Крым. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Немаловажно было и то, что на основание колоний давали средства аристократы и богачи. Они оставались на месте, но надо было выполнять их условия (например, реализовывать на новом месте среди туземного населения их товары или снабжать тем, чем богата та земля, в первую очередь их. Рождение где-то в VII в. до н. э. «желтого дьявола» – звонкой монеты способствовало тому, что коммерческие интересы становились всеохватывающими и всепроникающими).

На помощь метрополии всегда надеялись: она могла потребоваться и при обустройстве на новом месте, и для обороны от туземцев – а они редко были рады новым соседям. В тяжелых обстоятельствах помощи ждали и от других колоний своей метрополии. Тем не менее, повторимся, большинство колоний были полностью независимыми. И многие сами становились метрополиями, выводя собственные колонии в еще более отдаленные земли.

На корабли вступали и те, кого гнала нужда, и те, кто оказался в стане побежденных в политической борьбе и не желал оставаться под властью победителей (тем более что часто альтернативой отъезду была только смерть), и те, кто питал честолюбивую надежду выдвинуться или разбогатеть на новом месте.

Но прежде, чем отправиться в путь, обязательно надо было заручиться божественной поддержкой. Главным покровителем переселенцев считался Аполлон. Было крайне желательно получить благоприятное предсказание от жрицы-прорицательницы (пифии) в его храме в Дельфах. Дельфийский храм Аполлона стал и духовным, и экономическим центром колонизации. Имея обширную информацию, касающуюся всей тогдашней Ойкумены, храм мог дать компетентную рекомендацию, мог помочь деньгами. Служители Дельфийского храма хорошо знали, чего хотят конкретные колонисты в первую очередь: заняться земледелием, или создать ремесленный центр, чтобы, обеспечивая местных жителей, в первую очередь местную знать, плодами эллинского мастерства, получить за них плоды их земли, или сделать упор на торговлю.

Высаживаясь после опасного плавания, колонисты явственно ощущали сакральную значимость происходящего – здесь начнется их новая жизнь, здесь обретут они новых богов – покровителей их полиса, и здесь же воздвигнут они алтари прежним богам. Часто священный огонь с родины сопровождали жрецы – они и отслуживали торжественный молебен. Руководитель экспедиции – ойкист, если он становился первым главой нового государственного образования (были и штатные «экспедиторы» – их обязанностью было только обеспечить морской переход и первоначальное обустройство), после смерти провозглашался героем – статус если не божественный, то напоминающий христианских святых: на его могиле возводилась часовня – героон, ему поклонялись, через него можно было обращаться к богам, от него самого ждали защиты.

Жизнь на новом месте устраивалась не обязательно по образцу метрополии – грубо говоря, на аристократический или демократический лад. Многие не затем пускались в далекий путь, чтобы приплыть к тому же самому. Но, с другой стороны, пришельцам из городов с аристократическим правлением, не имеющим опыта самоуправления демократического полиса, трудно было обойтись без единоначалия, без твердой руки. Тогда как выходцы из полисов демократической ориентации, если они не беглые аристократы, несли в себе укорененное неприятие заносчивой знати. Хотя им мог быть знаком и опыт тирании: фактического единовластия «от лица народа», при сохранении видимости демократического устройства (кстати, тирании нередко обеспечивали достаточно благополучную жизнь большинству населения полиса, являясь выходом из тупика политического противостояния, и слово это вовсе не несло в себе тот зловещий смысл, которым наполнили его позднее).

Жизнь покажет, как им жить, греки народ сообразительный. Для чего только не было пока места – это для олигархии, засилия политиканствующих толстосумов. Таковых среди прибывших просто не могло быть, а если им и суждено было появиться – их предстояло вырастить в собственной среде.

О взаимоотношениях с местным населением мы уже немного говорили и еще будем говорить. Отметим, что вряд ли часты были случаи, когда колонисты высаживались на берег, как на острова Кука – в места обитания неведомых дикарей. Обычно на этих берегах уже успевали какое-то время поработать эмпории – торговые фактории, и колонисты имели хотя бы приблизительное представление, с кем им предстоит иметь дело. Но нужно отметить и такой момент. Известно, что всех иностранцев греки с чувством собственного превосходства называли варварами. Вероятно, слово это появилось именно в процессе колонизации – как насмешка над непонятной (или малопонятной) им речью диковатых туземцев, каким-то сплошным «бар-бар», по-русски говоря, тарабарщиной. Грубыми казались их манеры, их селения, их быт.

Конечно, сами они – совсем другое дело. Им уже рисуются храмы с колоннами строгого стиля, под стать им общественные здания, стадион, театр, гимнасий, украшающие площади статуи. У них и посуда будет не как у варваров, а чернофигурного (потом – краснофигурного) лака – амфоры, кратеры, килики. И они не ждали, что им кто-то все это подаст. Они сами построили и храмы, и театры, и прекрасные города. На произведения высшего, недоступного им эллинского мастерства зарабатывали – и покупали их. Не скупились на то, чтобы завезти к себе статуи, вышедшие из-под резца лучших скульпторов. Полюбуйтесь, сколько в Эрмитаже, Пушкинском музее, в других экспозициях хранится найденных в Северном Причерноморье изделий всемирно известных гончаров и вазописцев из Аттики и Коринфа?

Более того, в Крыму, на Таманском полуострове, на черноморских лиманах местными мастерами-греками был выработан свой неповторимый стиль. От их скульптуры, «скифских» ваз и украшений, других произведений – пусть порою лапидарных (несколько простоватых) – веет (особенно когда их много вместе, как в Эрмитаже) каким-то сокровенным, неизъяснимым, романтическим духом. «Неизъяснимое» – это основа эллинского искусства, ибо оно все (помимо мастерства) – от наития, от соприкосновения с божественным, от Платоновых эйдосов (даже если Платон еще не родился). А если оно к тому же родилось среди другого неизъяснимого – таинственного и грозного варварского мира, первозданных необъятных просторов?

Колонизацией Причерноморья занимался в первую очередь малоазийский Милет – сам когда-то, в первую колонизацию, микенская колония. Всего по Черному морю милетцы основали около сотни городов-государств (считая колонии колоний). «На долгое время Черное море и подступы к нему превратились в милетский заповедник» (Майкл Грант).

Милет был прекрасным и богатым городом, «Жемчужиной Ионии», как назвал его Геродот. В лучшие времена в нем насчитывалось около 50 тысяч жителей (столько же, сколько в столице Персидской империи Персеполисе. Афинян в их родном городе периода его расцвета проживало примерно 155 тысяч, но это был один из крупнейших городов тогдашнего мира). Город жил в значительной степени за счет морской торговли, его интересы распространялись вплоть до Египта. Вывод колоний имел огромное значение для коммерции: они становились своего рода торговыми факториями Милета. Деловые люди обеспечивали будущих колонистов кораблями для переезда, припасами на первое время. Поэтому желающие переселиться стекались сюда со всей Греции. Самих же милетян к перемене мест подстегивали, возможно, не столько экономические соображения, сколько непрерывные политические распри.

Установившееся от основания города аристократическое правление вскоре проявило тенденцию переродиться в олигархию. А олигархия, по определению Аристотеля, это продукт разложения аристократии. Природные аристократы считали управление государством не только своим святым правом, но и святым долгом, смотрели на него как на служение родному городу. Олигархия же возникала, когда интересы этих правителей теснейшим образом переплетались с интересами богачей из прочих слоев, в первую очередь купечества и тогда интересы народа переставали быть, как прежде, в какой-то степени самоцелью, они становились разве что ограничителем: «лишь бы не бузили». Это неминуемо приводило к усилению демократических тенденций (у демократий свой путь перерождения в олигархию, но это путь не милетский).

Со временем город разделился: олигархи и их сторонники (включая людей зависимых и прихлебателей) возглавлялись партией Вечных моряков, или партией Богатства. Им противостояла партия Кулачного боя, или партия Труда.

История донесла до нас рассказы о диких эксцессах этой борьбы. Одержав однажды верх, «трудовики» растоптали быками детей своих противников на глазах их отцов. А те, взяв реванш, сожгли живьем и детей побежденных, и их самих. В конце концов установился шаткий компромисс в условиях умеренной олигархии, но все равно немало милетян вступало на сходни кораблей в надежде обрести более спокойную жизнь в далекой, дикой Скифии (или в менее далеких и диких Фракии и Колхиде), а не в своем процветающем городе.