Ржавый меч царя Гороха - Андрей Белянин

— Ну, судебные и прокурорские функции в наши обязанности не входят, — напомнил я. — Степень их вины пусть царь определяет. Не забывайте, что главная цель у нас другая — мы должны все силы отделения бросить на кражу и вернуть указанный предмет.

— Да тьфу на тебя, Никитка! Что там с той кражей особенного? И не такие, поди, раскрывали…

Вместо ответа я молча достал блокнот, взял карандаш, нарисовал на чистой странице отпечаток свиного копытца размер в размер и сунул под нос бушующей бабке.

— Это ещё что такое? — фыркнула она.

— Улика. Один маленький след, отпечатавшийся на земле в том самом музейном хранилище, откуда и был похищен меч.

Яга охнула, перекрестилась и ушла в свою комнатку за своей фирменной настойкой от нервов. Самогон-мёд-пустырник-боярышник-валериана, смешать, но не взбалтывать, если не ошибаюсь. Действие убойное, на себе проверял.

Итак, Митя был отправлен топить баню, а стрельцов я попросил привести всех троих задержанных, по одному в произвольном порядке.

Никаких обвинений я им, разумеется, выдвигать не собирался, все эти кабацкие разговорчики под пьяную лавочку к серьёзному делу не пришьёшь. Однако припугнуть эту троицу стоило, лучше я напомню им о правилах культурного времяпровождения в столице, чем то же самое будут делать кулаками местные жители, потому что народец у нас попадается всякий. Разумеется, речи об их возможной причастности к царской краже не было, но что, если от пропажи кладенца кто-то один выигрывал больше, чем другие?..

— Бабуль, вы идёте? Я сейчас женихов допрашивать буду!

В ответ тишина, на миг прервавшаяся лёгким звоном хрустальных стопок. Ясно, пьют на пару с котом — Вася за валерьянку душу продаст. Ладно, сам справлюсь, не впервой.

В дверь постучали.

— Разрешите, батюшка сыскной воевода? Вот, первого доставили.

— Разрешаю. Заводите.

Я вновь раскрыл блокнот и сделал самое суровое выражение лица.

В горницу втолкнули упирающегося молодого человека в традиционном азиатском платье, то есть полосатый халат, колпак с лисьей оторочкой, непонятно какие штаны, короткие сапожки и дорогущий пояс с золотым шитьём. Сам невысокий, круглолицый, узкоглазый, загорелый, с подведёнными бровями и словно бы нарисованными усиками. Пошловатый тип, я бы так выразился…

— Гражданин Бельдым-бек, средний сын хана Бухатура, прибывший из степей солнечного полуострова Крым с целью заключения брачного союза и взаимовыгодного сотрудничества наших народов в свете долголетних экономических и политических позитивных отношений?

— Имя — правилна, про папу — тоже правилна, а больше моя ничего не понимай… — честно признался будущий наследник ханского престола, пытаясь прочистить грязным ногтем уши.

— Присаживайтесь.

— Э?!

— Садитесь, — повторил я, и догадливый жених тут же опустился на пол, привычно скрестив ноги.

— Сядьте чуть правее, там коврик, будет удобнее, — гостеприимно предложил я, пожав плечами. — Хорошо, теперь ответьте на пару вопросов.

— Аи, рехмет, начальник! Слушай, удобно так…

— Я же говорил. Но не будем отвлекаться. Итак, вчера вечером, ближе к ночи, вы были задержаны дежурными стрельцами и доставлены в отделение. Вину свою признаёте?

— Какую вину? Где вина? Давай вино!

— Не смешно! — строго прикрикнул я на радостно подпрыгнувшего сына хана. — Сколько помню, у вас алкогольная продукция под запретом. Папа не обрадуется.

— Э, мой папа сам пьёт! Многа пьёт! Толька ночью пьёт, ночью Аллах не видит…

— Аллах всё видит! — завёлся было я, но вовремя опомнился. — Так, отложим спорные вопросы религии, вернемся к моменту вашего задержания. Пьянство, нецензурные выражения на татарском, приставание к официанткам, грубые выражения в адрес правительства нашего города и в финале — безобразная драка. Вы понимаете, что подвели себя под статью?

— Ничего не нанимаю, я неграматный татарин, я всё папе скажу, э!

— Меч-кладенец? — наугад бросил я. Молодой Бельдым-бек даже не почесался. Ну, если честно, то как гостю царя Гороха и гражданину другой страны мы пока ничего не могли ему инкриминировать. Хороший адвокат на раз-два-три бы «расщёлкал» все мои обвинения да ещё подал ответный иск за клевету.

— На первый раз ограничимся устным порицанием. Но имейте в виду, что при повторном аресте к вам будут применены самые строгие санкции вплоть до…

— Моя твоя не понимай?!

— Упс… Я и сам себя сейчас не очень понимаю. С кем вообще разговариваю, а? Пошёл вон с глаз моих!

— Э-э?

— Увижу ещё раз — расстреляю, засужу, кастрирую! Так понятнее?

— Всё понятнее, начальник! — счастливо разулыбался средний сын хана Бухатура и убрался с такой похвальной скоростью, что у дежурных стрельцов чуть шапки не сдуло.

Ладно, в этот раз я вполне справился без бабки, потому что ловить этого степного сайгака на вранье смысла не было никакого. Парень вырвался на волю из-под папиного крыла и отрывается у нас по полной программе. Пока никого не избил, ничего не украл, сажать его вообще-то не за что. Пусть гуляет. Мы проследим.

Хотя, конечно, на месте царевны Марьяны я бы лично от такого немытого красавца держался подальше…

— Следующий!

— Один момент, батюшка сыскной воевода, — раздалась невнятная возня из-за дверей. — Вырывается ещё, зараза горбоносая…

Минутой позже потрёпанный, но непобеждённый грузинский князь Coco Павлиношвили кубарем влетел в горницу. Тощий, длинный, грудь по-петушиному вперёд, с кучей газырей на черкеске до самой подмышки, в страшно лохматой папахе, из-под которой и глаз-то не видно, один нос, и, как водится, с семиэтажным кавказским гонором…

— Всех зарэжу! Тебя зарэжу. Их зарэжу, царя заражу! А что делать, так хачу?!

— Быстро сел на скамейку, руки за спину, рот открывать по моему разрешению, дышать через раз! — грозно рявкнул я, потому как эти горные орлы достали меня ещё в Москве по самое не балуйся. — Имя, возраст, пол? Отвечать, быстро!

— Coco. Нэ помню, нэ знаю. Какой такой пол, э? Дэревянный, да?

— У тебя да, — согласился я, делая запись в блокноте. — И не только пол, но и вообще…

— Да?

— Вопросы здесь задаю я. Итак, вчера вечером вы были в компании гражданина Бельдым-бека и гражданина Паул юсу са. Так?

— Нэт!

— Неужели? — Да!

— То есть вы с ними не пили?

— Слушай, я тэбя всё равно зарэжу, — честно обозначил свои планы потенциальный жених царевны Марьяны. — Паэтому честно скажу: что с ними пить? Как с ними пить? Они савсем пить не умеют, да!

— Понятно. Записал. А потом вы ругали царя Гороха?

— Зачем ругал?! Назвал его одын раз ослом, одын раз козлом! Одын или два, нэт, два, назвал сабакой такой. Ну, которая на соломе лежит и её не кушает. Знаешь, да?

— Догадываюсь, — сухо подтвердил я. — Про меч-кладенец слышали?

— Про какой леденец?

— Ясно. Свободны. Ещё раз попадёте к нам в отделение, отправлю в Сибирь, ёлки шатать. Сами уйдёте или коленом выпроводить?

— Э-э, сыскной воевода, — доверчиво зашептал кавказец, подаваясь вперёд. — Я праблем не хачу, но ты нанимаешь… Я — князь! Мне честь дэржать надо! Назови своих, пожалуйста, пусть меня выведут. Как будто я дрался, да? Не абижай, мамой прашу…

Я тяжело вздохнул и кликнул стрельцов.

— Выкиньте гражданина за ворота. Ну, так, чтоб и зрелищно, и без лишнего рукоприкладства.

— Спасибо! — хором грянули и стрельцы, и сын гор Павлиношвили.

Слава богу, все друг друга поняли, и всё складывается к взаимному удовлетворению.

Парень вылетит от нас героем дня, а еремеевские стрельцы парой подзатыльников отведут душу. Остался третий. Яга по-прежнему отказывалась появляться, хотя у меня были подозрения, что она всё-таки нас подслушивает и после обеда непременно выскажет своё профессиональное мнение по поводу мужского вранья. Хорошо бы Митя уже успел растопить баньку, отмыться сам и оставить мне горячей воды. Что-то быстро я почувствовал себя усталым, видимо, последствия отравления ещё сказывались.

О том, что вышедшие из отделения женихи начнут болтать обо мне в кабаках, можно было не беспокоиться, кто им поверит? Я же для всех умер, и это информация официальная, полгорода в трауре, венки шлют, свечи в храмах ставят, соболезнования выражают всячески, а то, что трое иноземцев, попав в милицию по пьяни, «самого участкового видели»?! Да тьфу! Пусть мелют языками, пока не побили за враньё…

— Следующего подавать ли?

— Заносите, — откликнулся я.

И через минуту в горницу сам, без малейших понуканий, вошёл молодой крепкий блондин в потёртой европейской одежде времён какого-нибудь Айвенго или Ричарда Львиное Сердце. Неприветливо улыбнулся мне, но тем не менее начал первым:

— Здраффстфуйте!

— Здоровеньки булы, — не совсем правильно ответил я, но он меня понял.