Путь - Татьяна Алхимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И какой в этом смысл? Вы же играете в солдатики, бездумно. Разве может быть смысл в отсутствии поиска этого смысла? – мне хотелось поспорить с ним, отстоять основы своего мира, которые здесь уничтожились. Они же просто тратят своё время впустую. Ничего не делают ни для себя, ни для других. Живут, чтобы умереть. – Вы могли бы помогать другим мирам! Дать лекарства, технологии, сделать что-то хорошее.
– Вам самой не смешно? – Линкок улыбнулся моей резвости и горячности, – если вам просто так давать еду, кров и ничего не требовать взамен, даже спасибо, вы быстро превратитесь в жирную наглую свинью. И сдохнете от обжорства.
– Фу, как грубо, – состроив кривую рожицу, Франц продолжил, – можно было и без таких некрасивых сравнений обойтись. И не пожимай плечами Линкок, мы же не в казарме, с нами девушка. Кстати говоря, редкое зрелище в нашем мире. Как вечером глазели на неё солдаты, вы видели? В нашем мире, дорогая Рина, – он посмотрел на меня, – есть женщины, но их крайне мало. Они в какой-то момент времени даже рождаться практически перестали. Ведь для войны и свершений нужны мужчины. Обновляем мы человеческий состав искусственно, с помощью научных методов. Да и чем заняться женщинам в нашем мире? Для боя они слишком ранимы и слабы, вести хозяйство им тоже не нужно – у нас есть возможности не тратить время на бытовые вопросы. Дети воспитываются группами в соответствии с их способностями и предрасположенностями к определенной деятельности. Эти группы для них сначала семья, а потом боевая единица. Так мы поддерживаем боевой дух и дружественную атмосферу. Ведь каждый день есть повод показать силу связывающих нас уз и использовать её. Причем такие узы крепче семейных, – спасти друга, например, или пожертвовать собой ради него. Прекрасно, не правда ли? И как вы говорите, человек не умирает бесцельно – он спасает другого. И не просто друга, а человека, с которым был рядом с самого рождения, с которым учился ходить, пить и есть самостоятельно. Поэтому мы все равны и ценны друг для друга, даже занимая разные посты. Предвижу ваш вопрос об этой старушке-служанке. Рей у нас немного странный, таким можно держать прислугу из числа детских нянь. Но они настолько привержены своему делу, что похожи на роботов. У меня дома такого никогда не будет, страшно представить, если вдруг она умрет от старости или по рассеянности положит лишний кусок хлеба мне в тарелку. Нет уж, я доверяю науке и технике.
– Хватит, Франц, ты слишком много говоришь. Рина уже, наверное, ничего не понимает. Тем более ты не можешь рассказывать объективно. Твоя молодость с её эмоциями затмевает разум. Сколько там тебе? Чуть за сто? Вот пожил бы ты с моё… – Линкок подлил ему чая и поставил тарелку с фруктами поближе.
– Да что мне ты! Если я проживу столько, сколько Рей, тогда и поговорим. И я тебя тогда точно уделаю с твоей мрачной философией!
– Хватит, ребята, – Рей прервал начинавшийся спор. – Каждый из вас по-своему прав. Да, мне нравится, что в моём доме есть живой человек, который готовит для меня. Когда живёшь долго, даже слишком, начинаешь понимать старость. Не думаю, что моей старушке было бы легче работать с детьми или отправиться в дом старости, доживать свой срок. Но, не будем об этом. У нас остался ещё один вопрос. Мне кажется, я уже говорил вам, Рина, в прошлую нашу встречу, что мы воюем со всеми. Сотни городов существуют сейчас в нашем мире. И каждый из них воюет с таким количеством соперников, скольких может позволить себе потянуть технически, экономически и сообразно своим целям. У кого-то больше войск, но лучше техника. У кого-то отлично работает наука, и тогда обычный бой практически не ведется, всё решает оружие – химическое и биологическое. Рамок нет никаких, кроме одной. Это правило соблюдают абсолютно все, именно оно изначально послужило толчком к объединению нашего мира – мы не используем оружие, которое может уничтожить всё вокруг. Если это какой-то вирус, значит, есть лекарство, пусть не у защищающихся, но есть. Если это ядовитое вещество, значит, есть противоядие. Вот и всё. А причины находятся разные – солдат зашёл за границу, течение реки замедлилось из-за стройки, всё что угодно. По сути, мы каждый день просто идём на поле боя как на работу, даже не осознавая того, что делаем и с кем боремся. Ведь мы живы, а поэтому можем встать и идти. Это самое главное. И день наполнен смыслом действий.
– Странно всё это. Непривычно. И жутковато, – мне надо было взять тайм-аут, подумать хорошенько, чтобы усвоить всё, что я узнала. Эти люди не выглядели несчастными, но и счастливыми тоже. Они просто жили, как умели. Но что-то здесь было не так, и я никак не могла понять, что именно. Францу больше ста лет? Но он выглядит как мальчишка лет семнадцати. При этом уже занимает хорошую должность. Сколько же живут эти люди? Возраст Рея определить невозможно, он выглядит как мужчина чуть за тридцать в моём мире, но из-за его взгляда не получается в это поверить. Если он гораздо старше Франца – значит триста, пятьсот? Нет. Такое точно не может быть правдой. Мне не верилось в половину из того, что они говорили, слишком фантастически это звучало.
Франц и Линкок поднялись из-за стола и стали прощаться. За окном было практически темно, фонари светили совсем тускло, судя по всему, время близилось к полуночи, а может быть и перевалило за полночь. Здесь нигде нет часов. Я тоже попрощалась с капитаном и Францем и подошла к окну, чтобы посмотреть, куда они пойдут, пока Рей провожал их до дверей.
На тёмной улице пусто, только горели окна в некоторых домах напротив. Неожиданно на мостовую упал луч света – это открылась дверь дома. Затем луч пропал, и две фигуры неспешно пошли в разные стороны. Я отвернулась от окна и стала ждать. Рей зашёл в столовую и предложил проводить меня до комнаты, так как служанка уже отдыхала. На мой вопрос о посуде он сказал, что не стоит об этом беспокоиться, и мы молча поднялись на третий этаж. Он проводил меня до двери, и теперь я посчитала, что она была третьей от лестницы.
– Доброй ночи. Завтра, если хотите, могу вас взять с собой на передовую, посмотрите, как идёт бой, – лицо
