Чёрная зима - Ульяна Каршева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Зачем он мне? - удивился человек.
Отогнув край рукава, эльф показал ему своё запястье. Там красовался такой же.
- Это на случай, если мы потеряем друг друга. Мне сложно представить, что творится в городе. Но всё, что я ни думаю о его сегодняшних улицах, наполняет меня ужасом хаоса. Если потеряюсь я, если ты останешься один, просто вытяни руку с браслетом в сторону и прислушайся к нему. Он потянет тебя ко мне.
Колдо без лишних вопросов надел браслет.
Сторож, наконец, с трудом отодвинул громоздкую дверь в подземный коридор. Новоявленные странники, экипированные всем необходимым для пути, с зажжёнными факелами вошли в него. За спинами снова заскрипела дверь.
- А как же мы… - начал Колдо, оглянувшись.
- Дверь открывается и с нашей стороны. Надо только знать маленький секрет. – И Астигар подошёл к стене, чтобы показать несколько выщербленный камень. – Надо нажать на него. И дверь откроется. Кроме всего прочего, Колдо… Если ты заметил на камнях этих стен вот такой значок – ты нашёл факелы и огниво. Нет. Я надеюсь на хороший исход. Но считаю себя обязанным показать тебе всё, что поможет тебе на будущее.
- Спасибо, Астигар, - кивнул человек, и оба странника пустились в долгий путь.
Глава 4
Мёд эльфийских лесов – тёмный янтарь, благоухающий пряными ароматами цветов из диких, дремучих чащоб. Он кристально-медный и сияет тёмными, сумеречными переливами от рыжего до густо-малинового. Когда он засахаривается, внутри призрачно-багряной глубины медленно расцветают золотистые кристаллические цветы. Мёд этот настолько плотен, что его с трудом берут ясеневой ложкой... А мёд человеческих равнин – весёлого, солнечного цвета. Он медленно и лениво льётся с ложки, радуя глаз и сердце, заставляя блаженствовать нос и сглатывать слюну в сладком предвкушении…
Для празднования осени в эльфийских лесах необходим мёд, который собирают люди. Именно с ним осеннее зелье превращается в пьянящий напиток, колдовски воздействуя на эльфов и давая им возможность вновь и вновь становиться частью первородных лесов. И ездит к людям за этим мёдом госпожа леса – женщина-эльф, которая не только умеет определять необходимый для праздничных зелий мёд, но и царствует над своим народом.
Необычно лёгкий перестук лошадиных копыт по каменным плитам площадей или брусчатке узких переулков, запорошённых снегом и ведших к рынку, заставлял одиноких по раннему утру горожан поднимать глаза и застывать, невольно расплываясь в улыбке. Такое они видели лишь раз в год: госпожа леса, синеглазая девушка с волосами цвета льна, выбеленного солнцем, убранными в поблёскивающую бисером золотую сеточку, сидела в седле так свободно, словно сроднилась с изящным белогривым животным. Тонкие руки никого не обманывали – они были сильны и непринуждённо держали уздечку, а к узкой спине всадницы прижимался охотничий лук. И тихим звоном, почти эхом позвякивали мелкие украшения на лошадиной упряжи. Сопровождали госпожу четыре широкоплечих эльфа-охранника – все в одинаково светло-зелёных одеяниях, с тёмными узорами в виде стилизованных листьев и ветвей, указывающими на их вотчину.
Ирати благосклонно улыбалась. Не госпожа леса. Отнюдь. Но люди глазели на неё с таким восторгом, что ей нравилось это почтительное восхищение, и она чувствовала себя госпожой леса, даже сейчас предвкушая праздник будущего года.
А мёд нужен не для праздника, который отгремел два месяца назад.
Колдовской напиток нужен для среднего брата, чтобы он понял: в родном доме его любят и даже обожают. Этот напиток он всегда очень любил.
В сумах, притороченных к седельным лукам охранников Ирати, таились узкие деревянные сосуды с мёдом... Пора домой. Пересечены неторопливым шагом лошадей постепенно заполняющиеся людом площади рынка, и теперь эльфийские всадники приближались к выходу. Осталось пройти одно из оживлённых мест при рынке – небольшую площадку, отданную под развлечение почтенной публики, где музыканты пели и плясали, где шуты, кривляясь и прыгая кульбитами, зазывали на короткое представление, а мастера, умеющие обращаться с огнём или оружием, показывали целые спектакли глазеющей на то, открыв рот, публике.
Девушка царственно и благосклонно улыбалась всем, кто радостно смотрел на неё, любуясь её статью и нездешней красотой, но про себя удивлялась: «И как этим людям нравится слушать музыку на дудках, пронзительный звук которых мы используем, разве что для того чтобы поднять тревогу?»
Неожиданный жест одного их охранников словно призвал прислушаться к чему-то. Вскоре Ирати решительно направила лошадь к дальнему углу площадки для увеселения, откуда доносилась струнная мелодия и едва слышный девичий голосок.
Этот дальний угол расположился ближе к речному берегу, имел своей опорой стену купеческого склада и собрал довольно много слушателей, в том числе и самого хозяина склада, который стоял у открытых дверей. Темноволосая девушка-певица выглядела простенько, да и голосок у неё был хоть и чистый, но довольно слабый. Публику приваживал парень, который играл на лютне. Он перебирал струны так поразительно красиво, так импровизировал, перекладывая простенькие человеческие мелодии на более сложные, близкие к звучанию эльфийских песнопений, что именно на звук его нехитрого инструмента и заспешили удивлённые эльфы.
Заворожённые волшебной, необычной для людей игрой и манерой исполнения, они спешились и долго стояли перед менестрелем и юной певицей, как-то стороной удивляясь странной, грязной повязке парня на глазах. Ирати ещё подумала мельком: «Не поспорил ли он с кем-то из слушателей, что сумеет сыграть на лютне вслепую? И почему этот сильный парень в нищенском рубище? Ведь он мог бы быть настоящим воином, если таковым не является, судя по широким плечам и следам от копий и шрамам на руках?» И вдруг поняла, что парень слеп – кажется, потерял глаза в страшном бою или в драке, учитывая глубокие и корявые отметины на коже вокруг глаз… Ещё она отметила, что парень старается не заглушить игрой на лютне голос девушки. Оттого, видимо, и сел ближе к стене, в то время как девушка стояла немного перед ним.
… На площади, отданной для развлечения, было слишком шумно, и никто не расслышал первые пронзительные крики боли и ужаса, стук ударов и грохот рушащихся временных строений рынка.
Увлечённая музыкой, Ирати удивилась и даже пожалела, когда парень внезапно опустил лютню в сторону. Он явно к чему-то прислушивался. Но к чему?
Понять, что происходит, никто не успел.
Музыкант, сидевший на приступке купеческого склада, вскочил на ноги и дёрнул к себе удивлённо оглянувшуюся на него
