Спекулянтъ - Валерий Самохин

Сменщик, заступивший утром вместо г-жи Лисовской, не читал любовных романов. Ему больше нравились детективные истории...

*** Петербург. 11 апреля. 1897 год. Невский проспект. Штаб-квартира Первого Купеческого банка.

Купец первой гильдии Севостьянов, дородный широкоплечий мужчина с кривым носом и багровым лицом, привычно крикнул в открытую дверь кабинета:

- Тихон! Водки мне принеси! И поживей!

Основной акционер и, по совместительству, управляющий Первого Купеческого банка находился в радостном предвкушении. Нежданная радость настойчиво требовала горячительного воздействия.

- Нет его, Пал Трофимыч! - донесся из приемной ломкий юношеский голос. - Опять у гимназисток пропадает.

Родной племянник купца, принятый на должность секретаря по настойчивой просьбе сестры, никогда не упускал возможности напакостить первому помощнику управляющего.

- Выгоню, ко всем чертям! - разозлился Севостьянов. - И тебя вместе с ним!

В дверях возникла худая нескладная фигура, обиженным голосом заявившая:

- А меня-то за что? Я свою службу справно несу.

- Где водка? Тьфу, ты, совсем мне голову задурили! Отчеты где?

Племянник ответил невозмутимым тоном:

- На столе у вас лежат, где же им еще быть?

Немного поостыв, купец миролюбиво продолжил:

- Штофчик мне принеси. И поснедать прихвати. Вот еще что. Подготовь передачу векселя Петербургскому Коммерческому банку.

Неудачи последних месяцев остались позади. Громадный кассовый разрыв в десять миллионов рублей был застрахован надежным, пятимиллионным векселем торгового дома "Черников и сын". Теперь слухи о плачевном состоянии банка утихнут моментально.

В письме торгового дома был вежливый отказ от подписки, но, в свою очередь, был предложен заем на очень даже приличных условиях. Проверенный агент донес, что г-н Черников ищет надежных вложений, а не рискованных операций. Тем более, что из-за затишья на хлебном рынке, у него высвободился значительный капитал...

Секретарь бесшумно вошел в кабинет, неся в руках поднос с графинчиком, обложенным льдом и закуской.

- Ух, хорошо пошла! - блаженно зажмурился Севостьянов, опрокинув вместительную чарку. - Чего глаза вылупил? Иди работай!

Племянник, недовольно шмыгнув носом, прикрыл за собой дверь.

Через три дня пройдут первые размещения акций нового акционерного общества

" Ариадна". Бумажно-прядильная фабрика на 115000 веретен, купленная за пятьсот тридцать семь тысяч рублей, должна была, по примерным расчетам, принести чистой прибыли не менее миллиона. Бумагомараки получили первый гонорар, и скоро последует завершающий аккорд...

- Выгоню мерзавца! - вслух произнес купец, наливая вторую чарку. - Время обеденное, а он до сих пор не на службе...

*** Петербург. 10 апреля. 1897 год. Большая Морская улица. Частная квартира.

- Имя, фамилия, сословие? Место работы?

Допрос вел высокий, одетый в цивильное жандарм. Жесткие, злые глаза вонзались в душу подпольщика, выворачивая нутро липким, противным страхом.

- Когда впервые начал подрывную деятельность?

Молодой полицейский, с черными, непослушными вихрами, зловеще поигрывал дубинкой, постукивая себя по ладони. Казалось, еще миг, и орудие опустится на беззащитную голову несчастного революционера.

- На каком основании вы произвели арест? - с трудом задали вопрос непослушные губы. В ответ, в нос уткнулась пачка листовок, пахнущая свежей типографской краской...

Еще никогда Тихону Мартынову не было так страшно. До сегодняшнего дня жизнь мерно катила по наезженной колее. Денежная служба в банке, модные салоны, ресторации и веселые девицы. Что нужно еще для счастья молодому человеку?

Полгода назад Тихону захотелось острых ощущений. Случай не заставил себя долго ждать - давний студенческий приятель пригласил на собрание подпольной ячейки. С громким названием: "Молодые патриоты России". Леденящие рассказы о зверствах в застенках Особого жандармского корпуса, наставления опытных товарищей, как обнаружить слежку, перевозка запрещенной литературы - все это добавляло перчику и будоражило кровь.

И дернул же его нечистый, именно сегодня вызваться курьером. Нет, безопасная дорога на Сормовский завод была известна до мельчайших подробностей, и давно обкатана старшими товарищами. Но, в той самой подворотне с проходным двором, где нужно было проверяться от возможной слежки, его ждали.

И повезли его не в отделение, а на конспиративную квартиру. Это означало только одно: будут вербовать...

- Сколько человек в вашей ячейке? Как зовут руководителя? Кому должен был передать листовки?

Высокий жандарм приблизился вплотную и захватил лацканы пиджака сильными руками. Без особых усилий, он приподнял Тихона и резко отпустил. Шаткий стул, развалившись от неожиданности, опрокинул подпольщика на пол.

- Ты спать сюда пришел? - болезненно вонзился в бок ботинок.

Старший жандарм скривил губы в презрительной усмешке, а молодой обидно рассмеялся.

- Я требую адвоката! - из последних сил выдавил Тихон.

- Слышишь, Федор, какой нынче революционер грамотный пошел? Адвоката им подавай!

Высокий жандарм склонился на лежащим подпольщиком и зловещим шепотом спросил:

- А может тебя в камеру к уголовникам отправить? Они любят таких молоденьких, с нежной кожей.

Схватив Тихона за воротник, он одним движением вздернул его с пола и подтянул к своим страшным глазам.

- Отвечай, сука, когда тебя спрашивают!

Через минуту, плача и размазывая сопли рукавом, Тихон рассказал все. Все, что знал, и о чем только догадывался. И про ячейку, и про московских курьеров, и... про банковские аферы. Последние, как ни странно, заинтересовали жандарма больше всего. Подписывал не читая какие-то бумаги. А в самом конце допроса случилось чудо: старший жандарм предупредил его, что в ближайшие дни он будет под домашним арестом.

*** Петербург. 12 апреля. 1897 год. Малая Садовая улица. Цензорный комитет.

Первый помощник председателя Санкт-Петербургского цензорного комитета, особый цензор по внутренним делам Милявский Антуан Григорьевич пребывал в полнейшей прострации. Сотрудники издательств, принесшие материалы на проверку, заглядывали в кабинет и тихонько удалялись, перешептываясь и недоуменно пожимая плечами.

Причина столь странного поведения чиновника шестого ранга была доставлена курьером и лежала перед ним на столе. Шесть черно-белых фотографий прекрасного качества изображали нелицеприятные пассажи, упоминаемые в библейских текстах как содомия, а в уголовном кодексе Российской Империи - мужеложством. Вот он с Сержем, юным гимназистом, а вот с красавцем-тенором...

Обидные слезы наворачивались на глаза, а обезумевший от отчаяния мозг рисовал гнусную картину: облупившаяся зеленая краска тюремной камеры и грубые, похотливые руки татуированных уголовников.

Дверь кабинета резко распахнулась, и только слепой не опознал бы в цивильного вида господине немалого чина сотрудника Министерства внутренних дел. Статский советник Милявский на зрение не жаловался.

Полицейский молча уселся на краешек стола, собрал разбросанные фотографии, взамен положив небольшой бумажный листок. "Арестный ордер" - мелькнуло в голове особого цензора.

- Это чек, - негромко произнес странный посетитель с седыми висками. - На пять тысяч рублей.

- А это статьи, - на стол легла тоненькая пачка печатного текста. - Послезавтра они должны быть опубликованы в крупнейших газетах столицы.

- Фотографии, пока, побудут у нас.

С явным упором на слове "пока", неприятный и страшный посетитель покинул кабинет.

*** Петербург. 14 апреля. 1897 год.

Финансовый мир столицы Российской империи был взорван кричащими заголовками газетных первополосиц. " Признания помощника управляющего"... " торговый дом "Черников и сын" обвиняет Первый Купеческий банк в коммерческом подкупе"..." Пойманный лазутчик дает показания следствию"... Невинные грюндерские забавы неожиданно приобретали явный уголовный оттенок.

Подписка акционерного общества "Ариадна" была сорвана. Огромные очереди вкладчиков столпились перед закрытыми дверями отделений Первого Купеческого банка, по акциям которого фондовый отдел Петербургской биржи приостановил торги: не было заявок на покупку. Только ближе к вечеру появился анонимный покупатель.

Через две недели, Санкт-Петербургский коммерческий суд на основании Устава

"О торговой несостоятельности " признал Первый Купеческий банк банкротом. Все имущество и активы были переданы в пользу торгового дома "Черников и сын" - крупнейшего кредитора и обладателя 30% пакета акций вышеупомянутого банка. Претензии других кредиторов были сняты: торговый дом принимал на себя все прежние обязательства Первого Купеческого.