Machinamenta Dei - Илья Некрасов

Наверняка все наше отделение вжалось в песок, моля то бога, то черта, чтобы хотя бы один из них помог выжить. Мы лежали, как бревна, в один ряд, побросав оружие, от которого сейчас ничего не зависело. Кто-то, кажется, кричал, пытаясь изгнать из себя ужасающий рокот и вой.

Ракеты систем залпового огня летели прямо над нами на такой высоте, что лучше на них не смотреть: иначе покажется, что вся эта смерть несется прямо на тебя. Обж ига ющие стру и газа охватывали тело после каждого пролета. Трехсотмиллиметровые снаряды, имеющие предельную дальность в двести километров, сейчас били прямой наводкой. До кишлака, на который мы навели удар, оставалось совсем чуть-чуть.

Страшно подумать, что происходит на другой стороне. Вряд ли кто-то уцелеет. В залпе чередовались самые эффективные заряды: вакуумные, фосфорные и проникающе-фугасные. Если хоть одна из них немного отклонится вниз, то нас уже не найдут. «Десять без вести пропавших», – так напишут в сводке. Каждый из нас знал это и вжимался в песок, глотая и сплевывая его, пытаясь бороться с парализующим страхом. Кто-то наверняка старался зарыться, чтобы укрыться от жгущего пламени реактивных снарядов и их воя.

Звуков разрывов пока не было, или я их просто не слышал, поскольку начал глохнуть.

Вот новая горячая струя обдала тело вслед за оглушительным ревом снаряда. Затем последовал странный тычок в бедро, затем еще один. Я никак не реагировал. Думал, что показалось.

В ухо врезался ошеломляющий звук, но другой, не от ракеты, а похожий на…

– Как тебе эта музыка, рядовой?! – кто-то орал, обращаясь ко мне.

В левое плечо врезалась подошва армейского ботинка. Я отскочил в сторону, сгруппировался и поправил очки. В первую секунду смог различить только две светящиеся точки на фоне черно-зеленого электронно-оптического марева. Ликующие, горящие злом глаза. Затем новая ослепляющая вспышка.

Я сбросил каску вместе с испорченным – вконец засвеченным – прибором ночного видения и понял, что это…

Сержант.

Он стоял в полный рост прямо под черным небом и стремительными ракетами, несущими смерть куда-то вдаль. Он стоял без каски и рации, с минимальным количеством амуниции. Из оружия только его любимый «Кольт».

– Ты слышал вопрос?! – громоподобный голос был едва ли не страшнее рева реактивных снарядов.

Я попытался сесть хотя бы на корточки, и тут же упал. Эта сволочь уже приближалась ко мне, растягивая удовольствие… а я тихо ругался про себя. Говорить что-то вслух нельзя, даже если он не услышит, то прочтет по губам, и тогда точно конец.

Последние два-три метра он даже не пробежал, а точно прыгнул на меня, схватил за ворот, и я увидел, как темнота передо мной сменилась его глазами… изучающими силу и безумие.

– Ты, что, не понял?! – орал сержант прямо в лицо. – Это бесконечная война! И это круто, мать твою! Рано или поздно она сделает из тебя солдата!

Я оцепенел от его слов, мертвой хватки и каменного лица, показалось, что прежние ощущения, мысли и страхи отошли на второй план. Прямо на меня глядело воплощение войны. Ее безумие. Оно словно говорило мне, что либо я стану сильнее, либо никогда не выберусь отсюда. Навсегда останусь в песке, в котором даже успел вырыть «укрытие», подобие могилы.

– Я задал вопрос!

– Да… – кажется, зашептал я, но затем… словно сумасшествие сержанта передалось мне, и стало плевать. – Начинаю тащиться от нее, сэр, – то ли прохрипел, то ли прокричал я.

Сержант как-то резко переменился в лице, он хлопнул меня по плечу и толкнул вниз. Я упал на дно вырытого «укрытия».

– Вот это по-нашему… – часть фразы съел рокот пролетающей ракеты, – нужно, чтобы стать сильнее! Можешь звать меня просто Дэвид.

Внезапно сержант сделал то, на что бы никто из нас не отважился – подпрыгнул вверх и сделал движение рукой, будто собираясь ухватиться за пролетающий снаряд.

– Не дрейфь, парень! Вставай! – он звал к себе. – Нам повезло! Это рай для таких как мы! Вокруг бесконечная война!

«Да он псих! Окончательно спятил!»

– И в этом вся штука! Если сдохнешь, то ничего не изменится! А если она сама сдохнет, все начнется заново!

Его голос сливался с ревом пролетавших ракет.

– Ты понимаешь меня?!

– Да, – поспешно закивал я и тут заметил, что ребята, лежавшие рядом, тоже смотрят на него, открыв рты и ничего не понимая.

Дэвид расхаживал во весь рост по открытой местности, и его легко могли снять снайперы.

– Да там даже трупов нет! – будто уловив наши опасения, кричал сержант. – Все сгорело!

За его спиной угадывались всполохи огня батареи РСЗО,[13] что стреляла по нашей наводке. По наводке сержанта, который едва не угробил нас вместе с противником.

Но вот из-за силуэта Дэвида вылетела последняя ракета, и мы уставились вдаль. Снаряд упал в центр развалин – того, что осталось от кишлака. Вспыхнуло рыжеватое пламя зажигательного снаряда, по сторонам разлетелись фосфорные осколки – те, что, попадая в тело, сжигают его изнутри.

– Красота-то какая! Да, парни?! Я задал вопрос, мать вашу!

– Да, сэр! – в один голос выдохнули мы.

– Встать!

Мы подчинились, проклиная его. Подняли брошенное оружие и поправили амуницию.

– Вперед, зачистить вражеский опорный пункт! – последовал приказ.

Безумный приказ. Чего-чего, а таких действий мы от него не ожидали. Вояка он был классный. Но в данный момент разведке вообще не нужно было высовываться. Штурмовые операции – работа костоломов. Они как раз за спиной. Приказа атаковать от начальства тоже не было, ведь Дэвид расхаживал без рации. Кроме того, он сам сказал, что там все мертвы… Однако мы опять подчинились и побежали вперед.

– Беркли, стоять!

Я замер, сжав в руках пулемет. Указательный палец сам собой нащупал спусковой крючок. Хотелось убить его.

Пристрелить, как животное.

И тогда самое страшное закончится. Он давно заслужил это.

– Прикрой нас!

Я даже не успел подумать, все сделали рефлексы: тело рухнуло в песок, а глаза сами собой начали рыскать по сторонам, руки сжали оружие, держа его наготове.

Он похлопал меня по спине.

– Когда вызову по рации, дуй за нами, – сказал он прямо в ухо.

– Хорошо… – ответил я, чувствуя неладное, – Дэвид.

Перед моими глазами упал прибор ночного видения.

– Возьми мой, – донесся голос сержанта.

Я нацепил очки и увидел уже не две, а три горящие точки – «Хаска» закурил. Опять, наверное, свои «БлэкВотер», что выпускаются на заказ для ассоциации ветеранов той легендарной конторы. Пусть нас видят? К черту маскировку, да? Там все мертвы? Тогда на хрена маскарад с атакой?! Штурм укреплений, которые больше не укрепления. Бой с убитым противником.

Парни двигались цепью. Сержант шел следом. Я раз за разом оглядывал черно-зеленое пространство и не находил цели. Никакой активности. Кроме нас здесь никого. Только мертвые выжженные пески, черное небо, в котором не видно ни звезд, ни луны. Развалины прямо по курсу и цепь гор вдали. Людей будто нет. Повсюду бесконечная многоликая темнота и такая же нескончаемая бессмысленная война. Впрочем, сержант много раз говорил, что смысл есть. Вероятно, так и едет крыша.

Странный он. Когда его ЧВК отказалась работать пушечным мясом в предгорьях, Дэвид сразу из нее уволился. Пришел добровольцем в регулярную часть, с понижением в звании. Лишь бы остаться на войне. Поначалу мы считали, что это хорошо, когда нас возглавляет настолько опытный боец, но потом поняли, он – сумасшедший.

Я будто слышал, как он подгоняет парней. Те трусцой бежали вперед, к развалинам. К последнему опорному пункту перед горным массивом, в который армия загнала паков.[14]

Внезапно я понял, что потерял отряд из вида. Они точно растворились в зеленоватой темноте на фоне развалин…

Некоторое время ничего не происходило. Молчала рация. Позади тоже мертвяк. Никто не шевелился. Будто мы одни посреди этой пустыни. Будто я здесь совершенно один… а в небе нет ни самолетов, ни спутников, ни звезд.

Неожиданно из рации раздался треск – такой, что обычно бывает, когда на другом конце пытаются включаться попеременно на передачу и прием, но сам голосовой сигнал не проходит. Что это? Сержант? Ребята? Командование? Затем сигналы прекратились.

Я снял очки и замер, всматриваясь в ночной прицел пулемета. Впереди ничего. Ни всполохов, ни движения. Будто развалины проглотили взвод.

Черт.

Оглянулся. Батарея РСЗО, что располагалась позади, уже покинула позиции и успела отъехать назад километра на три. Никаких подкреплений. Обещанного подразделения костоломов нет. Значит, я тут один. Парням некому помочь, кроме меня.

Поднялся и поначалу медленно, с опаской, глядя по сторонам, пошел вперед.

Что, если о нас забыли? Решили, что враг добит, и свернули операцию?

Ублюдки. Они считают, что мы только расходный материал.

Случившееся – как последний гвоздь. Больше не верю государству.