас дома».
Послышался призыв муэдзина к послеполуденной молитве. Аисса подтолкнул его локтем. Крестьяне поднялись и пошли делать омовение. А мальчики повели каждый свое стадо. Они пересекли деревню, следуя по дороге, окаймленной кактусами, навстречу им попалось несколько женщин, которые шли к роднику с кувшинами — одни несли их на голове, другие за спиной, — они принялись судачить о Хасане. Сразу за деревней начинались густые заросли леса. Вся деревенская скотина стекалась к одному и тому же месту. Пастухи сговорились между собой поближе познакомиться с Хасаном. Козы забрались в лес, стали карабкаться на дикие оливковые деревья. Быки едва тащились с ревом. Особо норовистый бык прошел, петляя, наперерез всем. А пастухи тем временем собрались у водоема под цератонией. Разглядев новенького, они стали задирать его, и дело кончилось всеобщей потасовкой. Дрались все, хватая друг друга за ноги, за полы одежды, царапаясь, кусаясь. Кто-то закричал:
— Не кусайся! Вот собака, чуть палец не откусил!
Вдруг послышался какой-то шум, заблеяли козы, бараны испуганно всполошились. Увидев шакала, набросившегося на свою добычу, ребятишки завопили во весь голос:
— Шакал, шакал! Давай сюда, ай, ай, шакал!
Шакал в панике бросился в чащу. Подойдя поближе, пастухи увидели, что у одной из овец Хасана перекушена шея и она едва дышит. Оба мальчика посмотрели друг на друга с укором. Каждый из них винил в случившемся другого. Аисса прирезал овцу, которая уже почти не шевелилась. У Хасана один глаз был подбит. С наступлением темноты они погнали стада домой. Хасан один загонял свое стадо, а потом убежал и спрятался в саду. Аисса взвалил овцу на осла. Вместе с управляющим они стали искать Хасана, громко кричали, звали его, и только когда зажгли два пучка соломы, увидели Хасана, прислонившегося к смоковнице. Он плакал от страха. Управляющий схватил мальчика за руку и тряхнул так, что у того кости затрещали.
— Чего ты прячешься? — спросил он. — Почему не идешь в дом? Я знаю, что ты не виноват.
Мальчик, успокоившись, покорно пошел за ним, повторяя:
— Я не виноват, дядя, я не виноват, клянусь тебе.
— Что было, то было, — сказал в ответ управляющий.
Лалла ждала их у порога. Она взяла Хасана за руку, погладила его по волосам, вытерла глаза.
— Я твоя тетя, — говорила она, — знай, что я твоя тетя.
И стала распутывать нити какой-то замысловатой родословной.
Потом, обняв его, взглянула на распухший глаз.
— Это пустяки, — сказала она. — Не играй больше с ними.
— Клянусь тебе, тетя, я не играл с ними. Они хотели побить меня, потому что я новенький.
Она повела его внутрь дома. На огне
