Врата судьбы - Рафаэль Сабатини

Капитан заметил, что его пристальный взгляд смутил девушку, и вежливо осведомился у леди Кинастон о сэре Джоне. Она привела длинный перечень истинных и мнимых болезней сэра Джона, из чего, по-видимому, следовало, что ее муж в добром здравии и с удовольствием предвкушает прибытие гостя.

— Уже поздно, мама, — заметила темноволосая девушка, — а капитан Гейнор, конечно, торопится.

— Если путешествие приятно, пусть оно никогда не кончается, — куртуазно ответил капитан.

— Ах, вот как! — Светловолосая Дамарис рассмеялась, — И все же, мама, вы задерживаете капитана.

Вспомнив, что леди Кинастон воспитывает Дамарис как родную дочь, капитан Гейнор решил, что подобное обращение естественно и уважительно.

Тем временем леди Кинастон, несколько язвительно отозвавшись о нынешних нравах и об отсутствии уважения к старшим у молодого поколения, все же вняла советам дочери и племянницы и милостиво позволила капитану проводить ее к карете.

Он последовал за ней и сел рядом. Подножку подняли, дверь затворили, и карета, раскачиваясь, покатила по дороге. Та девушка, что звалась, как полагал капитан, Дамарис, попросила его подробнее рассказать о приключении. Он охотно согласился, но, повествуя о нем, обращался главным образом к леди Кинастон и ее дочери, полагая, что следует поступать именно так. После того, что Произошло между ним и Понсфортом, ему приходилось проявлять величайшую осмотрительность: ведь его могли заподозрить в попытке завоевать симпатию мисс Холлинстоун, обрученной с другим. Она была ставкой в игре, в которую он вступил и которую проиграл. Между ними — невидимая стена, теперь мисс Холлинстоун в большей степени, чем раньше, принадлежит другому, и он уподобится вору, если рискнет ее украсть.

Закончив рассказ, он откинулся на спинку сиденья. Дамы продолжали болтать о разбойниках, об опасности, подстерегающей путников, хвалили его находчивость: мало кто, находясь в столь невыгодном положении, сумел бы победить противника.

Но мысли капитана были далеко. Красивое личико и губки совершенной, как розовый бутон, формы помогли Гейнору, прекрасному психологу, понять характер мисс Холлинстоун. Если в какой-то период своей жизни человек неизбежно задумывается о женитьбе, ему надо жениться на той, что готова не только брать, но и отдавать, думал капитан. А эта Дамарис, видно, из тех, кому нечего отдавать. У нее нет ничего своего, индивидуального. Капитан всегда распознавал по внешним чертам суть человека. Несомненная красота девушки ничуть не тронула его — напротив, вызвала неприятное чувство. На первый взгляд ее красота показалась ему фальшивой, но вскоре капитан понял, что судит чересчур прямолинейно: фальшь предполагает, по крайней мере, какую-то активность, а эта девушка совершенно безжизненна. Она похожа на камелию — то же грациозное совершенство формы, но никакого аромата. Такой цветок вянет от прикосновения.

Эти поспешные выводы, первым результатом которых стала легкая неприязнь, которую отныне вызывала у него светловолосая девушка, естественно заставили его задуматься, как бы он повел себя, окажись он тогда в выигрыше. Потребовал бы он у Понсфорта выполнения условий? Гейнор вспомнил о своем повелителе, терпеливо ждущем решения своей участи в Риме. Король, можно сказать, живет на пожертвования. И капитан признался себе, что, пожалуй, он не отказался бы от богатой наследницы: ради короля он был готов на любые жертвы. Но теперь капитан радовался, что карты не заставили его принести Именно эту жертву. Он испытал облегчение: оказавшись в проигрыше, он вполне мог примириться с ним и легко выполнить условия пари.

Итак, ему не придется совершать насилия над собой. Капитан подумал, что и в будущем не должен допускать ничего подобного. Теперь ему было ясно, какую линию поведения следует избрать во время пребывания в Монастырской ограде. Почти все время он продолжал обращаться к леди Кинастон и ее дочери. Невольно он сравнивал ее с мисс Холлинстоун, и сравнение было явно не в пользу последней: бледное задумчивое лицо, карие глаза с поволокой, нежный и грустный взгляд, выразительный рот, благородный лоб... Он поймал себя на мысли: если бы она оказалась Дамарис, ему пришлось бы страдать.

В наступающих сумерках карета прогромыхала по мосту. Река шумным водопадом спадала вниз — впереди темнела запруда. Вскоре изрезанную колеями дорогу сменила булыжная мостовая, по обе стороны которой неясно вырисовывались дома. Они въехали в город Чертси.

Капитан попросил подвезти его к гостинице «Голова великана», где его ждал слуга с багажом. Карета остановилась у гостиницы и простояла там минут пять. Пять минут оказались судьбоносными, как и весь этот день. Они волею судьбы завершили то, что начал ее посредник — разбойник с большой дороги.

Золотоволосая красавица сидела в углу кареты насупившись, недовольно опустив уголки прелестных губ. Если и был у нее в жизни интерес, возбуждавший каждый нерв, каждую клеточку ее существа, то это был успех у мужчин. Главным в натуре этой девушки было желание нравиться сильному полу, и если это ей не удавалось, она злилась. Ущемленное самолюбие наполняло ее душу горечью. Она привыкла к тому, что кузина пользовалась большим успехом, но не желала с этим смириться, объясняя чужой успех причинами, вовсе не умалявшими ее собственного очарования. Но никогда еще она не терпела такого сокрушительного фиаско, как сегодня, никогда еще не встречала мужчины, настолько поглощенного скромницей-кузиной, как этот капитан Гейнор. Никогда еще к ней не относились со столь полным, казалось, даже нарочитым невниманием.

Щеки у Эвелин горели, губы подрагивали, как у наказанного ребенка. Чувствуя себя глубоко несчастной, она молча сидела в своем углу. Дважды она обращалась к капитану, и он едва снисходил до ответа: его занимала только кузина. Эвелин поклялась себе, что больше не потерпит такого отношения. Невыносимый мужлан! И когда капитан отправился в гостиницу, она дала волю своему гневу, излив его не бурно, а с холодным, уязвляющим душу презрением — она умело пользовалось этим приемом.

— Ох-хо-хо! — Эвелин вздохнула. — Как я благодарна судьбе, что привлекаю кавалеров сама, что к этому не причастен мешок с деньгами!

Теперь читателю ясно, какую ошибку совершил капитан Гейнор, приняв дочь за племянницу. Ошибка объяснялась тем обстоятельством, что обе девушки называли леди Кинастон мамой.

Тень пробежала по призрачно-бледному лицу Дамарис.

— Какая ты недобрая, Эвелин! — укорила она кузину. — Неужто тебе не надоело подпускать шпильки? Да, я понимаю: за мной ухаживают, меня добиваются из-за наследства. Тебе ведь давно это ясно, — в голосе Дамарис прозвучала нотка горечи: признание причинило ей боль. — Ты считаешь мое положение завидным, коли постоянно напоминаешь мне о нем?