Богословие иудеохристианства. Главы из книги - Жан Даниэлу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это имеет последствия для троичного богословия Ерма. Мне кажется, для него характерно, что он взял богословие Логоса и богословие Духа в двух разных схемах. Богословие Логоса находится в линии Седьмого Ангела апокалиптики, окруженного шестью архангелами. Богословие Духа находится в линии Князя света, противостоящего Ангелу тьмы, которые происходят из Дисциплинарного Устава. Это объясняет кажущуюся непоследовательность его богословия. Есть богословие Логоса и богословие Духа, то и другое иудео-христианское, но нет богословия Логоса и Духа. И когда он говорит сразу о том идругом, его мысль смешивается, как в Пятом Подобии.
Интересно отметить, что тема двух ангелов и двух путей была повторена и перенесена в другое течение иудео-христианства — эбионизм, но совсем в другой линии. Во-первых "Князь света" отождествляется не со Св. Духом, а со Христом; и имеется в виду не троичное богословие, а наоборот, Христос уподобляется ангелу. Епифаний так описывает учение эбионитов: "Они говорят, что Христос получил в жребий будущий век, а диавол век настоящий" (Панарион,XXX,16,2). В уже цитированном нами тексте Епифаний добавляет, что для них Христос "не рожден от Бога Отца, но сотворен, и что он один из архангелов, царствующих над ангелами и над всеми делами Всемогущего" (Панарион XXX,16, 4).
Это учение встречается в разных видах в псевдо-климентовых писаниях. Бог, имея в мысли, что люди разделятся на две категории, "установил для каждой место и царя: добрый царь взял в жребий благих, злой — злых" (Узнавания, III, 52). Первый есть царь будущих, второй настоящих" (Гом. XX,2). Мир также "разделен на два града, цари которых противостоят друг другу" (Узнавания, II,24). Рассказ о Христе и Сатане это "рассказ о царе благочестия и царе скоропреходящим" (Гом VIII,21). Но Христос есть лишь ангел (Гом VIII,42). Именно на это учение Послание к Евреям отвечает, что "не ангелам Бог покорил будущую вселенную" (2,5).
Учение эбионитов также смешивает апокалиптическую и ессейскую традиции. Христос для нее "первый из архангелов" (Узнавания, II, 42), то есть его отождествляют с Михаилом; кроме того, он есть "царь благочестия" и отождествлен с "Князем света". Категории эбионизма те же, что и в православном иудео-христианстве. Но богословие другое. Эбионитское учение остается чисто и просто еврейским учением, с христианским колоритом; оно совсем не тринитарное, Христос там не Бог. Напротив учение Ерма и Вознесение Исайи есть христианское учение, использующее иудейские категории. Проблема не отличается от той, которая в греческой среде разделила ариан и православных. Евномий был неоплатоником, пользующимся христианскими терминами, тогда как Григорий Нисский был христианином, пользующимся неоплатоническими категориями. В том и другом случае, если останавливаться на одинаковом словаре, следуют совсем разные перспективы.
Страж Храма
Ессейский "Князь света" не одна вместе с Гавриилом ангельское существо, которое иудео-христиане отождествляли со Св. Духом. Известна поздняя традиция иудаизма, в которой ангел охранял Храм и покинул его при разрушении Титом[21]. Христиане усвоили эту традицию и связали с ней тему разрыва завесы Храма во время смерти Христа: именно тогда, по их мнению, ангел или ангелы покинули Храм[22]. Присутствие ангела было связано с присутствием Яхве, с шехиной. Когда Храм был упразднен, ангелы удалились.
Заветы XII Патриархов представляют версию этой традиции, где ангел заменен Святым Духом. Она появляется в Завете Вениамина: "Завеса (aploma) Храма разорвалась и Св. Дух сошел на народы как огонь пожирающий" (IX,4). Отметим слово aploma, обозначающее здесь завесу Храма. Позже слово будет означать пелену алтаря. Эта завеса рассматривалась как одеяние ангела Храма. Это явствует из выражения Мелитона: "народ не был разорван, ангел был разорван (perieshisato)" (Пасх Гом., 98). Де Йонг резонно отмечает, что "Мелитон видит в завесе Храма одежду ангела, там обитавшего". Он заметил, что "эта параллель объясняет использование endyma в Завете Левия X, 3, где автор Заветов намекает на одеяние ангела или персонифицированного Храма".
Но это не то, что нас интересует. Что замечательно, это то, что в Завете Вениамина говориться не об ангеле, а о Св. Духе. И выражение показывает перед нами христианское понимание Св. Духа. Ведь идея, что Св. Дух оставил Храм Иерусалимский, чтобы распространиться как огонь на народы, это очевидная аллюзия на Пятидесятницу. Этот текст есть один из тех, которые свидетельствуют в пользу христианского характера этого сочинения. Мы встречаем здесь линию ангелологии позднего иудаизма, на который мы уже намекали, которая показывает защиту ангелами Израиля. Михаил не только дал ему закон, но ангел, возможно, также Михаил, обитал в Храме. В обоих случаях иудео-христианство использует это учение и христианизирует его[23].
Впрочем, Завет Вениамина не единственный текст, в котором появляется эта мысль. Де Йонг дает другое сочинение, наполненное иудейскими представлениями, Учение Апостолов: "Когда Он покинул народ, он оставил свой Храм пустым, разорвал завесу и забрал Своего Св. Духа и излил его на уверовавших среди язычников, ибо сказано у Иоиля: Излию Духа моего на всякую плоть. Он отнял у этого народа Своего Св. Духа и власть Своего Слова и все служение и установил это в Своей Церкви"[24]. Та же тема у Тертуллиана[25].
***
Таковы строго иудео-христианские темы ангеломорфной христологии, то естьвзятые их ангелологии позднего иудаизма и в которых Христос и Св. Дух обозначены взятыми из ангелологии терминами в их вечной природе, а не в их миссии. Мы оставили в стороне то, что касается применения ко Христу слова aggelos как посланного Отцом. Этот пример, имеющий основания в Ветхом Завете, будет часто употребляться до V века. Он имел оттенок субординатизма и в этом смысле использовался арианами, что и привело к его исчезновению. Эта долгая история была изложена Барбелем. Но она не относится к нашей теме.
[1] J. Barbel Christos Angelos, Bonn, 1941; G. Kretschmar Studien zur fruhchristlichen Trinitatstheologie, Tubingue, 1956.
[2]См. A. Grillmeier Der Logos am Kreuz, Munich, 1956, p.560-562.
[3] Christos Angelos, p. 192-223.
[4] Статья Ангелы в DACL, I, 2088.
[5] Eine fruhchristliche Schrift von der dreierlei Fruchtenв ZNW, 15 (1914), 74-88.
[6] J. Barbel, op. cit., p.193. Ориген сообщает (Ком на Иоанна, 1,31), что от одного еврея он узнал, что Саваоф — это одно из имен Бога.
[7]См. мою книгу Bible et liturgie, p. 304-314.
[8] Диалог 100, 4. Маркелл Анкирский цитирует логию Самого Христа, говорящего: "Я есмь День" (Евсевий, Против Маркелла 1, 2). Климент Александрийский пишет, "что Христос часто называется Днем" (Eclog., LIII, 1).
[9] J. Barbel, op. cit., p. 230-231.
[10]См. J. Danielou Les anges et leur mission, 2e ed., p. 19.
[11] Иосиф Древности 15, 5, 3; Галл 3, 19; Деян.7, 53; Евр.2, 2-3.
[12]См. также Pistis Sophia, VII,12; LXII, 124.
[13] Израиль как имя ангела встречается в магических папирусах, в Каббале.
[14] Церк. История 1,2,11; Доказ. 5,19,3; Пригот. 7,15,2.
[15] A. Resch показал связи этого текста с сектой Архонтиков (Епифаний Панарион, 40,2). Эта секта использовала Вознесение Исайи. Наш текст принадлежит той же среде, что и последний.
[16] J. Barbel, op. cit., p. 262-269.
[17]См. G. Kretschmar, op. cit., p. 99.
[18] Affinites litteraires et doctrinales du Manuel de discipline, в RB 60 (1953), p.63.
[19] De duabus viis, Fribourg, 1900, p.8.
[20]См. J. Danielou La communaute de Qumran et l’organisation de l’Eglise ancienne, в La Bible et l’Orient, p,.105.
[21] II Варуха VI,7; VIII, 1; Иосиф Война VI,5; Тацит История V,3.
[22] J. Danielou Les anges et leur mission, p.18-19.
[23] В Климентовых Узнаваниях I, 41 читаем: "Завеса Храма разорвалась, как бы оплакивая неминуемую катастрофу". Намек на одежду и на ангела совершенно ясен.
[24] Дидаскалия, XXIII,5,7.
[25] Против иудеев XIII, 26; CSEL, p.319.
Глава VII. Воплощение.
В предыдущей главе мы набросали общую картину космоса в иудео-христианском мироощущении. Именно на основании этой картины иудео-христиане разработают первый вариант "икономии", т.е. создадут первое богословское толкование Нового Завета. Это будет христология особого типа. Категории, которые она использует, заимствованы не из Ветхого Завета (как мы увидим у Иринея); это также и не категории эллинистической метафизики, которые использует Ориген, а за ним и все греческое богословие. Иудео-христианство воспользуется концепциями позднеиудейской апокалиптики.
Такое построение может быть названо "мифическим" или "гностическим". Но необходимо уточнить эти понятия. "Миф", в данном случае, обозначает определенную систему представлений, а не мифологическое видение мира[i]. Следовательно, "миф" не искажает подлинного смысла Откровения, это лишь способ его выражения. Этот способ столь же значим, как и способ метафизический или экзистенциальный. Бультман ошибается, утверждая, что миф пытаясь более точно выразить идею Писания, искажает ее. Он всего лишь перевел ее из одной системы выражения в другую. Ибо какой-нибудь способ выражения будет необходим в любом случае. Как правило, это система образов той среды, или цивилизации, вкоторую попадает Писание. Итак, иудео-христианство представляет собой один из способов выражения христианской идеи.
Можно назвать его мироощущение "гностическим". Но смысл этого понятия также необходимо уточнить. Здесь имеется в виду не гнозис в широком значении высшего познания, не в узком значении дуализма Валентина, но в некотором среднем значении, когда между I и II в. по Р.Х. гнозис образует особую форму религиозного познания. Эта форма мышления иудейского происхождения, с элементами, заимствованными в Иране и Греции. Она представляет собой единство основных положений, общих для иудейской апокалиптики, иудео-христианского богословия, египетского гностицизма и греческого герметизма. Но каждое направление (каждая общность) интерпретирует эти представления, эту "базовую" форму мышления по-своему, исходя из собственных традиций. Так, например, по справедливому замечанию Карла Шмидта, упоминание в одном из текстов о семи небесах и огдоадесвидетельствует не о влиянии на него гностицизма Валентина, а о том, что и текст, и гностицизм принадлежат к одной культурной среде, для которой свойственно такое общее представление.