Я разукрашу твое личико, детка - Карло Мандзони

Я вошел, и за мной со стуком захлопнулась дверь. Я очутился в шумном салоне. Повсюду кресла, диванчики. В глубине большая стойка, уставленная бутылками.

Я подошел к стойке и сел на вертящуюся табуретку. Не успел я рта раскрыть, как официант поставил передо мной полный стакан «Бурбона».

– Удивительно, – говорю. – Кто тебе подсказал, что я предпочитаю заправляться только этим горючим?

Он улыбнулся и развел руками: мол, это всему городу известно. До меня доносились отрывки бесед.

– Вчера вечером я видел, как вы, графиня, стояли и нервно постукивали ножкой о край тротуара. Кого это вы так нетерпеливо ждали?

– Этого рогоносца, принца Тестафьорита.

– Нет, барон, кинжал тут не годится. Рискуешь запачкаться в крови. Я испытал новый способ, очень простой и чрезвычайно удачный. Конечно, напряжение в сети должно быть достаточно высоким. Иначе придется долго ждать.

– Ну а вы что скажете, инженер Брутто, об адской машине с часовым механизмом?

А ведь посмотришь на этих шикарно одетых, элегантных и любезных господ и никогда не подумаешь, что они любят так грубо и зло шутить над ближними. До смерти противно слушать их кровожадные рассказы.

Я направился в глубь зала. Большая арка делила его на две неравные части. Эта своеобразная небольшая гостиница была битком набита людьми, толпившимися возле длинного стола. Чей-то голос время от времени громко объявлял номера. «Должно быть, это игорный зал», – подумал я.

Тут все эти синьоры просаживают огромные деньги, которые они по закону должны были бы внести в казну.

Я подошел к ближнему столику и стал наблюдать. В первую минуту я даже разинул рот от изумления. Оказывается, они играют в лото. Крупье достает из мешочка фишки и объявляет номера. Посреди стола высятся горы тысячных и десятитысячных ассигнаций. Играющие закрывают объявленные номера фасолинами. Я с трудом протиснулся к самому столу и упер одну из фасолин. Потихоньку сравнивал ее с фасолиной, котораялежала у меня в кармане. Той самой, которую я нашел в спальне у вдовы с фиолетовыми глазами. Одинаковые. Та же тосканская фасоль с черным пятнышком на краю. Теперь все понятно.

Блондинка каждый вечер прикатывает сюда. Но где она берет столько монет? Я даже языком прищелкнул. Отошел от стола, устроился на диванчике и стал соображать.

Красотка шантажировала своего муженька, который в молодые годы совершил, верно, какую-нибудь глупость. Но как ей это удавалось? Все ясно. Она вымогала у него деньги с помощью сообщника. А болван муж отваливал этому подонку монету в страхе, как бы бесценная женушка не узнала о его грехах молодости. И даже не подозревал, что шантажирует его сама заботливая жена. А ее сообщником был, конечно, толстяк Доменико. Он забирал деньги и относил их блондинке в «Морено». Толстяк Доменико был шофером у Блю Катарро. Но кто же его укокошил? Блондинка-вдова? Или же подручный самого Блю Катарро?

Я положил фасолины в карман и потопал зала. Вижу, в глубине деревянная лесенка. Поднялся по ней наверх, перешагивая сразу через четыре ступеньки. Главное – отыскать Катарро.

Черт побери, что бы это могло значить? В конце лестницы еще одна дверь. Открываю ее, вхожу. Сразу за дверью начинается коридор, устланный синим бархатным ковром.

Миновав коридор, я очутился в широкой прихожей. Гляжу, в глубине бронированная дверь. Конечно, я сразу скумекал, что она ведет в кабинет грозного Катарро, но смело направился к ней. Я уже взялся за ручку, как вдруг услышал шум за спиной, и молниеносно обернулся.

– Ба, кого я вижу?! Но Ат Шалфейчик недолго думая припустился от меня. Юркнул в коридор, я за ним. Добежали до танцзала. Тут мне наконец удалось сцапать Шалфейчика за плечи. В проходе танцевало множество пар, а музыканты лабали ча-ча-ча. Я заставил Шалфейчика проделать полный оборот вокруг своей оси, схватил его руку и покрутил этого ублюдка вокруг себя.

Так, отплясывая бесконечный ча-ча-ча, мы пересекли весь проход. Танцующие расступались, провожая нас восхищенными взглядами. Шалфейчик проворно залавировал между столиками, но я к нему прилепился, как пиявка. У самого выхода я его прихватил под локоть.

– Надежный же ты телохранитель, – говорю. У Шалфейчика лоб покрылся испариной, а сам он задрожал, как трусливая дворняжка.

– А теперь, – говорю, – пора нам с тобой рассчитаться. Левой рукой я сжимал ему локоть до тех пор, пока кости не хрустнули. Тогда я поволок его к машине. Открыл дверцу и швырнул на переднее сиденье. Потом сел за руль.

– Ну, поехали в гости к нашему старому другу.

Он усмехнулся и сплюнул в окно. Я рассвирепел. Выскочил из машины, подобрал плевок и всунул его Шалфейчику обратно в рот.

– Я тебя научу вежливости, – говорю.

Потом снова сел за руль.

– Не тяни резину. Выкладывай имя, фамилию, происхождение, местожительство и род занятий твоего почетного дружка.

Ат молчит. Тогда я двинул его кулаком по подбородку. От неожиданности он откусил кончик языка.

– У меня нет ни малейшего желания валандаться с тобой целую неделю, – говорю.

Тут он решился открыть рот.

– Его зовут Джим Стеккино, по прозвищу Агамемнон. Он владелец ОПМ – общества по продаже муравьев. Адрес: Четырнадцатая улица, дом сто восемь.

– Отлично, – говорю. – Теперь можно отправляться к нему в гости. Ведь мы так давно не виделись.

Глава тринадцатая

Ночная прогулка, которая принесла мне восемьдесят два конверта и письмо на сиденье автомобиля

Вскоре мы подъехали к зданию ь 108. Впрочем, это оказался всего– навсего старый двухэтажный домишко. В нижнем этаже магазинчик, а рядом маленькая входная дверь. С виду этот дом роскошным никак не назовешь. На втором этаже ставни одного из окон почти совсем оторвались, а в другом окне выбито стекло.

– Похоже, твой приятель не очень-то процветает, – говорю. Мы свернули за угол и стали обходить дом сзади. И тут я даже присвистнул.

– Вот это фокус!

Задняя стена дома и есть фасад. Да какой! Весь из мрамора, ставни из красного дерева, а стекла из особого сплава. Наружный фасад – это для лопухов, а сзади настоящий дворец.

– Похоже, задняя часть у твоего Джима Стеккино в особом почете, – говорю.

Я осмотрел дверь. Она была заперта на хитроумный замок, но меня это не испугало. Поковырял кончиком карандаша и готово. Входим в дом.

На нижнем этаже в салоне у стены стоит большой шкаф. Отворяю его, влезаю. В глубине шкафа дверь. Открываю ее, вхожу. И попадаю в старую часть дома. Я сразу сообразил, что это задняя комната. Она вся заставлена мебелью. Кругом пыль, на стенах фотографии торговцев муравьями, рисунки муравьиных гнезд.

Я повесил Шалфейчика на вбитый в стену гвоздь и стал спокойно осматриваться вокруг.

Этот Джим Стеккино маскирует свои грязные делишки, притворяясь торговцем муравьями. Довольно странный вид коммерции. Не думаю, чтобы он продавал больше одного муравья в год. Да еще за границу. Я обшарил все комнаты и наконец нашел то, что искал.

За картиной, изображавшей какого-то типа, разоряющего гнездо муравьев, я обнаружил несгораемый шкаф. В две минуты вскрыл его и на нижней полке увидел кожаную желтую сумочку. Вынул ее и показал Ату Шалфейчику, по-прежнему висевшему на гвозде.

– Хороша сумочка?– спрашиваю.

– Проклятые фараоны, – процедил он сквозь зубы.

Я сунул ему в рот скомканную промакашку, и он заткнулся.

Открываю сумочку. А в ней полно желтых заклеенных конвертов и на каждом аккуратно выведено имя.

Я пересчитал их. Ровно восемьдесят два конверта. Восемьдесят два человека, которых шантажируют. Я спрятал конверты в сумку и закрыл ее.

– Превосходно, – говорю. – Но куда все-таки делся твой достойный приятель?

Шалфейчик невнятно замычал и воровато отвел глаза. Я вздохнул.

– Ничего не поделаешь, – говорю. – Придется вернуться в «Морено» и побеседовать с Блю Катарро.

Я снял Шалфейчика с гвоздя и поволок его к выходу, крепко сжимая сумку под мышкой, а Шалфейчик стал тихим, покорным и сам без разговоров долез в машину. Но тут я увидел у него на заду красное пятно.

Нагнулся и вижу, что это вроде знак, оставленный помадой. Понюхал: цикламен.

– Черт побери,– говорю. Отпихиваю Шалфейчика и сам лезу на сиденье. На нем помадой выведены какие-то знаки, но попробуй их расшифровать. Этот проклятый Шалфейчик уселся на них своими ягодицами, и буквы расплылись. Я пригляделся повнимательнее. Всего знаков три. Но видно, что их накалякали в дикой спешке. Я сразу разобрал, что одна буква «3». Затем идет не то «Г», не то «А». А третью сам черт не разберет. Не черт, а тысяча чертей!

«Ведь Дуарда сидела за рулем». Я сел за руль и попробовал снова разобрать причудливые знаки. Конечно, «3» последняя из трех букв. Первая должна быть «Г». А буква посредине – наверняка «А». Газ! Ясное дело, газ! Но что Дуарда хотела сказать этим словом?