Белые яблоки - Джонатан Кэрролл

В баре сидело множество парочек. Этриху, каким он был прежде, это пришлось бы по душе. Он всегда любил, сидя в одиночестве, наблюдать за мужчинами и женщинами, ловить обрывки их разговоров, примечать едва заметные жесты и определять по ним, близится ли их роман к финалу или, напротив, только начинается. Он всегда умел, что называется, заглянуть человеку в душу, и этим в немалой степени объяснялись его успехи как в любви, так и в бизнесе. Его мать как-то сказала, что по лицу без труда можно определить характер любого человека, склад его души. И Этрих не раз убеждался в правоте ее слов. Кивнув Маргарет Хоф, которая хлопотала за стойкой, он уселся за маленький столик лицом к входной двери. Маргарет поставила перед ним порцию солодового виски, который он всегда заказывал. Подбоченившись, она спросила его, как дела. Он с улыбкой ответил, что все в порядке.

– А я тут получила весточку от Изабеллы. Пару дней назад она прислала мне письмо.

Маргарет была родом из Австрии. С Изабеллой ее связывала многолетняя дружба. Познакомились они в Вене. Маргарет тогда работала в одном ресторанчике. По-английски она говорила с беззаботной беглостью человека, долгие годы прожившего в стране, но при этом не утруждающего себя постижением тонкостей грамматики. Будучи посвящена во все перипетии их взаимоотношений, зная подробности их бесконечных ссор, примирений, воссоединений и новых разрывов, она нередко выполняла обязанности рефери в их поединках. Винсент ей очень нравился, но это не мешало ей говорить ему правду в глаза, нимало не заботясь о его чувствах. Она неизменно называла вещи своими именами, а что до ее умозаключений, то по большей части они были не в его пользу. Оставив Китти ради Изабеллы, Этрих первые несколько недель жил в квартире, принадлежавшей Маргарет.

Нахмурившись, он уставился на свой стакан с виски.

– Думаешь, мне следует знать, о чем она тебе пишет?

Сам он вот уже два месяца не получал вестей от Изабеллы и по двадцать раз на дню ловил себя на том, что всерьез тревожится, все ли с ней в порядке.

– Ты сам ее обо всем расспросишь. Она послезавтра прилетит.

– Что? Как? С чего это она вдруг решила явиться сюда?

– А уж об этом она сама тебе расскажет, Винсент. Она просила передать тебе, чтобы ты встретил ее в аэропорту. Я как раз собиралась тебе позвонить. Пятница, восемь вечера. Рейс шестьсот двадцать два «Австрийских авиалиний». – Она потрепала его по плечу и повернулась, чтобы уйти.

– Маргарет!

– Да, Винсент.

– Ты ведь что-то недоговариваешь?

Поколебавшись, она кивнула. Потом вытащила из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянула ему:

– Это от нее. Пришло на той неделе. С припиской, чтобы я тебе его вручила, если сочту нужным.

Этриху не терпелось поскорей прочитать послание Изабеллы, но вместо того, чтобы развернуть листок, он спросил:

– Почему же ты сразу мне его не передала?

– Потому что, когда ты это прочитаешь, твоя жизнь изменится.

Ему очень хотелось узнать, что она имеет в виду, и с минуту они молча смотрели друг на друга, потом Маргарет вернулась за стойку. Этрих расправил листок. Изабелла прислала ему стихотворение.

Тебе, второпях

До сих пор не могу забыть – и с какой стати я стала бы забывать? – как ты стоял на одной ноге, пытаясь сдернуть штаны, перед тем как прыгнуть ко мне в кровать.

Я хочу сказать, дорогой, – сколько лет прошло с того дня? – что это был лучший миг нашей совместной жизни.

Стоит закрыть глаза, и я вижу, как ты падаешь на матрас и мы остаемся наедине в объятиях друг друга.

Помнишь тот первый раз?

Ключи мне дала подруга, и мы тотчас оказались в ее постели, довольно скрипучей, надо сказать, но лучшей из всех, где мне довелось бывать.

Пока ты снимал штаны, не развязав шнурки у сапог, я вдруг поняла: если есть в этом мире бог, он любит меня.[3]

Я беременна, Винсент. Это наш с тобой ребенок. Я еще не решила, как быть. Увидимся.

Мысли его лихорадочно заметались, словно муха, пойманная меж двух ладоней. Она приедет. Она беременна. Неужели правда? Почему же она сразу ему не сказала? Но этот шквал вопросов мало-помалу улегся, и тогда в мозгу запульсировало сомнение: как такое возможно, если он умер? Схватив стакан, он осушил его одним глотком и даже не почувствовал вкуса виски. В тот миг, когда голова его запрокинулась, он взглянул в сторону барной стойки и заметил, что Маргарет за ним наблюдает. В другое время он задержал бы взгляд на ее лице, чтобы определить, что именно она о нем думает в данную минуту. Но теперь ему было не до этого.

Он выудил из кармана записную книжку и торопливо записал на листке номер рейса Изабеллы и время его прибытия. Машинально поднес к губам пустой стакан. Ему хотелось еще, но заказать вторую порцию он не решился. Для этого ведь нужно было обратиться к Маргарет и говорить с ней, когда она подойдет к его столику. Нет, к этому он не был готов. Не теперь. Ведь минуту назад над головой у него разорвалась атомная бомба, и гриб все еще растет… Вертя в пальцах ручку, он бессмысленным взором уставился на цепочку букв и цифр, которые только что написал на листке своего блокнота.

– Винсент? Привет, старина! Прости за опоздание! Бруно схватился за спинку стула, отодвинул его и уселся за столик напротив Этриха. Вид у него был такой, как будто он только что спасся бегством из горящего дома. Волосы, обычно аккуратно зачесанные назад, теперь стояли дыбом, образуя надо лбом нечто вроде венчика. Записной щеголь, когда-то так гордившийся своими костюмами, Бруно был одет в свитер с нелепым изображением носорога на груди и мятые брюки. Нагнувшись, он стал завязывать шнурки своих грязных теннисных туфель, но сделал слишком резкий рывок, и один из шнурков порвался.

– Мать твою! – Он смотрел на обрывок шнурка в своей руке с выражением бесконечной ненависти.

– Не кипятись, Бруно. Что будешь пить?

– Ничего. Весь день напролет только и делаю, что пью. А в результате – головная боль. И все. Может, те, кто умер, не пьянеют? Как думаешь? Может, на нас теперь вообще никакие правила не распространяются, а, Винсент? – Слова его были отрывисты, а в голосе чувствовалось волнение.

– Ты пульс у себя щупал? У тебя сердце бьется?

– Нет. – Бруно настороженно огляделся по сторонам, словно не сомневался, что неведомые шпионы стерегут каждое его движение, ловят каждое слово. Покачав головой, он мрачно спросил: – Нашел в себе какие-нибудь изменения, после того как узнал правду?

Он был так испуган и подавлен, что Этрих счел за лучшее умолчать о том, что случилось с ним в такси. Это подождет. Во всяком случае, до того момента, когда Бруно хоть немного придет в себя. И он мотнул головой, чувствуя себя несколько неловко из-за этой вынужденной лжи.