Проклятие для Обреченного (СИ) - Субботина Айя

Я плачу, пытаясь как-то соединить разорванную ткань на груди. Слезы оставляют мокрые пятна, но я все равно не могу остановиться.

Я – потасканная дикарка.

Мой народ давно отказался от меня, даже моя мать не смогла защитить меня в доме, который по праву принадлежал мне. А для халларнского чудовища я просто ничто, грязь из-под ногтей.

Но прямо сейчас как никогда сильно мне хочется жить.

Инстинкт, тот же самый, что заставляет зверя идти вперед даже со смертельной раной, почти физически толкает меня в спину, шепчет на ухо: «Еще не поздно повиниться, согласиться на роль… запасной игрушки и быть в безопасности».

Дверь снова распахивается, я испуганно отползаю в сторону и вижу перед собой ту же лекарку, которая занималась моими ранами, но теперь вместо мазей и склянок в ее руках большой сверток. Она смотрит на меня сверху-внизу, явно не скрывая пренебрежения, и говорит:

— Господин сказал, чтобы я помогла тебе переодеться.

Я моргаю, думая, что на этот раз от горя у меня все-таки помутился рассудок, поэтому женщина нетерпеливо топает ногой - и я все-таки поднимаюсь, придерживаясь рукой за стену. Пока ковыляю к креслу, где минуту назад сидел Тьёрд, женщина разворачивает сверток, доставая оттуда что-то темно-красное, мягкое, абсолютно нереальное. Потом, не очень осторожничая, помогает раздеться и надевает на меня то, что передал Тьёрд.

Я закрываю глаза, когда ткань мягко скользит по коже, молча сношу резкие движения, пока женщина возится со шнуровкой, с нижними юбками, укладывает мои волосы. Здесь нет зеркала, чтобы я видела, как выгляжу, но даже просто взгляд вниз заставляет сердце замереть.

Дорогая тонкая шерсть из-за моря, бархат, тонкой работы меховая оторочка по квадратному вырезу. И поверх него – меховая накидка ручной работы.

Это слишком щедрая замена моему порванному тряпью, которое халларнка брезгливо сгребает в куль.

Мы спускаемся по лестнице, и Тьёрд даже не пытается скрыть, что разглядывает меня словно ненужный трофей. В его глазах я все равно проигравшая сторона, дурочка, заплатившая гордостью за право жить. И все сразу становится на свои места: это не красивый щедрый жест, это еще одна пощечина. Даже оплеуха. Если бы я согласилась, все это было бы моим.

— Не стоило, - говорю я, становясь рядом с Тьёрдом, уже без страха глядя ему в лицо, глаза в глаза.

Теперь я знаю, что и у унижения есть конечная точка. И я давно оставила ее позади, смирившись с тем, что счет моей жизни пошел на часы. По крайней мере, я пыталась. Но в некоторых вещах рождение звучит громче инстинкта. Видимо, хоть я и стала позором предков, их кровь все еще сильна во мне.

— Я сам решаю, что и чего стоило, - отчеканивает генерал и жестом приказывает следовать за ним.

Наверное, это слабое утешение перед смертью, но уже сейчас я зло улыбаюсь, представляя лицо Намары, когда она увидит меня в этом. Ни одно ее платье, да и все они, не стоят этого роскошного наряда. По крайней мере, я хотя бы что-то у нее украла, пусть это всего лишь одно из множества платьев, которые Тьёрд приготовил будущей жене.

Правда, учитывая нашу с ней разницу в росте и сложении, остальными «сестра» тоже не сможет насладиться, потому что попросту в них не влезет.

Глава двенадцатая

Я никогда не видела императора своими глазами. В моей голове он был ужасным, огромным и безобразным, противным и мерзким. Потому что воины, которые сталкивались с ним в бою, говорили, будто у него горб, изувеченное лицо и выгнутые внутрь локти. А еще что он слеп от рождения, но эта особенность нисколько ему не мешает рубить головы направо и налево, а, кажется, даже помогает.

Но сейчас, когда Тьёрд ведет меня через притихший зал к своему господину, я вижу перед собой не безобразное чудовище, а высокого широкоплечего мужчину с длинными светлыми волосами и глазами слишком серебристо-голубыми, чтобы в них угадывался цвет. Вот откуда разговоры о его слепоте и россказни, будто родная мать боялась брать сына на руки, и он рос в темноте подземной клетки, где и утратил способность видеть.

Ничего ужасного в халларнце нет.

Кроме, пожалуй, одного.

Он вселяет ужас. Такой же абсолютный, как и его преданный генерал.

Я слышу шепот в спину: кто-то из северян молится за мою душу, сожалеет незавидной участи, потому что по законам пришлых богов я должна показывать ладони с отметинами Избранной жертвы, как будто это величайшее благо, а не старое, как мир, жертвоприношение.

Кто-то зло плюет в спину, потому что со стороны это выглядит так, будто я уже продалась убийце, на чьем клинке кровь многих славных воинов.

Ну и что?

Позор ничего не стоит, если жить с ним осталось лишь до следующего заката.

 — Преклони колени перед императором, кхати, - говорит генерал, когда до того остается десяток шагов. – Прояви благоразумие хотя бы сейчас, не усложняй свою участь, потому что если Эр пожелает твоей крови, ты не протянешь и того немногого времени, что тебе осталось.

Мне все равно.

Я останавливаюсь перед императором, на манер северного гостеприимства прикладываю руки к груди и склоняю голову в поклоне. У меня нет для него ни пожеланий здоровья, ни надежд на благосостояние и хорошую судьбу для всех его будущих отпрысков.

— Это она? – глядя как будто сквозь меня, спрашивает император. Я думала, он будет злиться, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Как будто тиран знал, что именно так все и будет.

— Да, мой император.

Мужчина скашивает взгляд на мои заклеймённые руки, выкраивает странную улыбку и делает жест, вслед за которым зал наполняется музыкой.  Стальная рука укладывается мне на плечо, и ледяной голос шепчет прямо в ухо:

— Там, откуда я родом, строптивую женщину учат покорности плеткой, как дикую кобылу.

— Поэтому ваши женщины становятся рабынями, - отвечаю я.

— Поэтому наши воины перебили северян, словно безбородых мальчишек, - тут же вторит Тьёрд. – Мы знаем, что за победу получим все, что пожелаем, в том числе стольких женщин, скольких захотим, потому что каждая халларнка мечтает быть за спиной сильного мужчины.

— Полагаю, нам пора кое-что обсудить, - останавливает нашу сухую перепалку император. – Тьёрд, где твоя будущая жена и тесть? Приведи ко мне всех троих.

Будущая жена.

Намара.

Я не видела ее среди приглашенных, но чувствовала взгляд в спину, как будто меня погоняли ядовитым батогом. Жаль, что мой триумф оказался недолгим - и уже скоро она будет смотреть на меня, словно на дыру в старом платье, зная, что больше никто и никогда не станет между ней и титулом, который они с Геаратом присвоили себе, минуя законы Севера и законы совести. Когда идет война и каждый сам за себя, тираны не будут заниматься восстановлением справедливости в пользу сирот. Если бы я поняла это чуточку раньше, то никогда бы не упала в ноги Тьёрду в тот день, когда он появился в Красном пике.

Генерал ведет нас по холодной галерее, наполненной странными шорохами и сквозняками. Здесь очень холодно, и я с удовольствием плотнее кутаюсь в меховую накидку, вдруг натыкаясь на злой взгляд Намары. Она бесится, и только присутствие Тьёрда не дает ей наброситься на меня с кулаками.

— Ты все равно уже мертва, - улучив момент, шипит эта змея.

Я смотрю на нее с сухой улыбкой.

— Так чего же ты боишься, будущая жена Потрошителя?

— Лишь одного – что не смогу увидеть, как тебе пустят кровь.

Тогда я умирала бы долго и мучительно, и чтобы не думать об этом, позволяю пальцам утонуть в меху, последний раз в жизни наслаждаясь простыми человеческими радостями.

Тьёрд приводит нас в темный зал с куполом, по своду которого тянется звездная россыпь. Эту часть замка северного короля халларны достраивали сами, и расположение звезд мне совершенно незнакомо, как незнакомы и созвездия, которые они образуют. Все здесь слишком чужое, не похожее на наш привычный уклад, и в этом есть какой-то тайный смысл. Чтобы покорить врага недостаточно убить его жену и увести в рабство детей. Его нужно лишить веры. Показать, что богов можно попрать грязными сапогами – и они все равно останутся глухи и слепы к мольбам своих детей.