Братья - Генри Хаггард

Старик задумался. Братья вздрогнули, им показалось, что ему хочется отказать им.

Наконец сэр Эндрью снова поднял голову:

– Нет, пусть будет, как желает Господь, держащий грядущее в Своих руках. Племянники, вы хорошие, верные рыцари, и каждый из вас может прекрасно охранять ее, – а ей нужна охрана; вы – сыновья моего единственного брата, которому я обещал заботиться о вас. Главное же, я люблю вас обоих одинаково сильно, а потому пусть будет по-вашему: идите, попытайтесь получить счастье из рук моей дочери Розамунды, как вы согласились сделать это. Пусть первый идет Годвин, потом ты, Вульф. Нет, не благодарите меня. Идите же скорее. Мои часы сочтены, и я хочу узнать, как она решит эту задачу.

Братья поклонились и вышли из солара. В дверях Холла Вульф остановился:

– Розамунда в церкви. Иди за ней и… О, я хотел бы пожелать тебе счастья, но прости, Годвин, не могу… Боюсь, что край тени земной любви, о которой ты говорил, уже касается моего сердца, леденит его.

– Тени нет, – возразил Годвин, – повсюду свет – и теперь, и в будущем, как мы поклялись в том.

Было три часа пополудни; снежные облака затемняли последний серый свет декабрьского дня, когда Годвин, желая удлинить путь, шел через луг к стипльской церкви. В ее дверях он встретил двух служанок, которые вышли на паперть со щетками в руках, неся корзину, полную остатков еды и всякого сора. Молодой человек спросил у них, в церкви ли еще леди Розамунда, и они ответили с поклоном:

– Да, сэр Годвин, леди Розамунда приказала нам попросить вас прийти за ней и, когда она окончит молиться перед алтарем, проводить ее в Холл.

«Кто знает, – подумал Годвин, – провожу ли я ее от алтаря в Холл или останусь один в церкви?»

И все-таки ему показалось хорошим признаком, что Розамунда попросила его прийти, хотя другие, может быть, придали бы другое значение этой просьбе.

Годвин вошел в церковь, он осторожно ступал по тростнику, которым был устлан пол средней церковной части, и при свете неугасимой лампады увидел Розамунду; она стояла перед небольшой ракой, ее грациозная головка склонилась на руки, и она горячо молилась. «О чем? – подумал он. – О чем?»

Она не слышала ничего, и, подойдя к алтарю, д'Арси остановился в нетерпеливом ожидании. Наконец Розамунда глубоко вздохнула, поднялась с колен и повернулась к нему; при свете лампады он увидел на ее лице следы слез. Может быть, и она говорила с приором Джоном, который был также и ее духовником. Кто знает! По крайней мере, взглянув на Годвина, как статуя стоявшего перед ней, она вздрогнула, и с ее губ сорвались слова:

– О, как скоро! – Но, овладев собой, она прибавила: – Как скоро вы пришли по моей просьбе, кузен.

– Я встретил служанок у дверей, – сказал он.

– Как хорошо, что вы пришли, – продолжала Розамунда. – Но, право, после того дня на молу мне страшно пройти хотя бы расстояние полета стрелы с одними женщинами, с вами же я чувствую себя в безопасности.

– Со мной или с Вульфом?

– Да, и с Вульфом, – повторила она, – конечно, когда он не говорит о войнах или приключениях в далеких странах.

Они подошли к порталу церкви и увидели, что на землю падают большие хлопья снега.

– Останемся на минуту здесь, – предложил Годвин. – Это только проходящее облако.

Они остановились в полутьме, и некоторое время никто из них не говорил; наконец Годвин произнес:

– Розамунда, двоюродная моя сестра и леди, я пришел, чтобы задать вам один вопрос, но прежде (почему я говорю это, вы поймете потом) я обязан попросить вас ответить мне на него не раньше чем через сутки.

– Это легко обещать, Годвин. Но что это за удивительный вопрос, на который нельзя ответить?

– Вопрос короток и прост. Согласитесь ли вы быть моей женой, Розамунда?

Она отшатнулась к стене портала.

– Мой отец…

– Розамунда, я говорю с его позволения.

– Могу ли я ответить, раз вы сами запретили мне говорить.

– Только до завтрашнего дня. Тем не менее прошу вас выслушать меня, Розамунда. Я ваш двоюродный брат, и мы росли вместе: ведь за исключением того времени, когда я был на войне в Шотландии, мы никогда не расставались. Поэтому мы хорошо знаем друг друга, так хорошо, как обычно не знают друг друга люди, не соединенные браком. Поэтому также для вас не тайна, что я всегда любил вас, сначала как брат любит сестру, теперь же как жених любит невесту.

– Нет, Годвин, я этого не знала, напротив, я всегда думала, что ваше сердце совсем в другом месте.

– В другом месте? Какая же дама…

– Нет, я думала, что оно приковано не к даме, а к вашим мечтам.

– Мечтам? Мечтам о чем?

– Я не знаю этого. Может быть, о том, что не связано с землей, о том, что выше бедной девушки.

– До известной степени вы правы, кузина, потому что я не только люблю земную девушку, но и ее дух. Да, вы моя мечта, поистине мечта, символ всего благородного, высокого, чистого. В вас и через вас, Розамунда, я поклоняюсь Небу, которое надеюсь разделить с вами.

– Мечта? Символ? Небеса? Разве такими блестящими одеждами можно украшать образ женщины? Право, когда обнаружится действительность, вы увидите, что мое лицо только череп в украшенной камнями маске, и возненавидите меня за обман, хотя не я обманула вас, а вы сами, Годвин. Только ангел может явиться в том образе, который рисует ваше воображение. – Ваше лицо станет ликом ангела.

– Ангела? Почем вы знаете? Я наполовину восточного происхождения, и по временам во мне клокочет кровь. Мне тоже являются видения. Кажется, я люблю власть, прелести и восторги жизни, жизни, не похожей на нашу. Уверены ли вы, Годвин, что мое бедное лицо сделается ангельским ликом?

– Я хотел быть уверенным в чем-нибудь. Во всяком случае, я хотел бы подвергнуть себя и вас такому испытанию.

– Подумайте о вашей душе, Годвин. Она может поблекнуть. Этой опасности вы не решитесь подвергнуть себя ради меня, правда?

Он задумался, потом ответил:

– Нет, ваша душа – часть моей, и поэтому я не хотел бы подвергнуться опасности, Розамунда.

– Мне мил этот ответ, – сказала она. – Да, милее всего, что вы говорили раньше, потому что в нем звучала правда. Вы вполне честный рыцарь, и я горжусь, очень горжусь вашей любовью, хотя, может быть, было бы лучше, если бы вы не полюбили меня.

И она слегка преклонила перед ним колено.

– Что бы ни случилось, перед лицом жизни или смерти, эти слова будут для меня счастьем, Розамунда.

Она порывисто схватила его за руку.

– Ах, что случится! Мне кажется, грядут великие события для вас и для меня. Вспомните, в моих жилах наполовину восточная кровь, а мы, дети Востока, чувствуем тень будущего раньше, чем оно налагает на нас свою руку и делается настоящим. Я боюсь того, что наступит, Годвин, повторяю, боюсь.