Всадники «Фортуны» - Ирина Измайлова

— Хм! — поднял брови шеф. — Так просто?

— Ничуть. Для наличия паров бензина необходима его утечка. И она была: кто-то продырявил тончайшим сверлом топливный бак болида. А если это сделано с целью получить ту самую взрывоопасную смесь, то преступление перестает быть топорным и становится необычайно тонко продуманным.

По дороге в свой кабинет комиссар столкнулась с инспектором Макферсоном.

— Вам звонили, — сообщил он с каким-то странным выражением лица.

— По делу о взрыве? — почти механически спросила Айрин Тауэрс, не останавливаясь и нетерпеливо отстраняя инспектора плечом.

— Нет, — ответил тот, — по другому делу. Вам звонил Дон Маклоу.

— Кто?

За без малого тридцать лет работы в полиции она отвыкла задавать вопросы изумленным тоном. Но ей пришлось остановиться и заглянуть в лицо Макферсону: может, это с ним что-то не в порядке? Не то с чего это парень сообщает ей, так вот, запросто, о звонке главаря банды американских гастролеров-медвежатников, за полгода «разбомбивших» в Лондоне уже четыре банка? На последнем таком деле отчаянного Маклоу чуть было не взяли — комиссар Тауэрс сумела вычислить банду и банк, на который они в тот раз покушались. Началась стрельба, трое грабителей из восьми были убиты, но погиб и один полицейский. Сам Маклоу с оставшимися ушел и растворился, словно его уже не было в Лондоне. Однако Айрин не сомневалась в обратном, и сообщение Макферсона подтверждало ее уверенность.

— Вам звонил Дон Маклоу, комиссар. Тот самый.

— Он представился?

— Да. Мы проверили запись голоса через Интерпол. Совпадает. Он.

— И что же?

Макферсон неловко поежился.

— Валяйте, инспектор! — нетерпеливо подбодрила комиссар.

— Он сказал дословно: «Передайте этой вашей знаменитой суке, что смерть моих ребят так просто не пройдет! Я обещаю лично всадить в нее не меньше половины обоймы!» Простите. Это все.

Комиссар Тауэрс довольно улыбнулась:

— Когда твою славу оценивают враги, это — наивысшее признание. Постараюсь оправдать высокое мнение Дона Маклоу. Хотя, честно сказать, сейчас мне почти что не до него…

Глава 8

Первые круги

— Не грусти!

— Я и не грущу. С чего ты взяла?

— Я же слышу, что тебе грустно. Лучше вспомни какую-нибудь большую-большую радость! Я в книжке прочитала: так надо делать, чтобы не огорчаться из-за неприятностей. Ведь ты же взрослый. У тебя, наверное, столько уже было всяких радостей! Вспомни!

Он вспомнил.

До сих пор Даниэль считал тот день одним из самых счастливых в своей жизни. И помнил его так отчетливо, словно все записалось на видео и потом эту запись много-много раз прокручивали, делая стоп-кадры в самые важные моменты.

Ему тогда едва исполнилось четыре года. Но у него уже была мечта: картинг! Отец сам навлек на себя беду, дав однажды маленькому сыну покататься на такой удивительной машине — и от земли-то ее не видно, но мчится быстрее больших авто!

Дени впервые испытал это поразительное чувство: руль, сжатый ладонями, сделался словно продолжением его тела, и малыш всем существом ощутил, что это не карт, это он сам летит, распластавшись, над серой полосой трассы. Дыхание, биение сердца, напряжение ног, сросшихся с педалями, — все перешло в одно стремление — вперед!

Бертольд Лоринг был поражен выносливостью четырехлетнего сынишки: Дени носился на карте почти час, пока отец не спохватился, что выложит за это развлечение чуть не сотню марок. Когда он буквально выдернул малыша из машины, тот отчаянно разревелся. И тогда Бертольд совершил вторую ошибку: торжественно пообещал мальчику, что отдаст его в картинг-клуб. Само собой, Лоринг-старший надеялся: назавтра все будет забыто, а там появятся новые желания.

Но Дени с тех пор каждый день повторял один и тот же вопрос:

— Папа, так когда ты меня поведешь ездить на картах?

Растерянные родители готовы были уже сдаться. Но когда узнали, сколько стоит карт, даже детский, то помрачнели. А ведь еще и за сами занятия нужно платить, и тоже немало!

— Знаешь, маленький, — с деланной суровостью проговорил однажды Бертольд в ответ на уже привычный вопрос сына, — пока что у нас есть дела и поважнее. Может, потом, когда ты станешь учиться в школе…

Он ждал, что мальчик опять заплачет. Однако Дени только прикусил губу и молча ушел в сад. У него там было убежище — старая собачья будка. Лоринги давно уже не держали собаки, а будка сохранилась, и малыш быстро смекнул, как здорово в нее забираться: взрослым-то туда нипочем не пролезть! Стояла зима, будка изнутри покрылась инеем, но ему было все равно. «Когда ты станешь учиться в школе!» Да ведь это — целая вечность! Разве можно прожить столько без карта?

Отец, обрадованный столь сдержанной реакцией мальчика, ушел на службу, бабушка собралась в гости к приятельнице, и получилось так, что сперва никто даже не заметил исчезновения Даниэля.

Спустя час мать встревожилась, не найдя малыша ни в его спаленке, ни в столовой, ни на кухне. Обнаружила, что с вешалки пропало пальтишко, и отправилась в сад, однако заглянуть в старую будку не подумала: разве возможно, чтобы мальчик полез туда в такую холодину? Любимые качели Дени одиноко поскрипывали на ветру, пустовала и низкая развилка старого куста сирени, на которую маленький непоседа в прошлом году научился забираться. Анна Лоринг обошла ближние дворы. Соседские детишки чинно возились со своими игрушками, штурмовали домик-крепость, но на вопрос: «А Дени вы не видели?» лишь дружно мотали головой.

Испуганная женщина уже готова была звонить мужу на службу: вдруг да мальчуган увязался за Бертольдом и ухитрился прошмыгнуть в его машину? На заднем сиденье его можно было вообще не заметить! Но телефон стоял возле самого окна, и взгляд Анны случайно упал на засыпанную опавшей листвой конуру…

Выманить малыша из убежища стоило больших трудов — он категорически не желал выходить. При этом не ставил никаких условий — не пойду, и все! Анна просила, уговаривала, соблазняла особенно вкусным в этот день обедом, любимыми сливками с шоколадом, походом в игрушечный магазин на соседней улице, даже обещанием вместе посмотреть по телевизору взрослый фильм. Напрасно! «Я не выйду!» — доносилось всякий раз из будки. Наконец мать пригрозила, что сама останется в саду. На всю ночь останется, а в этом случае обязательно простудится, заболеет и умрет.

Дени вылез на свет, весь в соломе, с перепачканными землей коленками, с полосками слез и грязи на щеках.

— Не надо так, родной мой! — мама прижала его к себе и понесла в дом, на ходу укачивая и утешая. — Мы придумаем что-нибудь. В конце концов, может быть, я что-то продам…

Весь вечер потом она то и дело щупала лоб сынишки. Но температура не поднялась. Маленький и хрупкий на вид, он редко болел.

А наутро произошло нечто удивительное и замечательное. Калитка отворилась, и в саду появился сосед, господин Зибель, которого все на их улице звали дядюшка Зибо. Он торжественно катил перед собой… самый настоящий карт! Немного не такой, как там, в городском парке, куда Дени ходил с отцом, но очень похожий.

— Боже мой, Зибо! — ахнул Бертольд. — Откуда вы это взяли?

— Да вот, — старик улыбался, сверкая золотой фиксой, — фрау Анна говорила, будто у вас сыночек мечтает о картинге. Ну, я тут поколдовал и сделал эту штуку.

— Да ведь это же ваша газонокосилка! — наконец сообразил Лоринг.

— Была газонокосилка. Была. Только ножи у нее давно затупились, все равно выкидывать пришлось бы. Весной я себе куплю новую. А эту переделал — теперь она может ездить быстро.

Дени гонял на подарке дядюшки Зибо с утра до вечера. По двору карт катился плохо (земля — не асфальт), и маленький пилот выбрался на дорогу, едва не вызвав обморок у мамы и бабушки. Улица была тихая, машины по ней проезжали редко, но видеть, как четырехлетний карапуз несется на механической тележке посреди проезжей части, для женских нервов оказалось слишком. К тому же заканчивался январь, дни стояли сырые и промозглые, асфальт скользил даже под рифлеными подошвами ботинок, а как должны скользить колеса!

— Берт, ну отведи ты его в этот клуб! — взмолилась Анна. — Там-то за ними следят, по крайней мере! И машина своя теперь есть.

— Да кто его такого возьмет? — простонал Лоринг, в душе проклиная тот день, когда позволил сыну сесть на заветную таратайку. — Там с восьми лет занимаются. Ну, могут взять семилетнего. А ему четыре.

— Отведи! Или я сойду с ума!

На другой день Бертольд затолкал бывшую газонокосилку дядюшки Зибо в багажник автомобиля и усадил Дени на заднее сиденье. Он нервничал, злился, однако отступать было поздно.

Младшая секция картинг-клуба работала только вечерами, и когда они подъехали к стеклянной раздвижной двери, стало уже совсем темно. Но дверь была освещена, и там, за нею, оказалось светло — хотя, прошагав через просторный холл, они снова вышли на улицу. Однако то была не просто улица — там, за высоким барьером, темнел асфальт картодрома. Он образовывал круг, который показался Даниэлю громадным: еще бы, целый километр! По трассе неслись, один за другим, четыре или пять картов.