Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942 - Александр Аркадьевич Тихомиров

и связанными вместе. День уничтожения большевизма будет днем единения наших двух революций. Иначе мы не сможем пережить это раковое заболевание, которое повлияет на планы нашего развития, как демографического, так политического и морального…»[18].

Но только через полтора года Гитлер решился на большой шаг. Это интересно отмечено в его письме от 21 июня 1941 года, направленном Муссолини. Там выражалась точка зрения фюрера на ключевой момент для принятия важнейшего решения только за один день перед нападением на Россию. В нем Гитлер впервые признавал невозможность прямого нападения на Англию, что требовало целой воздушной армии для истощения сил неприятеля. Начинать фронтальное наступление Германия сможет только тогда, когда будет уверена, что не существует угрозы в тылу. Но сейчас развертывание огромных сил (как русских, так и немецких) вдоль временной восточной границы и лихорадочная деятельность обеих сторон привела к ситуации, когда «заряженные ружья могли выстрелить в любой момент».

Гитлер уточняет: «После длительного раздумья я принял решение разорвать этот узел, неразрешимый уже долгое время. Что бы теперь ни случилось, дуче, нагие положение от этого шага не ухудшится; оно может только улучшиться. Если бы я даже вынужден был к концу этого года оставить в России 60 или 70 дивизий, то все-таки это только часть тех сил, которые я должен сейчас постоянно держать на восточной границе. Пусть Англия попробует не сделать выводов из грозных факторов, перед которыми она окажется. Тогда мы сможем, освободив свой тыл, с утроенной силой обрушиться на противника с целью его уничтожения. Я чувствую себя внутренне свободным после того, как пригнел к этому решению. Сотрудничество с Россией, при всем моем искреннем стремлении добиться окончательной разрядки, часто сильно тяготило меня, ибо казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами. Теперь я счастлив, что освободился от этого морального бремени!»[19]

В этом письме Гитлер объяснял также, что война с Россией необходима с точки зрения долгой борьбы с Англией и с точки зрения накапливания и резервирования поставок стратегических материалов первой необходимости: «Прежде всего, я надеюсь, что нам в результате удастся создать на длительное время на Украине общую продовольственную базу. Она послужит для нас поставщиком тех ресурсов, которые, возможно, потребуются нам в будущем. Смею добавить, что, как сейчас можно судить, нынешний немецкий урожай обещает быть очень хорошим…

Вполне допустимо, что Россия попытается разрушить румынские нефтяные источники. Мы создали оборону, которая, я надеюсь, предохранит нас от этого. Задача наших армий – как можно быстрее устранить эту угрозу»[20].

Это письмо выражало уверенность в быстром воплощении основных положений гитлеровской «Майн Кампф» в душах немецкого народа о неизбежности расширения жизненного пространства за счет восточных территорий, а в будущем – имело цель освоить эти территории в качестве сырьевых колоний для нужд промышленности, производства продуктов питания и рынков сбыта. В результате мы получили, так называемую, «общую базу снабжения» на Украине, которая в действительности систематически эксплуатировалась только Германией, ничего не передававшей нуждающейся Италии, хотя нам потом выставили фантастические цифры на правах репарации![21]

Мессе вспоминал, что гитлеровский документ от 21 июня 1941 года был очень важен для итальянцев, потому что они получили точное представление об участии своей армии в войне против России.

Между двумя диктаторами состоялась встреча на перевале Бреннеро. Это стало известно из одного сообщения, направленного фюреру в конце июня 1941 г. На этой встрече много говорили о России. Муссолини, как всегда, был категоричен: или военный союз или война. Гитлер понимал, что первая альтернатива не исключена, а для второго решения требуется определенное время. В сообщении не излагалась суть беседы, но можно предположить, что Муссолини озвучил идею вооруженного участия Италии в войне на русском фронте. Все это было в духе человека с его особенной психологией, открытой для публичных заявлений, но не свободной от поверхностного понимания проблем вооружений и военной техники, имеющейся в наличии у Италии, по сравнению с немецкими союзниками.

Необходимо помнить, что Муссолини уже с января 1940 года стал инициатором «крестового похода против большевизма». Давая оценку советско-германскому договору, Муссолини писал Гитлеру: «Не участвуя в войне, Россия получила большой выигрыш в Польше, Прибалтике… вы не можете постоянно жертвовать принципами вашей революции из тактических соображений текущего момента… Мой прямой долг добавить, что еще один шаг сближения с Москвой будет иметь катастрофические отзвуки в Италии»[22].

После встречи в Бреннеро Муссолини, убежденный, что война с Россией может начаться в любой момент, переключил все свое внимание на подготовку контингента для боевых действий на таком далеком и загадочном русском фронте. Уже вечером, 15 июня, Уго Каваллеро вместе с главой правительства принял итальянского военного атташе в Берлине генерала Марраса. Он доложил, что ситуация на восточной границе развивается ускоренными темпами и что немецкие вооруженные силы жаждут сражаться против большевиков. Генерал Маррас добавил, что в Берлине определены непосредственные объекты наступления – это Ленинград, Москва и Одесса.

В связи с этим итальянское Верховное Командование ускорило действия по подготовке воинского контингента, и 21 июня Муссолини одобрил его организационную структуру.

Что думал Гитлер об участии итальянцев в операциях против России?

Свое мнение он выразил в письме от 21 июня 1941 года, где было первое упоминание об итальянцах, как о военных союзниках: «Генерал Маррас передал, что Вы, Дуче, также выставите, по меньшей мере, корпус. Если у Вас есть такое намерение, Дуче, – я воспринимаю его, как само собой разумеющееся и с благодарным сердцем. Для его реализации будет достаточно времени, ибо на этом громадном театре военных действий наступление нельзя организовать повсеместно в одно и то же время»[23].

Сначала Гитлер склонялся к идее использования итальянцев на средиземноморском театре военных действий, где на тот момент они имели основную концентрацию сил. Но она не получила своего дальнейшего продолжения, так как он не захотел давать карт-бланш Италии в этом регионе, что доказало запоздалое прибытие немецких войск (окончательно все это выяснилось уже потом).

Но Муссолини, очевидно, догадывался о таком развитии ситуации и поэтому достаточно холодно отреагировал на происходящее в своем письме Гитлеру, датированным концом июня: «В войне с Россией, о которой вы писали мне ранее, Италия не может оставаться в стороне. Поэтому благодарю Вас, Фюрер, за предоставленную возможность участия наземных сил и итальянской авиации в количестве, утвержденном Генеральным штабом. Одновременно делаем все возможное для консолидации наших позиций в Северной Африке»[24].

Этот неожиданный переход в письме вызывает несколько предположений. Вероятно, Муссолини не хотел принимать