Звезды Тянь-Шань - Василий Ленский

— Удивлен? — спросил он.

— По полям Чи и переходам не удивлен — селение расположено в естественной охранной зоне гор. Шумовой эффект с топотом ног меня удивил, но не более. Разберемся. Больше всего удивляет отсутствие в селении людей и животных.

— Может быть сейчас поймешь, — сказал дедушка, и мы свернули налево, где шумно бурлила горная река. Дедушка пошел сквозь кустарник, пока не привел к роднику. Родник не отличался ничем от многих здесь в горах. Вот только на песке пили воду огромные пчелы. Я зачерпнул воды и напился. Смена состояний волной пошла в сознании. Такой эффект знаком иным, когда им доводилось выпивать граненый стакан водки на голодный желудок. Правда, это только сравнение. Состояния были иные. Да и водки не было в роднике. Это была обыкновенная, сверкающая на солнце и просматриваемая в глубину до мелких камушков вода.

— Понял? — спросил у меня дедушка.

— Да, — ответил я, — мельчать стал народ. Губительным стал подобный богатырский напиток и сложнейшие поля Чи, которые окутали это селение. Но кто же ухаживает за домами? Кто-то надеется, что род еще вернется в богатырские места.

Дедушка молчал. Без его ответа я знал, что это дело рук тех самых старцев.

— Кто же обосновался здесь? — вновь спросил я, — таких мест в горах Тянь-Шань немало, но люди инстинктом избегают их. Губительные места славились в Тибете и назывались там Шамбалой. Правда, говорят, что в Шамбале живет таинственный люд, а здесь…

— Вечером узнаешь, — не без волнения сказал дедушка.

«Одно дело спортзал, — подумал я, — другое дело — вся жизнь в спортзале. Да и спортзал здесь для физиологических процессов, а не для мышц.»

Мы вновь вышли на суживающуюся дорогу. Боковая тропинка повела нас в горы. Она уже изрядно заросла, но кто-то изредка ходил по ней.

Вдруг я ощутил пустоту. Дедушка весь как-то изменился и посмотрел на меня с сомнением.

— Место тренировок, что-ли? — как можно непринужденнее спросил я его.

— Эти тренировки — на гране жизни и смерти, — очень серьезным и поэтическим тоном ответил он.

Перед нами высились крутые и какой-то странной грядой скалы. Узкая тропинка вползла в них. Растительности почти не было на скалах, что редко бывает в горах Тянь-Шань.

«Что только не создаст природа», — подумал я, а сам искоса наблюдал за дедушкой. Нет, я не смотрел на него. В энергии Чи есть то же состояние «подглядывания». Дедушка как-то изменился весь, он был очень серьезным и напряженным, что, как мне показалось, не очень личило ему. Мы простояли еще минут десять. Наконец он, не глядя на меня, сказал:

— Мы пойдем туда завтра.

Мы, как сговорившись, разом повернулись и пошли по тропе.

«Вот и отлично, — подумал я, — может быть Эдика с Абдыбаем позволено будет прихватить. Интересно все-таки. Тренировку получат не на гирях и не в интеллектуальных беседах.»

Эффект шагов сзади повторился.

— Это я не могу разгадать, — сказал я дедушке.

— Думай, — ответил он. — Это проще, чем гонять вскачь лошадей.

«Ну что ж, если легче, чем владение энергией Чи, тогда и думать не надо, — усмехнулся я про себя, — это что-нибудь из области физики. Возможно, объемное эхо.»

— Ты, наверное, думаешь — эхо, — сказал дедушка. — Все вы молодые так. Здесь тоже Чи, но свойства этого Чи создаются неживой природой. А как же ты собрался идти туда, что ты назвал спортзалом?

— Я много бывал в горах и знаю эффекты живой и неживой композиции Чи, но с таким эффектом преломления звука в живой объем я столкнулся впервые.

В это же самое время я внимательно изучал праздничные домики покинутого селения.

«Что же принудило людей уйти отсюда?» — изучал я местность.

Когда я повернулся к горам, мне многое стало понятно. Солнце не покидало это селение никогда. Если надвигались тучи, то они «цеплялись» за вершины гор. Там лил проливной дождь. Сюда, в долину, стекалась внутри гор насыщенная сложнейшей информацией вода и выходила на поверхность сверкающими родниками. Животворность родников очевидна по благоухающим растениям, пчелам.

С какой бы стороны не заходили тучи, а чаще всего они заходят с запада и юго-запада, они осаждались на вершинах гор.

Мы уже стали подниматься на хребет, где нас уже ожидали Эдик с Абдыбаем, как дедушка вдруг спросил:

— Ну что, нашел причину? С этой целью я пригласил тебя сюда. Твои друзья — слепые в этом вопросе. У них только любопытство, физическая сила и сила мысли.

— Конечно, — ответил я. — Слишком долго затянулся праздник у этого народа. Это праздник монотонного Чи, а Чи должно переливаться. Неизменное счастье также убийственно, как неизменное горе. Тот, кто привел сюда народ, отдавал предпочтение видам Чи. В Дзене говорится: «Кто отдает предпочтение, тот рискует потерять все».

Я исчерпывающе ответил дедушке, как видно было по его состоянию. Нечто подобное он и сам предполагал, но о законах изменяемой Чи услышал впервые.

«Не тот ли это юноша, которого совет старцев признал старейшим, несмотря на его молодой возраст? И не является ли этот дедушка тем самым юношей? По крайней мере, дедушка из самородков. Но что из себя может представлять врожденный талант в музыке или живописи, если он ни разу не держал в руках музыкальный инструмент или кисть?»

Эдик с Абдыбаем ждали нас, развалившись под деревом. Они удовлетворились нашим появлением, так как, по всей видимости, успели выспаться. По дороге домой они задавали вопросы дедушке, а он охотно задавал житейские вопросы им. Я слушал их беседу и одновременно осмыслял природу Чи в ее запредельных условиях:

«Глупцы мечтают о беспредельном счастье, о непрерывном везении, о блистании в обществе и победах во всем. Они даже не подозревают, что в том свершилась бы их деградация и неминуемая гибель. Постоянные неудачи, поражения, порицания общества также губительны, как проливные, нескончаемые дожди. И то и другое на равных. „Победа не лучше позора и поражения“, — говорит Лао Цзы. Жизнетворны только переливы Чи. Это можно сравнить с тем, что в полярных, беспредельных снегах зрение слепнет от постоянно белого цвета. Зрение слепнет и от постоянного черного цвета в темнице. Только радуга, цветистая радуга дает жизнь всему и нет там предпочтения только одному цвету. Без других цветов это было бы равносильно гибели.»

В это время Абдыбай рассказывал, как он постоянно занимается спортом, а Эдик — о том, что он очень много читает.

— Кто отдает предпочтение чему-либо, тот рискует потерять все, — теперь уже вслух сказал я с целью проверки реакции на сказанное их всех троих. Знаком ли дедушка с учением Лао Цзы? Судя по всему его род тесно соприкасался с китайцами. Четкой реакции дедушка не выразил, а Эдик сказал:

— Мы не против эрудиции.

Вечером мы с нетерпением ожидали, когда дедушка продолжит свое повествование. Дунганская лапша и вкусные, с многими приправами, блюда не дали обычного после еды эффекта сонливости. Мы уже пили чай, когда дедушка сказал:

— В нашем роду было принято старейшим считать того, кто лучше других видит сущность и проявление энергии Чи. Эта традиция началась еще когда род находился в районе Кунь-Лунь, перемещаясь в Синь-Цзяни. Мы испытывали огромные трудности. Выжить можно было нечеловеческими средствами. Обыденные люди должны были преобразиться в этих условиях или погибнуть. Род выжил и в роду появились новые свойства, новые традиции и новое знание. Истинным считается только знание, касающееся Чи. Чи делает более ясным ум, чем у обыденного человека. Чи делает его более здоровым. Человек лучше знает жизнь, когда знает Чи.

Он отпил несколько глотков чая. Помолчал немного и продолжил:

— Сун Лунь вышел из дома. Вначале он не знал, что ему делать, но прекрасное владение Чи давало ему ту уверенность, какая бывает у богатого человека в наступающем ненастье…

— Начну искать, — вслух сказал Сун Лунь. В движении будет меняться Чи тела и мира и уточняться этим самым знание. Сун Лунь долго путешествовал по горам. Он общался с разными народами, населявшими Тянь-Шань и ближайшие горы и степи, но по-прежнему был неудовлетворен. Не добавляли они к его знанию об условиях жизни ничего нового. Ему порой было смешно: пригревшись в благоприятном месте, народ мнил, что это их заслуга. Они сочиняли различные правила. Они мудрствовали. Они говорили умные слова, самонадеянно считая, что этим исчерпывают жизнь, но они слабо знали, еще меньше владели Чи. При малейших изменениях условий, всей их мудрости хватит лишь на один костер, чтобы согреть страдающее тело. Нет большей мудрости жизни, чем Чи. Но ее не запишешь на листах бумаги, потому что ею пишут на страницах самой жизни.

— Почему я решил, что человеческая среда меня может пополнить? — вдруг подумал он. — Я знаю тех, кто живет в Чи непосредственно. Я знаю тех, кого не сбивает с толку слепой и чванливый ум. Птицы, звери, трава и деревья — это лучшая книга, по которой можно читать и созерцать цвета Чи.