Мир птаввов - Ларри Нивен

Спустя два часа ему начало это надоедать. Кзанола снова начала беспокоить проблема его местонахождения. Но он уже видел решение. Публичная библиотека Топеки — вот что ему нужно. Если поблизости была обнаружена солнечная система подобная этой, он найдет там ее описание. Телескопы Кольца, не стесненные атмосферными помехами, были способны видеть планеты, вращающиеся вокруг других солнц. К тому же межзвездные автоматические станции разыскивали обитаемые миры уже почти тысячелетие. Если система F-124 еще не была обнаружена, значит, она находится за пределами досягаемости земных кораблей, и, значит, он может спокойно совершить самоубийство.

Изумительно, какими почти совершенно одинаковыми оказались система F-124 и солнечная система. В обеих были две обитаемые бинарные третьи планеты, гигантские пятые, метеоритные пояса, одинаковые по положению, если не по плотности. Соответствие размеров и расположения первых восьми планет, окруженные кольцом шестые планеты в обеих системах — это было слишком. Он не мог в это поверить.

Он, лишенный Силы! Кзанол-Гринберг вздохнул и хрустнул костяшками пальцев, ужасно напугав себя. В это было слишком страшно поверить. И он не поверил.

Внезапно Кзанол-Гринберг почувствовал сильную усталость. Тринтум находился очень далеко в неизвестном пространстве. Усилительный шлем и все остальное, чем он владел, было, вероятно, также недосягаемо и находилось в совершенно другом направлении. Его Сила исчезла, и даже его тело было украдено каким-то ужасным колдовством рабов. И, что хуже всего, он не знал, что делать дальше!

Вдали показался город. Машина направлялась прямо к нему. Кзанол-Гринберг уже собирался повернуть, когда осознал, что это, должно быть, Топека, и уронил голову на руки, в надежде снова потерять сознание. Казалось, силы вытекают из него.

Это должна быть F-124!

Но этого не может быть. В системе была лишняя планета и недостаточное количество астероидов.

Но, — вспомнил Кзанол-Гринберг, — Плутон был чем-то вроде безбилетного пассажира в Солнечной системе. У него неправильная орбита и некоторое математическое несоответствие в размерах. Возможно, он был захвачен Солнцем до того, как Кзанол проснулся.

Но за три столетия? Почти невероятно.

Кзанол поднял лицо, на котором застыл, ужас. Он отлично знал, что триста лет — это нижний предел. Бортовой компьютер определил ему полет длиною в триста лет, используя половину мощности корабля. На самом деле он мог быть похоронен в поле стасиса намного дольше.

Допустим… Пусть совершилось невероятное, и Плутон действительно притянуло за триста лет. А как насчет расы рабов, счастливо живущей там, где должны быть лишь дрожжи тнактипов, покрывающая океаны в фут глубиной, или, самое большее, белокормы, огромные, как бронтозавры, и такие же милые, гуляющие вдоль кромки моря и пожирающие мутировавшую накипь?

Он не мог этого объяснить и перестал об этом думать.

Но пояс астероидов был значительно тоньше, чем тогда. Правда, со временем он в любом случае стал бы тоньше из-за давления фотонов и солнечного ветра, выгоняющего пыль и мельчайшие частицы в глубокий космос, а также из-за столкновений с крупными планетами, сдвигающими некоторые камни. Ведь даже несколько астероидов, обладавших самой причудливой орбитой, были замедлены и уничтожены трением о солнечную атмосферу, которая расширилась, должно быть, уже дальше Земли. Но это дело не нескольких столетий. Или даже тысячелетий. Или сотен…

Тогда Кзанол понял.

Не сотни лет или сотни тысяч. Он оставался на дне моря, когда солнечная система захватила новую планету и потеряла добрую треть астероидного пояса, когда океаны дрожжевой закваски мутировали, портились и мутировали снова и снова… Там, на дне, он лежал, пока закваска становилась травой и рыбой, а теперь ходила на двух ногах, как тринт.

И миллиарда лет для этого недостаточно. Два миллиарда могли сделать это. Кзанол-Гринберг стиснул колени обеими руками, как будто хотел спрятать в них голову. Тринт бы этого не сделал. Но его испугал не просто тот факт, что прошло столько времени. Это означало потерю всего, что он знал и любил, даже его собственной расы. Не только Тринтум, как планета, но и тринт, как вид, должно быть, исчез в прошлом. Если бы в галактике оставались тринты, они колонизировали бы Землю много веков назад.

Он был последним тринтом!

Кзанол-Гринберг медленно поднял голову и безразлично уставился на огромный город, раскинувшийся под ним.

Он чертовски хорошо мог вести себя как тринт.

Машина остановилась. Вероятно, он был над центром Топеки. Но в какой стороне космопорт? И как он туда попадет? У Гринберга, к сожалению, не было опыта кражи космических кораблей. Ладно, сначала нужно узнать, где находится космопорт, а потом…

Корабль вибрировал. Кзанол-Гринберг чувствовал это своими нелепо хрупкими кончиками пальцев. Был и другой звук, слишком высокий, неуловимый для слуха, но он отдавался в его нервах. Что происходит?

Он заснул. Машина повисела в воздухе еще мгновение, потом пошла вниз.

— Они всегда запихивают меня в хвост самолета, — ворчал Гарнер.

Ллойд Масней не проявил сочувствия.

— Радуйся, что они не заставляют тебя ехать в багажном отделении… Я опасался этого, глядя, как ты отказываешься покинуть свою колымагу.

— А почему мне нельзя в ней оставаться? Я — калека!

— Разве после специального лечения, которому тебя подвергли, ничего не изменилось?

— Только манера разговаривать. Мой спинной мозг снова несет какие-то неясные послания. Но десяток шагов по комнате дважды в день доводит меня чуть не до смерти. Пройдет еще не меньше года, прежде чем я смогу дойти до деловой части города и обратно. А до тех пор мое кресло путешествует со мной, а не в багажном отделении. Я к нему привык.

— Думаю, что уж этот год не будет вызывать у тебя старческой ностальгии, — сказал Масней. — Сколько тебе сейчас, Люк?

— В апреле будет сто семьдесят. Но годы не становятся короче, Ллойд, в противоположность общепринятому мнению. Ну почему им обязательно нужно запихивать меня в хвост? Я нервничаю, когда вижу, как крылья раскаляются докрасна. — Он поежился.

Джуди Гринберг вернулась из комнаты отдыха и села рядом с Ллойдом. Люк находился напротив нее. Их разделял проход, специально расширенный для Люка за счет двух боковых кресел. На первый взгляд, Джуди совсем оправилась: она выглядела и двигалась так, будто только что вышла из косметического кабинета. На расстоянии ее лицо казалось спокойным. И все же Гарнер заметил легкое подрагивание мышц вокруг глаз, на щеках и на шее.

Гарнер был очень стар. У него был свой, не парапсихический способ чтения мыслей. Он произнес как будто в пустоту: