Приключения Айши (сборник) - Генри Райдер Хаггард

Пользуясь попутным ветром, мы три-четыре часа довольно быстро поднимались вверх по реке. В одном месте мы наткнулись на целое семейство гиппопотамов: они всплыли на поверхность в десяти-двенадцати морских саженях от бота и, к ужасу Джоба да и к моему собственному, угрожающе заревели. Это были первые гиппопотамы, которых мы видели, и, если судить по их ненасытному любопытству, им тоже никогда не доводилось видеть белых людей. Честно сказать, я даже побаивался, как бы они не полезли в бот, чтобы удовлетворить это любопытство. Лео хотел выстрелить, но я отговорил его, опасаясь губительных для нас последствий. На топких берегах грелись на солнце сотни крокодилов и тысячи тысяч водоплавающих птиц. Нескольких мы подстрелили, среди них оказался дикий гусь с острыми отростками на крыльях, такой же отросток, в три четверти дюйма, был у него между глазами. Второго такого нам не попалось, и я до сих пор не знаю, особая ли это разновидность или просто мутант. В первом случае это может представлять интерес для ученых-натуралистов. Джоб окрестил этого гуся Единорогом.

К полудню солнце раскалилось: над болотами поднялось жуткое зловоние, и мы тотчас же приняли профилактические дозы хинина. Вскоре ветер совершенно прекратился, а бот был слишком тяжел, чтобы идти на веслах – да еще в такое пекло – против течения; мы были довольны уже и тем, что можем укрыться под похожими на ивы деревьями, что росли у самой реки. Весь день мы задыхались от жары, и только закат положил конец нашим мучениям. Увидев впереди большую заводь, мы решили дойти до нее, а уж тогда решить, где заночевать. Мы уже собирались отчалить, когда к водопою спустился красивый водяной козел с витыми рогами и белой полосой поперек крестца; мы находились всего в пятидесяти ярдах от него, но нас скрывала листва, и он нас не заметил. Первым увидел его Лео; заядлый охотник, он уже долгие месяцы мечтал о какой-нибудь крупной добыче; поэтому при виде козла он весь напрягся и сделал стойку, точно сеттер. Поняв, в чем дело, я сунул ему его ружье, а сам схватил свое собственное.

– Ну, – шепнул я, – смотри не промахнись!

– При всем желании, – ответил он высокомерным шепотом, – я бы не мог промахнуться.

Он прицелился, и как раз в этот миг чалый козел поднял голову и посмотрел через реку. Отчетливо выделяясь на фоне закатного неба, он стоял на узкой полоске твердой земли, которая подходила к реке со стороны болота, – очевидно, это была излюбленная тропа всех животных: по ней они ходили на водопой. Мы невольно залюбовались козлом. Даже если доживу до ста лет, вряд ли я забуду это завораживающее зрелище: так прочно впечаталось оно в мою память. Направо и налево широко раскинулись губительные болота, пустынные и однообразные, лишь кое-где в лучах заходящего светила полыхают черные от торфа озерки. Позади и впереди – медлительный речной поток, к нему примыкает окаймленная тростником лагуна, на ее поверхности вперемежку с тенями, которые шевелятся при слабом дуновении ветерка, играют длинные отблески вечерней зари. На западе – огромный пламенеющий шар: он уже исчезает за мглистым окоемом, заполняя своим огнем необъятный купол небес и превращая станицы журавлей и других птиц в золотые вспышки. И еще мы – три современных англичанина в современном английском вельботе, в вопиющей дисгармонии с окружающей нас безрадостной природой, а перед нами – благородное животное, как бы нарисованное кистью живописца на багряном полотне.

Бах! Козел убегает могучими прыжками. Лео промахнулся. Бах! Пуля прошла ниже, над самой землей. Теперь мой черед. Козел мчится как стрела, он уже в ста ярдах от нас, и все же я должен попытаться. Клянусь Юпитером, я попал в цель: козел катится кубарем!

– Так-то вот, мастер Лео, моя взяла, – воскликнул я, тщетно борясь с неблагородным чувством торжества, которое охватывает в таких случаях даже самых воспитанных людей.

– Да, черт подери! – пробурчал Лео и тут же с одной из быстрых обаятельных улыбок, озаряющих его лицо, как луч света, поспешил добавить: – Извините, старина. Поздравляю вас с прекрасным выстрелом, а я, к стыду своему, дважды промазал!

Мы выбрались на берег и побежали к козлу, который был уже мертв: пуля перебила ему хребет. Понадобилось около четверти часа, чтобы освежевать его, отрезать самые лучшие куски и погрузить их в бот; к тому времени уже смеркалось, и мы еле успели доплыть до лагуны. Еще до наступления полной темноты мы бросили якорь в тридцати морских саженях от края лагуны. Сойти на берег, однако, мы так и не решились, не зная, найдется ли там клочок твердой земли, достаточный, чтобы разбить лагерь, и опасаясь болотных испарений, которые, по нашим предположениям, были там гуще, чем на воде. Мы зажгли фонарь, поужинали консервированными языками и собрались было спать, но уснуть мы так и не смогли: на нас напали несметные полчища самых кровожадных, назойливых и больших москитов, каких мне когда-либо доводилось видеть. Не знаю, что их так привлекало: свет фонаря или необычный запах белых людей, чьего появления они, казалось, ждали целую тысячу лет. Они так яростно впивались в тело, так неистово жужжали, что мы просто обезумели. Мы попробовали закурить, но табачный дым не только их не угомонил, но привел в еще большее остервенение, и в конце концов нам пришлось укрыться с головой одеялами. Изжариваясь, как в духовке, мы изо всех сил чесались и проклинали наших мучителей. И вдруг в шестидесяти ярдах от себя, среди зарослей тростника, мы услышали могучий, похожий на раскаты грома рык одного льва, а затем и другого.

– Какое счастье, – сказал Лео, высунув голову из-под одеяла, – какое счастье, что мы не расположились на берегу! Верно, дядюшка? – (Так фамильярно он иногда обращается ко мне.) – Проклятье! Москит цапнул меня за нос! – И он снова нырнул под одеяло.

Взошла луна, и, хотя львы на берегу продолжали грозно реветь, мы снова задремали, уверенные в своей полной безопасности.

Сам не знаю, что побудило меня выглянуть из-под одеяла, может быть, то, что оно оказалось не такой уж и надежной защитой, – москиты прокусывали и его своими острыми жалами.

– Боже мой, смотрите! – услышал я испуганный шепот Джоба.

Мы все вылезли из-под одеял и при лунном свете увидели на воде два концентрических круга, которые становились все шире и шире. В самом центре их были два больших темных движущихся пятна.

– Что это? – спросил я.

– Все эти проклятущие львы, сэр, – ответил Джоб, в его голосе странное чувство обиды, обычное уважение причудливо смешивались с неприкрытым ужасом. – Плывут сюда! Чтобы сожрать нас!

Присмотревшись, я понял, что он прав. Уже можно было различить блеск яростных глаз. Не берусь сказать, что львов привлекало: запах убитого козла или же мы сами, но голодные звери плыли прямо к боту.

Лео уже схватил ружье. Я крикнул, чтобы он подождал, пока животные подплывут поближе, и тоже взялся за оружие. В пятнадцати футах от нас начиналась отмель, один из львов – оказалось, что это львица, – влез на нее, отряхнулся и заревел. В этот момент Лео выстрелил: пуля попала в открытую пасть и вышла на загривке, львица с плеском повалилась в воду, уже бездыханная, другой лев – рослый самец – находился в двух шагах позади нее. Он уже оперся передними лапами об отмель, когда случилось нечто непонятное. Вода заплескала и забурлила, как бывает в пруду, когда щука хватает мелкую рыбешку, только в тысячу раз более сильно и яростно; лев с ужасающим ревом вспрыгнул на отмель, волоча за собой что-то черное.

– Аллах! – вскричал Мухаммед. – Крокодил схватил его за заднюю лапу!

Так оно и было на самом деле. Мы видели длинную пасть со сверкающими рядами зубов и туловище пресмыкающегося.

Последовала удивительная сцена. Лев все же сумел выбраться на отмель, но крокодил – он то ли стоял, то ли плавал в воде – так и не выпустил его лапы. Лев заревел – от его рева, казалось, содрогается воздух, затем с диким пронзительным рычанием обернулся и впился когтями в голову крокодила. Крокодил перехватил его лапу (потом мы обнаружили, что у него был вырван один глаз) и немного повернулся – в тот же миг лев мертвой хваткой вцепился ему в горло: сцепившись, они покатились по отмели. Уследить за их движениями было невозможно, и когда мы наконец разглядели, что происходит, оказалось, что удача изменила льву: крокодил, чья голова была сплошь залита кровью, зажал туловище льва, как раз над бедрами, своими железными челюстями и стискивал все плотнее и плотнее. Израненный зверь с отчаянным ревом рвал клыками и когтями прочную чешую на голове своего врага; могучими задними лапами он – с той же легкостью, с какой вспарывают перчатку, – одновременно раздирал сравнительно мягкое горло крокодила.

И вдруг наступила развязка. Голова льва упала на спину крокодила, и с ужасным стоном лев умер; крокодил медленно перекатился на бок, его челюсти все еще стискивали туловище льва, которого, как оказалось, он почти перекусил надвое.