Армейская история - Вадим Южный

Опять сильный приступ сжал сердце… Слободянюк протянул руку и вытащил из ящика стола именной ТТ. Вороненая сталь приятно холодила руку. Это был настоящий друг, который никогда не предаст и не подведет. Полковник отвечал ему тем же, лелея и ухаживая за ним, как за живым существом. Он снял пистолет с предохранителя, передернул затвор, который легким щелчком дослал патрон в патронник и с удовлетворением осознал, что друг готов, и ждет его дальнейших действий.

Ствол. Рот. Думать не надо. Все и так решено. Тоскливый взгляд вверх, словно попытка сквозь потолок последний раз увидеть небо. Все умрут. Под пальцем плавно пошел спусковой курок. Я – не предатель. Сынки! Я – с вами! Удар…

Глава 15.

Черкасов от шороха мгновенно открыл глаза. Сна как не бывало. И сразу расслабился. Все нормально. Это Десант разбирал и раскладывал последние боеприпасы. Все, что осталось на пятые сутки неравного боя…

– Что считаешь? – негромко бросил ему, – Или думаешь, их от этого больше становится?

– Патроны – это жизнь… – с легким укором взглянул Десант на Черкасова, – а их осталось у нас на один совсем коротенький бой….

Оба замолчали, озирая небольшую кучку патронов, несколько гранат и последнюю ракету.

– Ну что, майор, – невесело улыбнулся Десант, – завтра последний бой? Который «трудный самый»? И на покой?..

– Тьфу, на тебя! Надежда умирает последней! Судя по шороху, что мы здесь навели, уже весь мир знает про нас. Должны же нам помочь?! Может быть, летят твои такие же безбашенные, как и ты, десантники, и вот-вот им дадут команду на высадку?

– Ага, дадут! Если и летят они, то явно куда-то не в ту сторону. Не верю я уже никому. И Родине не верю. Предала она нас. Бросила. Но биться я до конца буду. Потому что безбашенный, как ты говоришь. Потому что в тельняшке. И все сделаю, чтобы эти черти зареклись еще раз связываться с теми, кто в тельняшке. Чтобы как увидели бело-голубые полоски, так и драпали прочь. Чтобы на всю жизнь запомнили, как с советской десантурой связываться!

– А нас учили беречь свою жизнь, – грустно улыбнулся Черкасов, – учили, что всегда надо стремиться выжить. Что подготовить одного толкового летчика надо несколько лет. Это вам не взять одного деревенского парня с тремя классами образования, с сорок пятым размером ноги, которого одевают в тельник, подстригают налысо, одевают на башку голубой берет, и заставляют головой кирпичи бить. И после чего он возвращается в родную деревню, можно сказать, не имея уже ни одного класса образования. И зная только два арифметических действия – отнимать и делить, так у вас говорят, кажется?…

– Ох, летун, – начал заводиться Десант, – попался бы ты мне в Союзе, попрыгал бы у меня….

– А что, мысли кончились спорить? – усмехнулся Черкасов, – Как ни крути, а все мы здесь в одной куче, и умные, и сильные, и солдаты, и офицеры…. Без различий. И ждет нас завтра одинаковая гибель…. Слушай, Десант! Может быть, соберем народ, поговорим? Может, кто-нибудь сдаться захочет, так черт с ними, пусть идет?

– Ты ерунду не неси! – вскипел Десант, – Да я лично придушу того, кто сдаться вздумает. Нас позорить. Или ты сам надумал того….

– Дурак ты, Десант, – покачал головой майор, – если б сам сдаться захотел, давно бы сдался. И любой из нас мог бы. Ты в одном прав – не стоит об этом говорить со всеми. Никто не сдастся. Потому что если б кто хотел, давно б ушел. Вон, стоит сейчас на посту Димка, кто ему помешает, хоть и без ноги, проползти эти сто метров, что отделяют нас от паков?

Светать начало неожиданно и быстро. Вот только что вроде бы первые солнечные лучи тронули верхушки гор, и вдруг темнота начала отступать быстро и бесповоротно, бесшумно тая в углублениях и складках местности. И открывая страшную картину боя. Ничто уже не напоминало о том, что совсем недавно здесь стояли каменные здания, в которых жили люди. Трудно было представить, что где-то в этих развалинах кто-то мог выжить. Но они выжили….

– Эй, Сафир! – окликнул Анисимов пуштуна, чью грудь опоясывала окровавленная повязка, – как ты там, жив еще?

Пуштун что-то недовольно пробормотал по-своему, недоверчиво озирая близлежащую местность, и Анисимов без перевода понял, что тот просит его не отвлекать от наблюдения. Анисимову затишье тоже не нравилось. Что-то было не так. Откуда-то издалека стал доноситься какой-то непонятный рокот, постепенно приближаясь и, наконец, Анисимов понял – танки. Он взглянул на Димку, настороженно вслушивающегося в гул. Ох, молодец пацан! Хоть и покалечен, а не сломался, ни физически, ни морально. Настоящий боец!

– Что, падлы? Так взять не можете, решили танками давить? Боитесь? – злобно засмеялся Димка. Если б паки знали, сколько у них осталось патронов и гранат…. Да их же голыми руками взять можно!

– Эгей! Кто там еще дышать может? Дышите быстрей ко мне, а то скоро начнется! – выглянул из своей норы Десант.

Все собрались минуты через три. Черкасов с грустью сосчитал: два пуштуна, один афганец и шестеро советских военных…. Итого девять…. Из тридцати пяти….

– Ну что, черти, – злобно усмехнулся Десант, – получите по одной гранате и десятку патронов. Хотя кажется мне, что многим из нас после танковой атаки они не понадобятся. Так что кому-то зря выдаю. Ну, братки. Быстренько разобрали, попрощались, да по своим норам, пока не началось….

Самое страшное на войне – ожидание боя. Потом некогда бояться. Потом надо выживать. Прощались скупо. Все уже привыкли, что после таких прощаний возвращаются не все.

Десант озабоченно устанавливал последнюю ракету «земля-земля», направляя ее на место ожидаемого выхода танков. Те выползали осторожно. Сначала одна железная махина тихонько выглянула своей башней, осторожно оглядывая окрестности, и доверившись тишине, медленно поползла вперед, сотрясая собой землю.

– Ну, давай, давай, ползи ближе, родная, – бормотал под нос Десант, – уж я тебя поцелую….

И когда ракета, шипя, ушла вперед, Десант понял – и вправду «поцеловал». Он не стал дожидаться результата. Сваливать надо. И как можно быстрее. И еле успел упасть в свою «нору», как услышал грохот взрыва.

И началось…. Больше танками пакистанцы не рисковали. Казалось, что настал конец света. Анисимов забился в своей яме, зажимая руками уши, но все равно казалось, что перепонки лопнули. А может, и вправду лопнули. Голова звенела колоколом, а из носа шла кровь. Он не чувствовал время и себя. Он не понимал – жив он еще, или уже умер. Казалось, что он родился в этом аду, который продолжался вечно, и в этом аду умрет. И не сразу понял, что наступила тишина. Он не услышал ушами, просто перестала сотрясаться земля. Голова кружилась, и Анисимов с трудом заставил себя подняться и выглянуть наружу. В глазах все двоилось, и он с трудом разглядел, что на них шли паки, поливая огнем из автоматов. Чувство ненависти захлестнуло его. Они хотели убить, сломать его. А он был жив…. Они хотели победить его, и не могли. Они хотели раздавить, размазать его по земле, но он, невзирая ни на что, был жив. А вот выкусите-ка!

Он глянул влево, и увидел, как злобно ощерился Десант, поднимаясь во весь свой двухметровый рост навстречу врагу. Чуть подальше увидел Димку, пытающегося последовать за Десантом, с трудом удерживаясь на своих самодельных костылях. Вдруг Димка замер, потом медленно обернулся, чуть не упав, и с тоской посмотрел на небо, что-то шепча. Затем дикий волчий оскал обезобразил его лицо и Димка, зажав зубами кривой пакистанский нож, на костылях заковылял за Десантом, который что-то орал и словно заговоренный от пуль шел прямо на паков.

И в едином порыве, шатаясь и плача, Анисимов, подняв американскую винтовку с последними патронами, шагнул за ними.

Они шли, уже не люди, но еще и не трупы. Еще не умершие, но уже бессмертные….

– У-у-р-р-р-а-а-а-а! – орал Десант…. У-у – вой дикого волка. Р-р-р – рычание взбешенного медведя. А-а-а-а – вопль человеческой ненависти и отчаяния.

–У-р-р-а-а! За Родину! – да где же ты, Родина?..

–У-р-р-а-а! – несколько пуль прошило его навылет, но он, как заговоренный, продолжал бежать к врагу, словно став бессмертным…. И дрогнул молодой пакистанец, подставив Десанту спину. Зря – мощный удар прикладом разбил молодую голову. Но не бог все же Десант…. И от нескончаемой очереди в упор, которой в него всадили полный магазин патронов, падает на землю, но пытается встать и получает еще одну очередь свинца. Эх, Десант…. С неба – в бой…. Из боя – сразу в небо….

Упал бездыханный Анисимов….

И вечным сном уснул Димка….

Военный губернатор северо-западной пограничной провинции Пакистана генерал-лейтенант Фазли Хак шел, злобно озираясь, и чувство бешенства переполняло его. Он перешагивал через обезображенные трупы пленных, и злость росла: только и могут эти малиши у трупов уши, носы отрезать, да животы вспарывать. А как до дела, так пять дней не могли уничтожить кучку истощенных пленных…. Какой там уничтожить! Сами потеряли более ста человек! Это что – воины? Трусливые шакалы! Шила в мешке не утаишь и весть об этом побоище достигла центральных зарубежных газет, попала в советское посольство, и что теперь ожидать от этой огромной северной страны? Теперь устанешь следы заметать!