Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Советская классическая проза » Вечер первого снега - Ольга Гуссаковская

Вечер первого снега - Ольга Гуссаковская

Читать онлайн Вечер первого снега - Ольга Гуссаковская

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 32
Перейти на страницу:

Станки работают в русле древней реки. Думаю, что в прежние времена долина выглядела лучше. Сейчас это огромная мшара, заросшая ерником и больными лиственницами. Они, как старые сплетницы, наклонились друг к другу и шепчутся о чем-то. Очень трудно представить, что где-то там, в глубине, под шубой торфов, спрятано золото. Но оно там. И именно поэтому день и ночь сосут землю стальные комары.

Нет ничего хуже роли постороннего наблюдателя, поэтому я помогаю Любке. Уж очень хочется доказать, что не так я «тиха на руку», как она думает!

Таскаю бачки с породой. Липкая земляная кашица залила шаровары. Ничего. Если нужно, ношу воду и незаметно присматриваюсь к тому, что делает Любка. Очень или не очень трудно работать промывальщицей?

Наверное, очень трудно. Вижу, как напряженно сильные руки Любки держат тяжелый лоток. Пальцы покраснели от грязной тепловатой воды. Но зато, если очередная проба принесет золото, первой его увидит Любка. Первой. А это замечательно — видеть, делать, быть первой. Никогда мне не принадлежало это место!

Любка взяла у меня из рук тяжелый бачок:

— Намаялась, поди, с непривычки? Теперь видишь, каков он, наш хлеб? Не булками с неба валится.

— Да нет, я не устала, больше от неуменья.

Любка усмехнулась:

— Зато Кряжев умеет. Видала, что вытворяет? Я же по породе вижу, что скважина не добурена, а он на новое место собирается.

Действительно, одному из комаров надоело сидеть на месте. Он рывком высвободил хоботок-снаряд и пополз, покачиваясь, к следующей вехе. Широкие гусеницы пропахали глубокую борозду, пряно запахло ломаным багульником.

— Знает, старый черт, что впереди настоящие глубины пойдут, туда и рвется, — говорила Любка. — Здесь-то все одно: метром больше, меньше — деньгу не ухватишь. Толька, тот не уйдет и будет, как гусь в луже, сидеть, а денежки старичок огребет. Да с Костькой и с Левкой поделится. Одному за то, что не видел, другому за то, что скважины до времени закрывал. Так и идет. Да мне-то что? Я свое не от них получу. Девчонку вот жалко — не привыкла она в подлости вариться, ну и мучается зря.

— А иначе нельзя?

— Иначе — это надо совсем другую оплату труда ввести и все нутро человечье в каждом расшевелить, да кто этим заниматься будет? Плохо, коммунистов у нас тут нет, комсомольцев трое, да и у тех организация на базе.

А ты знаешь, я ведь зря тогда тебе сказала, что ты на руку тиха. Ты девка ничего, правильная. Робкая только очень, — неожиданно закончила Любка. Я совсем перестала чувствовать тяжесть бачка.

— Эй, девки, «повеселимся»? Чифирок есть… Все равно больше своей смены не наработаете.

Костя уже успел ополоснуть руки и хлопочет у костра. Смена кончилась. Сейчас надо только дождаться пересмены, и можно идти домой по верткому кочкарнику. До домиков километра три — они никогда не успевают за станками. Хорошо еще, если дорога идет не по болоту.

Дымный костерок разгоняет комаров, над ним коптится кособокая жестянка с дочерна заваренным чифиром. Пойло убийственное, но к нему здесь все привыкли.

Лева потряс гремучим пакетом.

— Кому свежее песчано-глинистое печенье «Василек»?

— Этим печеньем твоя Одесса от немцев отстреливалась! — съязвил Костя.

Носатое смуглое лицо Левы мгновенно стало серьезным.

— С твоей башкой и снарядами не отобьешься, а Одессу ты не тронь. Не видал — не гавкай…

— Будя! Чего лаетесь? — проворчал Кряжев.

Сам он принес откуда-То чистую тряпицу с хлебом и салом. Разостлал на земле, аккуратно разрезал хлеб на три части, каждую покрыл тончайшим сквозным ломтиком сала. Одна такая пластинка упала на землю. Старик подцепил ее корявыми пальцами, подул и снова положил на хлеб. Оставшееся сало завернул и спрятал.

— Дал бы сальца малость, а? — попросила Любка.

— Заработай на свое, — буркнул мастер и словно ненароком подальше отодвинул свой узелок.

— Ох, и жаден же ты, дед, аж почернел от жадности! — без обиды заметила Любка.

Федор Маркович сверкнул на нее желтоватыми ястребиными глазами:

— Не жаден — бережлив! А ты словами не кидайся без понятия. Ишь, чем упрекнула — куска не дал. Свой, чай, у тебя есть. Вот батя мой, царство ему небесное, тот, неча греха таить, жаден был. На том и смерть принял.

Он, слышь, по плотницкому делу у нас ходил на заработки, — повернулся Кряжев ко мне. — Ну и насобирал как-то цельный ящик гвоздей — в хозяйстве-то гвоздь во как нужен. Ладно.

А до деревни нашей от города верст пять, да все лесом, да через буераки. А ящик не в подъем тяжелый.

Встретился бате парень один наш, с подводой порожняком. «Давай, — говорит, — подброшу». Однако пятак с него на водку запросил. Видит же, человек с заработков идет, знамо, при деньгах. Ладно.

А бате моему пятак-то этот дороже сына родного. «Сам — говорит, — дойду». И пошел.

Версты одной не дошел. Напоследок-то полз по дороге… Ну, а ящика своего не бросил, так с ним и помер.

Вот это жадность, — снова скосил глаза на Любку. — А ты — мне! Да кабы я еще для себя что берег — сыну ведь все. Один он у меня наследник…

И мне:

— В Москве он у меня учится. Студент. Большим начальником будет.

— Ну, до начальника-то он еще и в рядовых набегается. Институтов для начальства нету, — сейчас же вмешался Лева. Этот вопрос чем-то явно задел его.

— А ты молчи, шило едучее, — обрезал старик, — сам бы, поди, хотел, да кишка тонка.

Яша как тогда дорогой, осторожно коснулся моего плеча.

— Вы кушайте! Я тут кипяточку согрел. Не могу, знаете, отраву эту пить, да и вам не советую. Вредно. А их ведь не переслушаешь. Как начнут спорить, вы себе не представляете, что это такое!

Он покачал головой, чуть приподнял плечи. А сам уже разлил по кружкам чай, подвинул ко мне баночку с вареньем…

Костя налил с полкружки черного, как деготь, чифира, прищурился победно.

— За тебя, Любочка!

Она отмахнулась досадливо:

— А ну тебя! Скоро и… за мое здоровье будешь!

Костя выплеснул чифир в костер.

В лица ударило дымом. Кряжев выругался вполголоса, а Яша опустил голову, пряча усмешку.

Эх, Женька, Женька, умела бы ты так! Сейчас, наверное, колдуешь у зеркальца, собираясь на смену, а он ведь и не заметит, сколько труда ты потратила на то, чтобы причесать курчавые, непокорные волосы. Будет думать об одном — как бы расквитаться с Любкой. Интересно, а о ком думает она? Есть же и у нее свое тайное, бабье, чего не доверишь никому?

У дальней кромки леса показалась группа людей. Идет смена. Впереди всех — ломкая фигурка Жени. Торопится. К кому? Наверное, не к Леве…

Костя поднялся лениво.

— А что, ребята, я, пожалуй, к озеру схожу. Там, говорят, уток видели. — Поднял спрятанное между кочек ружье и зашагал совсем в другую сторону.

Женя споткнулась о кочку и долго не поднимала головы, завязывая непослушные шнурки на ботинках.

Яша подошел ко мне:

— А вы заходите до нас. Ганнуся будет рада.

Я обещала прийти сегодня же вечером. Мне очень симпатичен этот человек.

До чего же все-таки я устала! Любка давно ушла вперед, ей хоть бы что. Лева на ходу рвет голубику и горстями кидает в рот. Кряжев шагает, не разбирая дороги, косолапо и уверенно, как медведь. А я больше всего хотела бы лечь сейчас где-нибудь между кочек в мокрую пушицу и не двигаться. Но нельзя. Надо идти. И кто только понатыкал здесь эти кочки!

5

У дома всегда лицо хозяина. Даже если этот дом — одна койка и угол стола у слепого окошка.

Во всем, что окружает Яшу, есть какая-то застенчивая поэзия. Букет кипрея в синей стеклянной вазочке и веточка лиственницы с пахучими багряными шишками у изголовья постели.

Полотенце с кружевной каймой, желтые и розовые мальвы на коврике. Большего и не сделать — дом невелик. Да его еще притиснуло к самой стенке изобильное добро Кряжевых.

Ганнуся улыбается мне своей медленной внутренней улыбкой. Эта улыбка, как дорогой гость, приходит издалека, но зато всегда несет радость.

— Вы садитесь… Чайку с нами попейте.

Чай — обязательное условие местного гостеприимства.

— Варенье я сама варила, а смородину Яша принес. Он у меня хозяйственный.

Сразу ясно: «хозяйственный» — это на публику, привычка оценивать все кряжевскими глазами. Вовсе не это важно маленькой Ганнусе.

Яша смущенно роется в столе, роняет какие-то бумажки, письма. На пол падает фотография.

Странное место: не то овраг, не то канава, сбоку перевернутая телега и перебитая метелка конского щавеля. В небе стая черных птиц…

— Яша, вы фотографию потеряли.

Никогда не видела у Яши таких глаз! Словно я выстрелила ему в лицо.

— Дайте!

Сказал почти шепотом, быстро оглянулся на Ганнусю: видит ли?

Увидела. Лицо погасло.

Яша задумался на минуту, что-то взвесил:

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 32
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Вечер первого снега - Ольга Гуссаковская торрент бесплатно.
Комментарии