Следователь по особо секретным делам - Алла Белолипецкая

личные дела сотрудников «Ярополка» и раскрыл папку, в которой хранились немногочисленные материалы по белорусскому делу.

Первой он увидел газетную вырезку со статьей, датированной 25 апреля 1939 года. Заголовок статьи был – «Погодный феномен в социалистической Белоруссии». И Николай только-только успел её прочесть, когда на столе у него зазвонил телефон.

Почти никто не знал о том, что старший лейтенант госбезопасности находится сейчас здесь – в своем небольшом кабинете, сплошь заставленном шкафами с книгами и артефактами. Формально Валентин Сергеевич отправил Николая догуливать отпуск, который тот недоиспользовал в июне. Позвонить ему сюда могли только Лариса Рязанцева или Михаил Кедров – который сейчас пытался выяснить, чем занимался инженер Хомяков, когда отбыл с Казанского вокзала, но еще не прибыл домой.

Николай схватил трубку, всем сердцем надеясь, что ему звонит Лара. Но нет: он услышал голос своего друга – глухой и какой-то отрешенный.

– Товарищ Скрябин? – произнес Миша, и Николай тотчас понял, что друг звонит ему из какой-то официальной инстанции. – Вы можете прямо сейчас приехать на Казанский вокзал? Евграф Иевлев найден убитым.

– Иевлев? – Скрябин едва не выронил телефонную трубку. – Это тот носильщик? Он что – тоже замерз?!

– Да какое там – замерз! Приезжай!.. То есть, приезжайте, товарищ Скрябин. Сами все увидите.

5

Начальник вокзала распорядился доставить на перрон мощный прожектор – явно желал потрафить сотрудникам правоохранительных органов, из которых первыми на месте оказались представители Московского уголовного розыска. Их вызвали, когда пассажиры поезда, прибывшего к роковому перрону, сделали страшную находку. А на Лубянку позвонил уже один из муровцев: Денис Бондарев, который сам одно время состоял на службе в ГУГБ и знал по стечению обстоятельств о проекте «Ярополк». Но потом предпочел перейти в Московский уголовный розыск, куда его отпустили – но предварительно взяли подписку о неразглашении любых сведений, касавшихся проекта. Звонок принял лейтенант госбезопасности Кедров. И поспешил на Казанский вокзал для выяснения обстоятельств случившегося. Он даже не знал поначалу: не было ли трагическое происшествие тривиальной поножовщиной? И потребуется ли присутствие его друга?

И вот теперь Скрябин, морщась и качая головой, осматривал место преступления.

Убитый носильщик лежал на спине в самой густой тени под навесом на перроне. Его быстро нашли только потому, что с прибывшего поезда сошло сразу много народу. И кому-то поневоле пришлось пройти под навесом, пробираясь к выходу с вокзала. Теперь, правда, пассажиров тут уже не осталось: их спешно вывели другой дорогой, в противоположном направлении. Но – потоптаться рядом с трупом они успели основательно. И несколько цепочек кровавых следов тянулись в разные стороны. Любопытствующие граждане подходили к убитому вплотную и наступали в огромную лужу крови, окружавшую его распластанное на асфальте тело.

Горло Евграфа Иевлева перерезали – не от уха до уха, как принято говорить, а скорее от ключицы до ключицы. И этот низкий разрез привел, безусловно, к тому, что несчастный носильщик прожил еще какое-то время после нанесения ему страшной раны. Причем за это время получил еще несколько ранений – не смертельных, но наверняка причинивших ему адские муки: в живот и в правый бок, в область печени. Так что кровь, натекшая на перрон, частично имела черноватый оттенок. Носильщик умер с открытыми глазами, взгляд которых, обращенный куда-то вбок, будто указывал путь,которым ушел убийца.

Тут же, в луже крови, валялось брошенное орудие убийства – хорошо хоть никто из пассажиров не удумал стащить его! Это был финский нож НКВД – точная копия того, какой имелся и у самого Николая Скрябина. А рядом с ножом валялась две длинные, сплошь изгвазданные кровью брезентовые перчатки – какие обычно используют садовники.

– Не стали ничего убирать до вашего прибытия, товарищ Скрябин, – сказал Денис Бондарев. – И мы тут всё сфотографировали, конечно же. Однако по части следов… – Муровец развел руками: и так всё было ясно.

С Бондаревым – который приходился примерно ровесником им с Мишей – Николай Скрябин водил прежде не особенно короткое знакомство. Но успел понять: умом и смекалкой молодого муровца Бог не обделил. И Скрябин сказал:

– Я рад, что именно ты прибыл на вызов, Денис. Уверен: МУР отнесется к этому делу со всем возможным вниманием. Но я прошу прислать мне финку и перчатки – после того, как с ними поработают ваши эксперты. Я оформлю соответствующий запрос из ГУГБ.

Денис отошел – отдавать распоряжения, а Миша изумленно произнес:

– Ну и ну! Впервые вижу, чтобы ты передоверял кому-то свое дело!

– Будет лучше, – сухо проговорил Скрябин, – если этим делом займет кто-то и помимо меня. О причинах этого, извини, я пока умолчу. А сейчас – уходим, возвращаемся на Лубянку.

6

Скрябин знал, что должен разъяснить ситуацию другу. И, несмотря на поздний час, они вернулись на Лубянку. В здании НКВД проекту «Ярополк» было отведено два этажа, длинные коридоры которых застилали податливо-мягкие красные ковровые дорожки с зеленой окантовкой, приглушавшие шаги, а все окна даже и днем закрывали плотные шторы. Скрябин и Кедров молча дошли по тихому коридору до маленького кабинета Николая и бесшумно прикрыли за собой дверь с отлично смазанными петлями. Только после этого Миша проговорил:

– И всё-таки я не понимаю, кому понадобилось убивать Евграфа Иевлева? Да еще – так зверски? Ведь он уже дал показания! Какой был прок в его смерти?

– Выходит, кому-то прок был. И я ругаю себя, что не догадался спрятать Иевлева – убрать его с Казанского вокзала.

Теперь, постфактум, Скрябин распорядился: временно перевезти дочь Иевлева и его троих внуков на одну из конспиративных квартир НКВД. Помахал, можно сказать, кулаками после драки… Николай медленно, будто нехотя, прошел к своему письменному столу и уселся за него, а вот Миша почти что рухнул на посетительский стул напротив своего друга. И громко произнес – чуть ли не возопил;

– Но зачем пытать-то было носильщика перед смертью?! Убийца – больной на голову садист, что ли? Уж если решил убить – так отправил бы сразу бедолагу к ангелам! А ему этого мало показалось!..

– Во-первых, Иевлев мог видеть что-то такое, чему изначально сам не придал значения. И не рассказал об этом мне, когда я с ним беседовал. А убийца, вероятно, опасался, что позже на Евграфа Галактионовича найдет просветление, и он побежит на Лубянку. Во-вторых, убийца хотел от него что-то узнать. Потому и перерезал Иевлеву горло так, чтобы не повредить голосовые связки. И тот мог отвечать на задаваемые