Злая сказка - Антон Соловьев

— Но не факт, что получивший его соизволит ответить...

— Тут дело щекотливое.

— Я понял. Но послание вам придется продиктовать полностью, дословно. Иначе ничего не получится. Вы уверены, что хотите доверить мне часть своей жизни?

— Я верю вам как Шаграю.

— Шаграй же Серый.

— Если бы здесь был Посланник Абстрактного...

— А вот теперь, Виталий, заткнитесь. Даже на русском это без надобности произносить не стоит. Тем более что он вам ничем бы не помог. Если вы кого-то любите, но не знаете, где искать, то я вам помогу.

— Знаю! Знаю, где искать! Я живу с этим человеком. Я почти уверен в том, что это та, из ваших, Первых, с которой я встречался в другом мире. Но... если вдруг не она? Понимаете, я люблю эту женщину и не хочу никоим образом испортить с ней отношения. Даже намекать. Вдруг она нормальная. Что она скажет, когда я выложу ей, что мы встречались в другом мире веков этак пять назад.

— Иными словами, вы живете с женщиной, но не уверены, кто она такая, поскольку не располагаете возможностью посмотреть ее истинное обличье согласно правилу: «Вторые слепы пред Первыми».

— Да.

— Единственным разумным способом для вас является связь через меня. Есть и другой способ: я мог бы посмотреть на нее и сказать, кто она. Но вы ведь можете ошибаться... Может быть, она из Первых, но не та самая?

— Именно так. Рад, что мне не пришлось все это вам объяснять.

— Тогда давайте приступим к делу. Сейчас я возьмусь за Меч — и вы вслух, стараясь как можно точнее выражаться, продиктуете послание. Что и как говорить, думаю, разберетесь сами.

Олег опустил левую руку к поясу, стараясь нащупать нечто несуществующее.

— О! — воскликнул Виталий. — Я вижу его.

— Немудрено. Все вещи, созданные или принадлежащие Первым, Вторые видят даже в мире, где Силы не так уж и много.

— Великолепная работа.

— Я сделал его сам.

— Меч, убивающий бессмертных!

— Это всего лишь одна из его функций. Сконцентрируйтесь на послании.

Виталий начал говорить. Это было признание в любви. Любая смертная девушка после таких слов упала бы в обморок от счастья. Впрочем, по поводу современных девушек Земли у Олега имелись в этом отношении некие сомнения. Однако речь Виталия была записана, и когда Олег оторвался от рукояти Меча, то увидел, что его собеседник полностью выжат.

— Ушло? — спросил Виталий, допивая кофе. — Конечно, ушло.

— Спасибо, Олег.

— Друг Шаграя — мой друг, — улыбнулся Олег. — Мы с ним плыли в составе экспедиции Колумба. Потом еще какое-то время были вместе. Так уж совпало, что воплощались в Новом Свете. Потом была Война за независимость, позже Гражданская. Тогда мы уже не встречались...

— Шаграй тоже был в это время в Новом Свете. Рассказывал, что воевал за Конфедерацию.

— Я тоже. Жаль все-таки, что тогда мы не встретились. — Олег печально улыбнулся.

— Шай-Ама! Даже если ничего не получится, мне было очень приятно пообщаться с вами. — Виктор тоже ответил улыбкой.

— Взаимно. Вы на машине?

— Знаете, не люблю.

— Закономерно. Многие из наших не любят машины. Даже не знаю почему. Может быть, после живой лошадки не хочется?

— С нашими пробками на метро быстрее. Я постоянно в разъездах по центру города. У меня есть «опель», но я езжу на нем исключительно на дачу.

— Ну тогда давайте пройдемся вместе до метро. Выпьем по бутылочке пива, поговорим.

— Звучит неплохо. Вы где живете?

— Я на «Красногвардейской».

— А я тут близко. На «Таганке».

Они поднялись. Вслед за ними встал и наблюдатель Виталия. Олег скосил взгляд в окно кафе. Его наблюдателя не было видно. Однако Олег был уверен, что он где-то рядом.

... Олег возвращался довольный, но немного уставший. Было уже поздно — времени оставалось только на ужин. Новый знакомый его порадовал. Светлых, даже из второго поколения, на Земле становилось все меньше и меньше. Больше всего было Серых. То есть тех, для кого главное дело наблюдать, но не участвовать. Все это наводило Олега на весьма нехорошие мысли. Вспомнились рассказы Одэнера о событиях, которые были предвестниками прошлой Битвы. Олег раскрыл сумку и еще раз пролистал книжку Шаграя. «Да, молодец, ничего не скажешь. А у меня так, ерунда, черновики, которые мало кому интересны». Если бы нашелся молодой писатель, желающий это все привести в порядок, Олег с радостью отдал бы их ему. Монотонный голос из динамика оповестил о конечной. Олег повесил сумку на плечо и встал с сиденья. Очередной день подошел к концу.

Послушник

Экзекутор отец Толий сидел в огромном зале монастырской библиотеки. За окнами в непроглядной зимней тьме, словно дикий зверь, бесновалась вьюга, силясь проникнуть сквозь толстые стены обители. Экзекутор смотрел на древние стены, от пола до потолка покрытые стеллажами с книгами и свитками. Сотни книг, чьих-то мыслей и надежд на вечное Царство Всевышнего. Многие из этих книг способны были вдохнуть силы в любого, желающего познать Свет Всевышнего, благую весть о надежде и спасении в Свете Творца.

Но среди священных книг также были и гнусные еретические сочинения, которые не стоило бы читать даже некоторым святым отцам, дабы они сами не впали в ересь, не ушли от единственного прямого пути под дланью Создателя. Отец Толий прочел практически всё эти книги, познав на себе всю благость Священных книг, являющихся зеркалом Завета, и все кошмарную глубину адских бездн еретичества, ведущего к погибли. За всю свою жизнь отец Толий ни разу не усомнился в вечной истине: есть лишь одна дорога в Царство Всевышнего, все остальные ведут только к Темному, и больше никуда. Его долг — завалить камнями святого знания все остальные дороги и оставить одну-единственную, по которой он сейчас сам идет. Жаль только, очень жаль, что главный еретический труд он так и не смог вырвать из лап прихвостней Темного.

Камин догорал, и отец Толий нехотя поднялся из кресла, чтобы подбросить в огонь дров. Но, едва нагнувшись за поленом, тут же сморщился от боли в пояснице.

«Годы! Как вы быстро течете! Мало, очень мало Всевышний отпускает человеку лет. Казалось бы, семьдесят — это еще не конец пути. Но как же она чудовищно ничтожна, одна человеческая жизнь! Сколько еще по земле бродит слуг Темного...»

Отец Толий был инквизитором вот уже более сорока лет. Он помнил каждого, кого отправил на костер. Он помнил лица, перекошенные нечеловеческой ненавистью. Эти страшные, жуткие ереси, в которых упорствовали эти несчастные. Сколько он ни бился, ему так и не удалось найти источник, откуда распространялась самая жуткая и ужаснейшая ересь. Ему удалось найти всего лишь десятерых. Десять страшных, нераскаявшихся даже после пыток и перед лицом все очищающего священного пламени. Откуда пришла та страшная ересь о том, что среди людей живут ангелы и демоны во плоти и меняют тела, словно изношенную одежду?

Все остальные ереси по сравнению с этой казались просто пустячными. Даже ведьмы, наводившие порчу на целые деревни, не выглядели такими злобными и ужасными, как эти десять еретиков. Даже бесноватые и заподозренные в превращении в зверей колдуны и травники, изготовлявшие свои жуткие приворотные зелья. Он сжигал их сотнями. А самых страшных врагов поймал меньше дюжины. Почему страшных? Да потому, что он, дослужившийся до помощника старшего экзекутора великого королевства Менгер, до сих пор боится тех сожженных и нередко просыпается в холодном поту, вновь и вновь слыша слова проклятия. Не от ведьмы или лживого деревенского знахаря. Нет! От того зеленоглазого мальчишки, который вытерпел такие пытки, о которых даже самый опытный палач не может говорить спокойно. Да, конечно же он кричал. Но ни на шаг не отступил от сказанного на первом допросе. Отец Толий вздрогнул от пришедшей уже не в первый раз в его голову мысли: «Может, все эти десятеро говорили правду?» Нет! Нет! Это бесовское наваждение! Отец Толий перекрестился и прошептал: «Всевышний! Я не успею очистить твой мир от всей скверны!»

Морщась от боли в спине, отец Толий уселся в кресло, продолжая размышлять о проблеме, мучившей его с тех пор, как двадцать пять лет назад по доносу добрых мирян он сжег мальчишку. Это был первый, самый первый пойманный им распространитель той жуткой ереси. Он хорошо помнил его зеленые глаза, в которых отражались все глубины ада. И страшные слова проклятия, выкрикиваемые сквозь пламя.

С тех пор он сжег еще девятерых, подобных ему. В разных местах. На юге, далеко на западе, почти у самой границы. Они могли быть где угодно! И ни одной книги еретического содержания. Только рассказы, жуткие, полные гордыни рассказы о сотворении мира и бессмертии. Отец Толий вздохнул и уставился в пламя камина.

В дверь постучали. Экзекутор вздрогнул. Он же просил не беспокоить. Кто посмел оторвать его от важных размышлений? Да, его работа не прекращается ни на минуту. Но ведь и у него должно быть хотя бы немного времени для отдыха от трудов, угодных Всевышнему.