Резидент свидетельствует - Елисей Синицын

Сталин обратился к финнам в конце января 1940 года с предложением начать переговоры о мире, но Финляндия продолжала войну до тех пор, пока мощным штурмом города Выборга наши войска не открыли себе дорогу на Хельсинки. Финны согласились на подписание мира. Почему так поздно? Они ждали помощи от Англии и Франции… Помешала Швеция, сопротивляясь пропуску через свою территорию англо-французских войск. Со всей очевидностью можно было сказать, что король Густав-Адольф II и премьер-министр Ханссон оказались прозорливее Карла XII. Свои настойчивые предложения Советскому Союзу побыстрее закончить войну с финнами они делали, опасаясь быть втянутыми в большую войну с Советским Союзом.

При подписании мирного договора Советский Союз по настоянию Финляндии отказался от дальнейшего сотрудничества с правительством Куусинена.

Так, подписанием мирного договора 12 марта 1940 года Советский Союз избежал большой войны с англо-франко-финской коалицией. Это имело поистине историческое значение!

Если сопоставить размер территорий, полученных Советским Союзом по мирному договору, с тем, что он предлагал на переговорах в Москве перед войной, то окажется, что финны в этой войне понесли большие территориальные потери. Достаточно сказать, что СССР получил от финнов часть территории, по которой проходит единственная в стране водная магистраль — знаменитый Сайменский канал по сплаву древесных и других товаров из центральных районов. Стоит его перекрыть хотя бы на несколько дней, как сразу нарушается хозяйственная деятельность на большей части территории страны.

Чтобы закончить с «зимней войной», надо сказать, что она принесла много жертв и страданий также и финскому народу, оставив в сознании надежду вернуть свои потерянные территории…

Два дня спустя после подписания мира меня неожиданно пригласили в наркоминдел к В. М. М олотову. Взглянув на меня, нарком сказал:

— Я вас помню, мы с вами встречались дважды накануне войны с финнами. Так вот, сегодня же получите в кадрах дипломатический паспорт советника представительства СССР в Финляндии и завтра, в крайнем случае послезавтра, выезжайте в Хельсинки. В день приезда постарайтесь посетить МИД Финляндии и аккредитоваться как временный поверенный в делах СССР. Надо постараться сорвать усилия Англии и Франции перечеркнуть заключенный мир с помощью своих крупных войсковых формирований под видом «добровольцев». Мы не намерены советизировать финнов. В наше неспокойное время надо сделать Финляндию дружественной нам страной, выветривая из нее дух недоверия, враждебности и ненависти к нам.

Когда Молотов закончил свои поручения, я заметил, что на Финляндию очень сильное влияние оказывает Германия.

В ответ на это он сказал:

— В настоящее время интриги против нас в Финляндии ведут в первую очередь Франция, Англия и США.

«Жаль, — подумал я, — что Германию он не причислил к нашим противникам. Хорошо, что в плане нашей резидентуры она определена как первый наш противник».

Вернувшись к себе, доложил Фитину о результатах встречи в Наркоминделе. Тот позвонил Берии, и мы поспешили к нему.

Спокойно выслушав меня, нарком сказал, что он договорился с Молотовым об участии резидентуры в выполнении указаний Наркоминдела разведчиками, но требует с одинаковым упорством проводить работу в соответствии с планом, который он утвердил для резидентуры. Он тут же спросил, знаком ли я с этим планом?

Я ответил, что принимал непосредственное участие в его составлении.

— Какое имеете мнение в отношении состава резидентуры, выезжающей с вами в Хельсинки?

Ответил, что по первому впечатлению все работники политически подготовлены, но малоопытны. Только один из них, Ш. У., имеет опыт закордонной работы. Остальные новички. Общим недостатком является слабое знание иностранных языков. Только Л.Е. свободно говорит на финском языке, и другой — К. С. — удовлетворительно знает английский язык. На это нарком строго заметил:

— Всем приступить к изучению языка. Если через год не выучите, буду наказывать.

Когда вернулись от Берии, я сказал Фитину, что посылаемые в резидентуру разведчики являются очень молодыми.

— Ты же знаешь, — ответил Фитин, — что, пока мы учились в Центральной школе, в большинстве резидентур — с 37-го по 39-й год, да и в центральном аппарате разведки больше половины опытных и квалифицированных разведчиков были репрессированы. Расстреливали под разными предлогами: по подозрению в связи с врагами народа, по доносу, по провокации… В центральном аппарате несколько оперативных подразделений не имеют начальников. Мы рассчитывали, что поскольку ты окончил школу нелегалов, где вас весьма основательно обучали, то должен по ходу работы обучать молодых сотрудников их профессии разведчика. Перед Берией вы будете отчитываться за изучение финского языка, а у меня будешь отчитываться за обучение разведчиков разведывательной практике и успехах в их агентурной работе.

Я ответил ему, встав по стойке «смирно»:

— Все усвоил.

После такой короткой инструкции мы дружески обнялись, пожелав друг другу успехов, и я пошел домой готовиться к отъезду в Хельсинки.

На следующий день я вылетел через Стокгольм в Хельсинки. В тот же день позвонил в протокольный отдел финского МИДа. К телефону подошел шеф отдела — Хаккарайнен. Он как и прежде, до войны, сердечно поприветствовал меня и свел с генеральным секретарем МИДа.

Генеральный секретарь МИДа (приравненный по положению к заместителю министра) принял меня сдержанно и настороженно. Было видно, что в МИДе еще не очнулись от кошмара войны. Окна здания были замаскированы черной бумагой, а окна первого этажа закрыты мешками с песком. Я повел беседу по деловым вопросам и дружески заметил, указывая на заклеенные черные окна, что, наверное, уже пора сменить черный цвет глазниц войны на мирный солнечный свет. Генсек МИДа заговорил теплее и мягче, как бы извиняясь, что еще не успели почувствовать мир и привести в порядок здания и улицы. Дальнейший разговор принял непринужденный характер. Он рассказал, что война вызвала большую разруху и принесла много человеческих жертв, но, к великой радости, из членов его семьи никто не пострадал. В заключение беседы я заметил, что было бы желательно через прессу сообщить о начале работы советского представительства в Финляндии. Свое обещание он выполнил.

От МИДа до гостиницы «Торни» решил пройти пешком. Город мне показался мертвым, грязным и запущенным. Были видны разрушения и обгорелые остовы зданий. Редкие пешеходы торопливо протискивались среди мешков с песком у каждого подъезда и проходов в подвалы.

Первая неделя в Хельсинки прошла в хлопотах по организации ремонта здания советского представительства, которое пострадало от взрывов авиабомб, падавших недалеко от него.

На другой день после аккредитации в МИДе я позвонил шефу протокола и попросил его ускорить передачу нам двух сотрудников представительства, оставленных для охраны имущества после отъезда на родину всего аппарата посольства. Хаккарайнен ответил, что он в курсе этого вопроса и примет меры по ускорению передачи их нам как военнопленных, а не как вражеских шпионов, чего добивается полицейское управление.

Слово свое он сдержал. Рано утром следующего дня, когда город еще спал, двое полицейских доставили ко мне наших граждан, как бывших военнопленных. На мою просьбу об оставлении их на некоторое время в представительстве для работы по хозяйству шеф протокола сразу дал согласие на срок, который мне потребуется.

Рассказывая об условиях своего пребывания в концлагере, они сообщили, что в одном из бараков концлагеря, отгороженного от остальных зданий колючей проволокой, видели Герту Куусинен и несколько финнов, которые бывали на праздничных приемах в представительстве.

За две недели финские рабочие отремонтировали здание представительства. Работали они добросовестно и хорошо провели ремонт.

В конце марта 1940 года в Хельсинки прибыл посланник Зотов и основной состав сотрудников советских учреждений. В их числе и работники резидентуры. Вскоре посланник Зотов со своими советниками поехал вручать верительную грамоту президенту Финляндии — Каллио.[7] Это был глубокий немощный старик. После краткой беседы наедине с посланником президент вышел к нам. Он был мрачен и невежлив. Насупившись, заметил, что новый дипломатический состав посольства весьма молод. На это Зотов ответил, что дипломатический состав намерен работать по развитию дружественных отношений между нашими странами со всей силой молодости. Президент промолчал.

Встречи разведчиков в марте среди журналистов, в деловом мире, в правительственных и партийных кругах показали, что значительная часть финнов остается враждебно настроенной к нашей стране. Это обстоятельство заставило нас собрать совещание работников резидентуры, на котором подробным образом обсудили политическую ситуацию в стране и предложения по организации работы в таких условиях. Мы закрепили за каждым из нас объекты проникновения, чтобы не путаться под ногами друг у друга. Моему заместителю Ш. У., экономисту по образованию, определили министерство промышленности и внешней торговли, ведущие концерны страны, Ж. Т. — всю прессу и местных журналистов; К. С. — как корреспонденту и знающему английский язык — поручили разрабатывать иностранных журналистов, аккредитованных в стране, и местных корреспондентов буржуазных финских газет. Н. Ф., как консулу дипломатического представительства, — разрабатывать консульский отдел МИД и дипломатов капиталистических посольств в Хельсинки. Разведку и сотрудников МИД Финляндии поручили Л. Е., как отлично знающему финский язык. Среди финнов его принимали за соотечественника. На себя я взял правительство, парламент, социал-демократическую партию, коалиционную и Аграрный союз. В таком порядке мы приступили к поискам и установлению контактов с подходящими для нас лицами.