Аргентинское солнце - Индия Грэй

— Нет еще. Поднимайся.

Скрежеща зубами, Алессандро последовал за ней, стараясь не смотреть на ее обтянутые черными джинсами ягодицы.

В комнате царил жуткий беспорядок.

— Тебя, похоже, обокрали? Или у тебя всегда здесь так? — спросил Алессандро, оглядывая ворох разбросанных вещей, раскрытые дверцы шкафов и пустые выдвинутые ящики.

— Нет! — Тэмсин принялась запихивать теплую одежду обратно в шкаф. — Это все оттого, что одна невыносимая личность заставила меня отправиться на другое полушарие земли и приехала за мной раньше условленного времени.

Алессандро взглянул на свои часы.

— Всего лишь на десять минут. Я предполагал, что ты уложишь сумку еще вчера вечером.

— Да? — бросила она. — Откуда ты знаешь, может, у меня были другие планы вчера вечером? Почему я должна менять свою жизнь из-за тебя?

Прислонившись к дверному косяку и засунув руки в карманы, Алессандро задумчиво наблюдал за ней. На вчерашней пресс-конференции, когда Тэмсин так убедительно говорила всем, что у нее не было проблем с производством футболок, он понял, что она — виртуозная лгунья. И ему было занятно определить, когда она говорит правду, а когда — лжет. Перелет в Буэнос-Айрес займет пятнадцать часов. Вот за этим занятием он и проведет время.

Алессандро нетерпеливо вздохнул и оттолкнулся от двери одним резким и решительным движением.

— Кажется, тебе бесполезно говорить, чтобы ты поторопилась.

Тэмсин сжала зубы и стала очень тщательно и неторопливо складывать белую блузку на кровати. Затем достала потертые джинсы и цветастую индийскую тунику.

— Не забудь вот это, — сказал Алессандро, подняв с пола кружевной шелковый пояс для чулок. Глаза его злобно блеснули. Тэмсин схватила пояс и с яростью бросила его на полку.

— Не думаю, что он мне понадобится, — холодно произнесла она. — Или вот это. — Она кинула вслед за поясом бледно-голубой изысканный бюстгальтер. — Я еду работать, помни, Алессандро.

Демонстративно она вытащила пару простеньких белых трусиков, незатейливый белый хлопчатобумажный бюстгальтер и, бросив взгляд на Алессандро, покидала их в сумку. Затем с шумом чиркнула молнией.

— Я готова.

— Ты все взяла?

Она видела, с каким недоверием он взглянул на ее багаж, и невозмутимо пожала плечами. Полчаса назад сумка была набита до отказа, теперь — наполовину пуста.

— Думаю, все, потому что я не собираюсь ехать надолго и совсем не собираюсь…

Он рассмеялся:

— Приятно проводить время?

— Совершенно верно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Не желаете ли вина, леди Тэмсин Калтроп?

Тэмсин слегка кивнула стюарду, подавив в себе вспышку раздражения. Он налил бледно-золотистое вино в два высоких бокала.

Они летели уже около часа, но, несмотря на роскошь, царившую в салоне частного самолета Алессандро, Тэмсин ощущала нервозность и тревогу. Все это время она листала какой-то глянцевый журнал, но не видела в нем ни строчки. Алессандро, сидя напротив нее, изучал протокол собрания акционеров.

Стюард, поклонившись, удалился, и Тэмсин подняла свой бокал.

— Пожалуйста, скажи своим служащим, чтобы они не называли меня «леди Тэмсин Калторп», — резко произнесла она. — Я никогда сама не называю свой титул и предпочитаю, чтобы другие обращались ко мне просто по имени.

Алессандро оторвался от протокола акционеров.

— Конечно. Как пожелаешь…

Лицо его было совершенно невозмутимым, но почему Тэмсин показалось, что в голосе его прозвучала насмешка? Раздражение, которое копилось в ней последний час, стало выплескиваться наружу, как кипящее молоко.

— Для тебя это проблематично?

Алессандро откинулся на спинку кресла — расслабленно и непринужденно, — но взгляд, который он кинул на нее, был острым и пронизывающим.

— Нисколько, — произнес он спокойно, отложив документы в сторону и развернув белоснежную салфетку. — Мне показалось несколько… забавным, что ты вдруг захотела не афишировать свои аристократические связи.

— Забавным? В каком смысле — забавным?

Алессандро неторопливо отпил вино.

— Ты открыто пользуешься своим именем, когда тебе надо что-то получить.

Снова появился стюард, на этот раз с двумя фарфоровыми блюдами в руках. На них лежали бледно-розовые лобстеры и изумрудные листья салата. Тэмсин сдержала гнев, который мгновенно взбурлил в ней.

— Я люблю свою семью и горжусь своим происхождением. Но я никогда не использовала свое имя для того, чтобы пробить себе дорогу в профессиональную жизнь. Ты не веришь мне?

Алессандро лениво нацепил на вилку листок салата и улыбнулся.

— Не совсем. Ты, наверное, предпочитаешь верить, что жизнь твоя — такая же, как у всех. Но происхождение твоей семьи…

Она скептически хмыкнула.

— Какой же ты лицемер! Мы находимся сейчас на борту твоего собственного самолета! И что ты знаешь о «жизни, как у всех»?

Алессандро напрягся.

— Разница состоит в том, — сказал он с тихой яростью, — что я заработал его. Я заработал все, что имею. Я пришел из ниоткуда, помни об этом.

— Как скажешь, — сказала она, слизывая с пальца майонез. — Значит твое происхождение так же повлияло на твою жизнь, как мое происхождение — на мою.

— Неправильно. У меня нет никакого «происхождения».

Голос его был жестким, в нем звучала угроза. Но Тэмсин проигнорировала ее.

— У всех есть «происхождение». И у тебя, конечно, тоже.

Он улыбнулся ей ледяной улыбкой.

— В твоем мире это так, но история моей семьи закончилась тогда, когда мне было пять лет. В тот год, когда меня привезли в Англию.

— А почему тебя привезли туда?

Алессандро взглянул в иллюминатор — в голубую бесконечность неба.

— Аргентина тогда была неспокойной страной, — произнес он невозмутимым тоном. — В ней царила вооруженная диктатура. Моего отца и дядю арестовали за участие в профсоюзном движении, и мать боялась, что за нами тоже скоро придут.

Она была наполовину англичанка, со стороны отца, и на следующий день после того, как отца арестовали, нашла способ увезти нас в Англию. С собой мы не взяли ничего.

— А что случилось с твоим отцом?

Яркий и чистый солнечный свет, проникший сквозь иллюминатор, залил лицо Тэмсин, отчего ее кожа стала золотистой. Глаза ее были холодными и зелеными, как луга Англии, и Алессандро показалось, что взгляд ее пронзил его насквозь.

— Никто не знает. Он стал одним из тысяч «пропавших без вести»: не числится в списках ни живых, ни мертвых.

— Это ужасно, — тихо произнесла Тэмсин. — Ничего не знать…