Легенды рябинового леса - Оливия Вильденштейн

тебя не отравляет? — спросила я, возвращая свой пристальный взгляд к его.

— Великий Дух делал нас на совесть.

И это всё? В этом причина? Что охотники хорошо сделаны?

— Должно быть научное…

— Наука и магия сосуществуют, как охотники и фейри, но они не смешиваются. По крайней мере, они не должны этого делать.

Как я? Я хотела спросить, но не стала. Каждый раз, когда мы поднимали тему моего наследия, мы ссорились. Я пришла сюда не для того, чтобы ругаться.

— Я принесла тебе это, — я протянула ему телефон и зарядное устройство. — У тебя есть неограниченный трафик и звонки по всей стране.

— Ты купила мне телефон? — напряжение в его чертах ослабло, а губы изогнулись. Почти улыбка, что было подвигом для Каджики, который, казалось, разучился улыбаться во время своего двухвекового сна.

— Я хочу иметь возможность связаться с тобой, когда ты отправишься на поиски Гвенельды.

Его глаза сверкали в серебристом свете огня. В них был странный блеск, от которого воздух в комнате стал разрежённым. Когда он взял телефон и кабель из моей руки, его пальцы задели мои, задержавшись слишком долго. Сначала я убрала руку, а затем засунула обе ладони в задние карманы своих выцветших джинсов.

— Так ты не пойдёшь со мной? — спросил он.

— Я хочу помочь, но боюсь оставлять кладбище без присмотра.

— Фейри не могут проникнуть в круг.

— Я знаю… Но они могут проникнуть в наш дом. Я беспокоюсь за своего отца, Каджика.

Мгновение он, молча, изучал моё лицо.

— Я понимаю, — сказал он, прежде чем заняться поиском розетки.

По крайней мере, он знал, как пользоваться моим подарком. Было ли это тоже остатком памяти Блейка? Меня всё ещё тошнило от мысли, что он поглотил разум моего лучшего друга. Что, однако, сделало мне ещё больнее, так это осознание того, что Гвенельда впитала в себя мою мать.

— Ты… нашёл какие-нибудь её следы? — спросила я, когда он присел, чтобы подключить его.

Когда он встал, полотенце чудесным образом всё ещё было на месте, он покачал головой, и длинная прядь волос упала в его расплавленные янтарные глаза.

— Ещё нет.

— Ты спрашивал Эйса или Круза, слышали ли они что-нибудь?

Он снова внимательно посмотрел на меня, а затем покачал головой.

— У меня не было контакта с фейри. А у тебя?

— Нет. По крайней мере, не с Эйсом и Крузом.

— Но у тебя был контакт с другим?

Я переступила с ноги на ногу, переступая с одного чёрного ботинка на другой. Я вынула руки из задних карманов и вместо этого просунула пальцы в петли джинсов.

— У меня не было никакого контакта, как такового, если только дуэль взглядов не является контактом.

— Дуэль взглядов?

— Я видела фейри сегодня вечером в аэропорту. Когда я высадила свою тётю, там был этот старик, который светился очень ярко.

— Старик?

— Да. У него были седые волосы и множество морщин.

Каджика тревожно замер. Даже его дыхание, казалось, остановилось.

— Старейшины выходят из Бакситогана. Это нехорошо.

— Старейшины?

— Древние фейри.

— Холли была древней, — сказала я.

— Холли была базаш. Она слабо светилась. Если это существо, которое ты видела, ярко светилось, то оно должно быть чистокровным обитателем баситогана.

Может быть, именно поэтому я никогда не замечала, чтобы Стелла или Холли светились. Потому он не были чистокровными фейри.

Он откинул волосы назад.

— Опиши его подробно, Катори.

— Эм. На нём были ковбойские сапоги.

Каджика фыркнул.

— Какого он был роста? У него были какие-нибудь отчётливые отметины?

Я попыталась вспомнить его рост. Был ли он выше, чем проходившие мимо него путники? Нет.

— Среднего роста. Я бы сказала, что ему было под шестьдесят.

— Катори, дай мне что-нибудь, что я могу использовать, — Каджика почти зарычал.

Я перестала ёрзать.

— У него был белый шрам на ключице. Как шрам от ножа, но плохо заживший.

Глаза Каджики расширились и загорелись яростным блеском, который соперничал с белым пламенем, танцующим в камине.

— Что?

Он закрыл глаза.

— Что? — снова спросила я, уставившись на его закрытые веки, как будто его мысли могли волшебным образом материализоваться на них.

— Я оставил ему этот шрам.

ГЛАВА 8. ДАРТС

— Давным-давно я перерезал горло фейри железным лезвием, — объяснил Каджика.

Мурашки волнами поднимались и опускались по моей коже. Даже моё горло казалось покрытым ими.

— Это… это Грегор?

Глаза Каджики распахнулись.

— Он хуже, чем Грегор.

— Кто…

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о Борго Лифе?

— Фейри, который убил Ишту?

Ноздри Каджики раздулись.

— Да. Сообщник Лио Веги.

Мой взгляд упал на его татуировки. В одном из них содержалась магия Борго.

— У него нет пыли, так что он не слишком опасен, верно?

— У него нет пыли, и всё же он осмеливается покинуть Баситоган после того, как я восстал? — Каджика издал насмешливое фырканье. — Он либо сошёл с ума, либо верит, что сможет вернуть свою магию.

— Как? Сражаясь с тобой?

— Если бы фейри играли честно, я бы сказал «да», но эти существа играют нечестно. Я боюсь, что если он показался тебе, то планирует использовать тебя против меня.

— Меня? — пискнула я.

Каджика уставился на потрескивающий огонь.

— Ты похожа на Ишту, Катори.

— И что?

— Значит, он может подумать, что мне удалось спасти её, и он пришёл, чтобы закончить работу.

— Люди слышали обо мне в Неверре. Он не может думать, что я Ишту.

— Они не люди.

Я с трудом сглотнула. Я была не в лучших отношениях с фейри, но всё же.

— Жги рябиновые дрова в камине, Катори. Всю ночь и весь день. Это удержит их от проникновения внутрь.

Он подошёл к дивану в цветочек, приподнял одну из потёртых жёлтых подушек и достал что-то из-под неё. Он протянул мне свёрнутую тряпку для мытья посуды. Внутри три маленькие белые деревянные стрелы стучали друг о друга. Не толще карандашей, они были увенчаны коричневыми перьями на одном конце и металлическим наконечником на другом.

— Я не думаю, что ты могла бы убить фейри с их помощью, поскольку твоя кровь ещё не содержит чистого железа, как у меня, — но они должны обездвижить фейри достаточно долго, чтобы ты могла уйти.

Металлический привкус страха покрыл моё нёбо. Я зажала стрелу, подняла, почувствовала её вес или его отсутствие, повертела её между пальцами. Она была гладкой и невещественной, как будто сделана из пара, а не из дерева. Неужели он вырезал их в тот день, когда Холли рассказала мне об истории моей семьи? Он рубил дрова. Тогда я думала, что это дрова — и, возможно, часть из них