Роман с Пельменем - Евгения Чуприна

- Завтрак! Все идут на завтрак! Кто тут не ходячий?

- А сколько времени? - Спросонку Пельмень повел себя несколько простовато.

- Десять, милый... Даже начало одиннадцатого.

Нет, Евгений Пельменников не из таких, которые в больницах ходят на завтрак. Он из тех, которые просыпают обед и отсутствуют во время ужина. Старая санитарка это просекла и была крайне удивлена, когда он с трудом поднялся и пошкандыбал в коридор.

- Приятного аппетита, милый. Сегодня манная каша. А потом - на перевязку!

Пельмень поплелся к телефону, соображая, у кого на первом уроке может быть русская литература. Разумеется, трубку опять никто не взял, но, по крайней мере, уже не было частых гудков - этого идиотизма, чуждого его пассионарной натуре. Посидел покурил возле корпуса, положил глаз на молоденькую в белом халатике, действительно, весьма сексапильную брюнетку с чуть косящими зелеными глазами. Они покурили вместе, оказалось, что именно она и будет делать ему перевязку, но сегодня - после двух. Опять отправился звонить, странно, но дозвонился.

* * *

- Привет. Это я.

- Здравствуй, Женя! Я все знаю, мне вчера звонила Наташенька Раздобурдина. Ну как ты? Как нога?

- Ты вчера с голубцом своим виделась?

- Называй его лучше Джокером, а синонимы слова "гомосексуалист" принеси отдельным списком. Этим ты заложишь основы своей будущей курсовой по языкознанию.

- У Наташки щенок тоже Джокер.

- Колли, я надеюсь?

- Афган.

- Похоже.

- Так ты... это... собираешься меня навещать?

- Женечка, но ведь это опасно... Нас попалить могут. - Таня хихикнула, насмешив себя словом "попалить". Но собеседник не почувствовал стилистической шпильки. Правильно, "попалить", иначе ведь не скажешь. Приличные люди, которые употребляют нормативную лексику, просто не позволяют себя "попалить" или "застукать". У них просто все "схвачено". А учительницу, гулящий муж которой укусил ее малолетнего любовника, приличным человеком назвать уже нельзя. Так что нечего "выделываться".

- Все очень просто. Мама у меня на работе, да и ей нет никакого дела, кто ко мне приходит. А Наташка будет приходить уже после занятий, раньше она никак не может. Так что приезжай прямо сейчас.

- Хорошо. Может быть, тебе что-нибудь надо?

- Если тебе некуда деньги девать, лучше поймай машину.

Так она и поступила. Ровно через полчаса она озарила собой полупустую палату, где у стены спал похожий на Диогена пожилой крестьянин, и небритый Пельмень зачем-то благоухал "Кашарелем".

Запах лавра единовластно царил здесь, пропитав даже стариковы зловонные бинты и облагородив реалистическую смесь каши, лука и легкого сивушного перегара. Но вместе с Татьяной сюда проникли стойкие "Кензо", они подползли к "Кашарелю" и спросили: "Ты кто такой?", он не нашелся, что ответить и отступил в углы, будучи всего лишь дезодорантом.

Встретившись наконец, Татьяна и Евгений не нашли ничего лучшего, как начать целоваться, что они и делали до тех пор, пока не вошел на костылях абсолютно круглый потомок шекспировского Фальстафа. В связи с этим хочу поделиться смешным стишком Марциала:

Да, ты чреват, но в чреве плещет пиво,

А это, брат, не доблесть и не диво.

Вот был бы ты от женщины чреват,

Героем большим стал бы во сто крат.

Фальстаф, производя очень много шума, возлег, водрузил костыли у себя в ногах, достал радиоприемник и принялся извлекать из него смесь рэпа с рейвом, перемежающуюся отрывками оперных арий. Пельмень попытался ничего не заметить, но Таня возмущенно отпрянула, сбросила шкодливую руку и села у него в ногах красить губы.

- Целуйтесь, целуйтесь, не обращайте внимания.

Спящий Диоген, заслышав душераздирающие звуки радио, явил свой лик и устроился полулежать, подперев рукой грязную голову.

- Шо слышно? - Спросил он у Фальстафа. Не получив ответа, кроме мычания, и не обнаружив на тумбочке телевизора, он уставился на Татьяну.

- О, ця дивчына у нас у автобуси высыть у купальнику. Уся стара та жовта-жовта. Та мабуть вона, якщо не оця... як там, Барбара Брыльска.

Привыкшая ко всему уже Татьяна молча продолжала красить губы. Диоген неторопливо спустил трудовые ноги с кровати и погрузил их в тапочки а ля "кизяк".

- Орэл. - Сказал он про Пельменя. - Тут до нього багато прыходыло. Може, уси з конкурсу, га? Ота маленька руденька, така смишна, як кукла.

- Ну, мне пора, - Таня взглянула на часы, спрятала пудреницу и встала. - А то еще столкнусь с кем-нибудь.

- Да я не про тебе, сиди ... - Попытался возразить Диоген, которому хотелось культурного общения.

- Я провожу. - Пельмень тоже приподнялся.

- Не надо.

- Нет, я провожу. - И он поковылял за ней. Они добрались до укромной скамейки во дворе и там опять целовались, пока не обнаружили, что уже начало четвертого. Слегка поохали, потом поспешно попрощались, боясь опять втянуться в болото ласк, Таня перелезла через забор и порвала колготки, Пельмень с похотливыми глазами и перебинтованным коленом двинулся в корпус, идти ему было очень трудно. На лестнице его перехватила озабоченная Наташа (она собралась было уходить) и сообщила, что его разыскивает врач, чтобы сделать перевязку. На вопрос, где шлялся, он ответил, что курил во дворе.

- А что тут еще делать? Хоть бы кто книжку принес.

А возле ворот больницы стоял в это время "Рено" цвета мокрого асфальта. В нем сидел томный, надувшийся Джокер. Он ждал своего часа. Сзади на сидениях плоско развалился продолговатый щенок с обезьяньим хвостом, тоже Джокер, и вонял псиной. На лобовом стекле машины, на красном шнурке, прикрепленном к присоске, висела небольшая табличка. На ней стандартным готическим шрифтом было начертано:

МОЛИТВА СВЯТОГО ФРАНЦИСКА.

Господи, удостой меня быть орудием мира Твоего!

Чтобы я любил, где ненавидят,

Прощал, где обижают,

Вносил истину туда, где заблуждаются,

Веру, где осмневаются,

Надежду, где отчаиваются,

Радость, где горюют,

Свет - во тьму.

Господи, удостой!

Утешать, а не ждать утешения,

Понимать, а не ждать понимания,

Любить, а не ждать любви.

Ибо тот, кто дает, тот получает,

Кто забывает себя, тот обретает,

Кто прощает, тому простится,

Кто умирает, тот проснется

К жизни вечной.

Аминь.

Глава 9. БУЛЬДОГИ ПОД КОВРОМ

В последнее время Таня стала замечать за Наташей Раздобурдиной какое-то болезненное внимание к своей персоне. Ей стало казаться, что Наташа хочет что-то спросить, но не решается или не надеется на честный ответ. Это началось, по ее наблюдениям, именно 23 сентября, еще до посещения Таней больницы, еще на первой паре в 11-А. Может быть, она что-то заподозрила?

Разумеется, Евгений поступил неосмотрительно, поручив своей невесте позвонить своей любовнице. Взрослые мальчики так не поступают. И хоть это ему же первому было невыгодно, Таня не могла прогнать ощущение, что ее специально стравили с соперницей, например, из любви к приключениям. Впрочем, как говорил д"Артаньян, болезнь ослабляет умственные способности. Тане казалось, что она довольно ловко дала понять, чем вызвана лишняя забота со стороны Евгения, который, только восстав из обморока, ослабевшими губами прошелестел склонившейся над ним любимой девушке: "Позвони по такому-то телефону Татьяне Дмитриевне". Хорошо, если у него хватило ума не выдать номер по памяти. Хотя в принципе, он мог беспокоиться, если ему угрожала плохая оценка...

В отсутствие Пельменя, Наташа сидела с Леночкой Самойловой, девочкой, на взгляд бывшей манекенщицы, гораздо более опасной в качестве конкурентки и уж точно более пригодной на роль первой красавицы, как по внешним данным, так и по велению натуры. Эта Леночка, видимо, взялась быть наставницей Наташи в амурных похождениях, поэтому она была, судя по всему, в курсе происходящего. Они шептались на уроках безостановочно, на переменках - тоже. И взоры их не сходили с учительницы, как будто они ее обсуждали. Это продолжалось, пока однажды Леночка Самойлова не подошла на переменке к Татьяне и не спросила весьма елейно:

- Татьяна Дмитриевна, мы все очень интересуемся, откуда у вас такая красивая фамилия. Может быть, вы родственница того самого Вяземского?

Ага, она, должно быть, хочет знать, девичья ли это фамилия и сделать вывод, опасна ли Татьяна Дмитриевна для Пельменя. Хорошо, мы ее успокоим.

- Нет, но мой муж - да. Если хотите, я могу принести пару вещей, принадлежавших роду Вяземских еще в девятнадцатом веке. Правда, Егор их не получил по наследству, а где-то приобрел за большие деньги.

- Ах, как это интересно! У вас, наверное, сохранились семейные предания...

- Да, мой муж любит рассказывать, но это не всегда совпадает с документами... и вообще у него своеобразное чувство юмора.

- Может быть, его можно попросить прийти на урок?

Еще чего не хватало! Вести Джокера к этим размалеванным девицам! Он им много чего расскажет. Он их научит...