Пепел. Наследие 2 - Мери Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мысли терзают уставший разум, но всё же удаётся заснуть. Мне снится мама, не тогда, когда она пыталась убить меня. Вовсе нет. Мне снится сладкий и манящий сон. Мама стоит на кухне и разговаривает по рации с папой. Я сижу на диване и наблюдаю, как её лицо озаряется очередной улыбкой. В итоге она откладывает аппарат на стол и подходит ко мне, садится рядом, и мы разговаривает. Ни о чём и обо всём на свете. Неожиданно мама прислушивается к звукам за входной дверью. Берет меня за руку и говорит: "Пора". Мама тянет меня к выходу, а на вопросы мои никак не реагирует. Открывает дверь, и я вижу тьму мутантов за порогом. Пытаюсь отнять у мамы свою ладонь, но не выходит. Мама поворачивается ко мне и говорит: "Это теперь твоя новая семья". Я вскрикиваю, а мама толкает меня за дверь.
Открываю глаза и откидываю остатки сна.
Не знаю, сколько проходит времени, но дверь открывается и входит Майкл. Быстро оказывается у кровати и заглядывает мне в глаза:
– Что случилось? – требовательно спрашивает он.
Отворачиваюсь от него и желаю сейчас только одного. Чтобы Майкл ушёл. Не хочу, чтобы он видел меня такой. А я уверена, что выгляжу сейчас намного хуже, чем пару часов назад.
– Джил? Что произошло? У тебя на лице кровь.
Я не отвечаю, а задаю встречный вопрос:
– Почему ты запер меня?
– Для безопасности.
Вскидываю на него взгляд.
– Для чьей безопасности? Мишель? – не знаю, почему веду себя как последняя сука. Майкл переживает, я знаю, но ищу любой предлог, чтобы уйти от разговора о еде, что раскидана по полу.
– И не только, – отвечает Майкл.
Я начинаю злиться. У меня совершенно нет сил, но злость толкает меня на глупости. Причем я понимаю всю праведность его слов, но они изрядно раздражают меня.
– И не только, – фыркаю я.
– Для твоей безопасности тоже.
– Для моей?
– Не все рады тебя здесь видеть. Когда мы приехали, Мишель была против того, чтобы я принёс тебя в это здание. Я не знал, какой ты очнешься и очнешься ли вообще. Это опасно. И для них, и для тебя.
– Очнулась. Но я не знаю, что во мне изменилось, – в глазах собираются слёзы. – Майкл, я хочу есть, – пищу я.
Мне так плохо, что единственное желание – пусть всё закончится. Неважно как. Пусть боль и полумертвое состояние тела прекратится.
Он бросает взгляд на пол и снова возвращает его ко мне.
– Что с этой едой было не так? – осторожно спрашивает он.
– Не знаю. Всё не так… Меня вырвало.
Майкл хмурит брови, и это пугает меня. Я сама знаю, о чём он думает, но не хочу слышать этого вслух. Не хочу даже думать об этом, но одна и та же мысль бьется в закрытую дверь разума.
Обычная еда меня не устроит. Она не по нраву незнакомцу.
Майкл сжимает мою трясущуюся руку и, смотря мне в глаза, говорит:
– Мы что-нибудь придумаем. Я принесу другую еду.
Киваю в ответ, и он снова уходит. Запирает меня, но возвращается достаточно быстро. На этот раз в его руках хлеб и банка консервов. Сажусь и протягиваю трясущиеся руки к еде и не испытываю от увиденного никакого восторга. Стоит мне откусить небольшой кусочек хлеба, как тошнота тут же возвращается. Майкл помогает мне добраться до судна, и меня выворачивает вновь. Слезы градом текут по щекам, упираюсь лбом в стену и начинаю выть. Не понимаю, как оказываюсь на кровати. Майкл помогает попить мне воды. Пребываю в какой-то прострации, все органы горят огнём. Мне больно. Я плачу.
Спустя какое-то время я чувствую, как Майкл ложится рядом со мной и обнимает меня. Я постепенно успокаиваюсь, и уже засыпая, слышу слова Майкла:
– Я что-нибудь придумаю. Всё будет в порядке.
И это первые слова Майкла за много-много лет, в которые я совершенно не верю.
В течение двух отвратительно длинных дней я тихо ненавижу весь мир. Невиданная мне ранее злость просачивается под кожу и съедает меня изнутри. А я в это время не могу есть. Абсолютно ничего. Майкл приносит мне совершенно разную еду, но итог всегда один и тот же. Я пытаюсь съесть что-то, но весь рот, горло и желудок обжигает огнём, а потом меня рвёт. Кровью. Ночи я провожу в одиночестве, я знаю, что Майкл находится за дверью, от этого спокойно и ненавистно. Я сама попросила его, чтобы он не приходил по ночам. Я не желаю, чтобы Майкл продолжал нянчиться с практически мертвой девушкой. А я уверена – мой конец близок.
Я очень похудела, практически не сплю, не ем, но могу пить воду. Ноги уже не держат меня, превозмогая боль и усталость плетусь до чёртовой утки, чтобы сходить по нужде. И даже не хочу знать, хотя знаю, кто ходил за мной семь дней, пока я была без сознания. Лучше бы так и осталось. Ведь если верить словам Майкла, то все были уверены, что я не приду в себя. Выходит, что в какой-то степени они смирились с потерей. А тут я дала ложную надежду близким мне людям и снова отнимаю её.
Я вижу, как взгляд Майкла меняется с каждым приходом в комнату. Думаю, его надежда уже раздавлена.
Осколок зеркала лежит у меня под подушкой, и вы не поверите, но я уже трижды хотела им воспользоваться. Сжимая в ослабевшей ладони осколок, я останавливаю себя тем, что это грех. Практически во всех возможных религиях это грех. Я думаю о папе, как он отреагирует на мою смерть. Он недавно потерял маму и скоро потеряет меня. Это неизбежно. Без еды я рано или поздно умру. Об альтернативе я даже стараюсь не думать, но незнакомец не дремлет. Он уже не просто подсказывает мне выход, а приказывает сделать это. Спасти себя и его. Незнакомец хочет жить…
На следующее утро открыв глаза, я встречаюсь взглядом с
