Фактор Мурзика (сборник) - Владимир Войнович

– О, какие люди! – сказал он, выходя из-за стола. – Рад видеть вас в добром здравии. – Наклонясь, приложился к ручке. – Присаживайтесь, Маргарита Максимовна. Чай, кофе?

– А я не знала, что вы теперь здесь, – сказала Маргарита Максимовна. – И как вам новая должность? Не слишком ли хлопотная?

– Справляюсь, – скромно ответил директор.

– Не трудно?

– Да нет, ничего, контингент у меня тихий, покладистый, никто ни на кого не жалуется, никто никого не подсиживает, не пишет жалобы. Денег не требуют. Мир, покой и полное равенство. Впрочем, равенства нет и здесь. Ведь к нам сюда попадают люди очень даже неравные, вроде вас.

– Философствуете?

– Должность располагает к философии. Столько разных судеб проходит перед глазами. Ведь я половину из похороненных за последние лет тридцать знал лично. С одними дружил, с другими враждовал, выпивал с теми и с теми. Вот люди живут, воруют, подличают, стараются друг друга объегорить. А потом вот его, такого остроносого и напудренного, сюда привезут, и, оказывается, ничего ему больше не надо. Ничего! И зачем же он вел себя как подлец, зачем портил другим людям жизнь? Впрочем, что это я разболтался. Вы же ко мне, наверное, по какому-то делу?

– Да уж по делу, могилу моего мужа знаете?

– А как же, почти каждое утро прохожу мимо, контролирую. Место одно из лучших, потому время от времени появляются желающие его захватить. Но, слава богу, в нашей отрасли законы есть четко прописанные, и порядочные люди тоже имеются.

– Но там же и мое место?

– Само собой, Маргарита Максимовна, ваше. Потому и бережем. И, надеюсь, еще долго будем беречь. Долго-долго. Торопить не будем ни в коем случае. Потому что перед нами вечность, как сказал поэт.

– Спасибо. Но я хочу мое место использовать немедленно.

Стытов изобразил лицом непонимание.

– Ну что вы, Маргарита Максимовна, у вас такой цветущий вид.

– Речь не обо мне. Скажите, могу ли я похоронить туда близкое мне существо?

– Пока не можете.

– Почему?

– Разъясняю. Согласно пункту 2 статьи седьмой федерального закона номер восемь в родственную могилу имеют право быть захоронены только, – он распрямил указательный палец правой руки, – супруг, супруга, сын, дочь, усыновитель, усыновленный, родной брат, родная сестра, внук, внучка, дедушка, бабушка захороненного лица. Это значит, что пока в могиле находится только ваш супруг, то туда можете быть захоронены вы, ваши общие дети или только его дети и его мама, папа, бабушка, дедушка. Но ваши родственники, пока вы, дай вам бог, живы, не могут. А вот, извиняюсь, когда вы там будете, тогда и ваши прямые родственники могут претендовать.

– Ну а что же мне делать? Мне нужно похоронить кого-то, с кем я хочу лежать после смерти.

– Вы имеете в виду какого-то еще любимого вами человека? – спросил Стытов.

– Ну, не совсем человека…

– То есть?

Маргарита Максимовна замешкалась, не представляя, как поделикатнее обозначить любимое существо, но не нашла ничего лучшего, как сказать прямо:

– Кот у меня погиб. Трагически. Я его очень любила. Он мне был как сын. Я его взяла маленьким комочком. Я его поила молоком из соски, я его выходила и потом четырнадцать лет…

Пока она говорила, он, не зная, как реагировать на ее слова, открыл ящик стола, пошарил в нем руками, хотя ничего не искал, закрыл, схватил со стола пачку сигарет, достал сигарету, сунул в рот, стал искать зажигалку, но не нашел. Сигарету выплюнул, поднял глаза на гостью, попробовал объяснить свое состояние.

– Маргарита Максимовна, – сказал он, – вы меня извините, у меня с чувством юмора очень плохо, и шутки, особенно тонкие, я не всегда понимаю…

Но когда она ему раскрыла сумку и показала содержимое, он понял, что она не шутит. Но сам неожиданно пошутил:

– Вот чем покойник отличается от живого. Его даже этим не соблазнить.

Разумеется, она пообещала, что все останется между ними, а имя третьего покойника на надгробном памятнике обозначено не будет.

В тот же день она посетила магазин ритуальных принадлежностей «Оксана». Там за маленьким столиком в углу и опять под портретом президента сидела сама Оксана, женщина лет сорока, блондинка, крашеная, потная, с короткой прической и большими кольцами в ушах. Кольца едва не касались оголенных плеч, с которых до самого локтя сползала разноцветная татуировка с изображением ящерицы. Перед ней – раскрытая книга заказов.

– Какого размера гроб желаете?

Маргарита Максимовна задумалась.

– Небольшой.

– Что значит – небольшой? Какого роста был покойный?

– Ну, если в длину… – задумалась Маргарита.

– Не в ширину же.

– Вот примерно такой, – Маргарита, раздвинув руки, показала размер.

– Шестьдесят сантиметров? – на глаз определила Оксана. – Младенец? – И изобразила печаль особого рода. – Какого возраста был ребенок?

– Точно не знаю, но лет четырнадцать.

– Четырнадцать лет – пятьдесят сантиметров? Может быть, четырнадцать месяцев?

– Да какая вам разница?

– Мне – никакой, – согласилась Оксана.

– Ну так и пишите: гроб шестьдесят сантиметров.

– Пишу, – покорно согласилась и с этим. – Гроб детский, шестьдесят сантиметров. – А какой именно?

– Вы же сказали – детский.

– Ну да, но есть и другие параметры.

Оксана положила книгу в ящик стола, заперла его на ключ и открыла дверь в соседнюю комнату. Это была выставка. На одной стене висели искусственные венки с лентами и без, а две стены занимали гробы на железных стеллажах в несколько ярусов.

– Вот, – объясняла Оксана. – Это мусульманские ящики, как я понимаю, не для вас. Так? Это гробы общего назначения, то есть для агностиков, атеистов, не исповедующих никакую религию, а это православные, из сосны, лиственницы, сибирского кедра и ценных пород дерева. Вам ГО или ГЭ?

– Что?

– Аббревиатура, – объяснила Оксана. – ГО – гроб обыкновенный экономкласса, ГЭ – элитный, для ВИП-персон.

Гробов того и другого классов было так много, что глаза разбегались, но Маргарита ограничила выбор соображением, что в сферу интересов православных и мусульман лучше не вторгаться, а из гробов конфессионально не ориентированных выбрала элитный «Наполеон» с атласной обивкой за 8300 рублей.

Дома уложила Мурзика в гроб, покрыла до морды белым атласом, гроб поставила на табуретку в прихожей.

Вечером пришла внучка Аленка с сумкой всяких продуктов и бутылкой вина. В прихожей увидела Мурзика в гробу. Постояла над ним, смахнула слезу.

– Мои соболезнования, Маргоша.

Именно Маргоша, иногда Ритуля. Бабушкой бабушку с детства называть было запрещено. Утешала как могла.

– Что делать, Маргоша, что делать? Но он же был уже старый. Мышей не ловил, двигался с трудом. Пожил достаточно.

– Ну что ты говоришь, – раздражилась Маргарита. – «Достаточно». Мне уже восемьдесят лет, а ему только четырнадцать.

– Маргошенька, для него четырнадцать больше, чем для тебя восемьдесят. Жил хорошо и умер достойной и быстрой смертью. Умер, можно сказать, в бою. Смертью своей привлек внимание общественности к беспределу на дорогах. Ты видела, что в Интернете творится?

Пошла на кухню, нашла штопор, раскупорила бутылку.

– Давай, Маргоша, выпьем, помянем.

– Поминают после похорон.

– А мы предварительно. Кстати, как собираешься хоронить?

Маргарита собиралась похоронить Мурзика тайком и заколебалась, сказать ли Аленке о своем плане. Решилась и рассказала. Аленка пришла в восторг.

– Маргоша, любимая. Идея замечательная! Слушай, из этого надо вообще сделать хеппенинг.

– Как это?

– Увидишь. А пока ничего не делай. Завтра все увидишь. Мы, Маргоша, твоему Мурзику устроим такие похороны, каких ни один кот еще не видал.

Вскоре она покинула бабушку и отправилась к живущему недалеко художнику Сергею Тарханову, благодаря созвучию фамилии и усам определенной формы прозванному Тараканом. Он давно завлекал Алену к себе в свою однокомнатную квартиру, бывшую одновременно и мастерской. Просил позировать обнаженной. Она хихикала и обещала когда-нибудь в другой раз.

– Старуха, – говорил он, – если ты опасаешься, что я буду к тебе приставать, то совершенно напрасно, для своих моделей я импотент.

Он всем, кого приглашал позировать, так говорил, полагая, что модели пожелают проверить, что он не врет. Большинство из них в самом деле его проверяли и убеждались, что тест на правдивость он не выдерживал.

Она позвонила снизу по домофону, он открыл вход в подъезд, а потом долго гремел изнутри засовами, прежде чем открылась железная дверь в его логово.

Она вошла со словами:

– Тараканище, зачем тебе столько замков?

Он объяснил:

– Первый этаж. Замки на дверях и решетки на окнах. Берегу себя от возможного ограбления. Кстати, что такое ограбление – знаешь? Не то, что ты думаешь. Ограбление – это обеспечение народа граблями. Для полевых работ или для революции. Занимательная этимология.