Азатот - Говард Лавкрафт

Прямо перед ним стоял черный человек в бесформенном платье, которого он видел в предыдущем сне в тесной комнате со сводчатым потолком; старуха держалась рядом и словно требовала чего-то от Джилмена своими повелительными кивками и грозными гримасами. Бурый Дженкин с какой-то игривой преданностью терся о ноги черного человека, скрытые по щиколотки в глубокой грязи. Справа от Джилмена виднелся темный проем открытой двери; черный человек молча указал на него. Злобно ухмыляясь, ведьма двинулась туда, увлекая за собой и Джилмена – она тащила его за рукава пижамы. Показалась какая-то лестница, источавшая отвратительное зловоние и зловеще скрипевшая под ногами; тут юноша заметил, что от ведьмы исходит слабое фиолетовое свечение. Они поднялись на лестничную площадку и остановились перед закрытой дверью. Старуха открыла ее, немного повозившись с задвижкой, а затем, красноречивым жестом приказав Джилмену ждать ее здесь, исчезла в черном дверном проеме. Невероятно острый слух позволил юноше различить чей-то сдавленный крик; тут же вернулась старуха, державшая в руках что-то маленькое и бесформенное; она протянула свою ношу Джилмену, словно приказывая помочь ей. Стоило юноше взглянуть на то, что ему протянули и увидеть маленькое личико ребенка, как сковывавшие его чары мгновенно спали. Все еще не владея своим голосом, он, однако, нашел в себе силы бежать и стремительно бросился вниз по скрипучей лестнице. На улице ему опять пришлось ступить в отвратительную глубокую грязь – но тут его остановил поджидавший у входа Черный человек: он преградил путь и крепко схватил юношу за плечи. Теряя сознание, Джилмен услыхал слабое, но пронзительное хихиканье маленького клыкастого, похожего на крысу чудовища.

Проснувшись утром 29 апреля, Джилмен почти телесно ощутил, как погружается в настоящую пучину ужаса. Едва открыв глаза, он понял, что произошло нечто невероятное, потому что очнулся он в своей старой комнате в мансарде, где потолок и северная стена сходились под таким необычным углом; Джилмен лежал на нерасправленной постели. Почему-то болело горло, с трудом поднявшись, он с диким страхом уставился себе на ноги: ступни и обшлага пижамных брюк были покрыты засохшей черной грязью. В ту минуту он еще не мог вспомнить во всех подробностях сновидения прошедшей ночи, но в одном сомнений быть не могло: он опять ходил во сне. Илвуд, как видно, крепко спал и не мог ни услышать его, ни остановить. Пол был покрыт множеством грязных следов – странно, что они не доходили до двери. Чем дольше смотрел Джилмен на эти следы, тем больше они его поражали. Помимо своих собственных следов, он обнаружил на полу более мелкие, почти круглые отпечатки – можно было бы подумать, что они оставлены ножками большого кресла или стола, если бы преобладающая их часть не оказалась разделенной на две равные половинки. Кроме них, на полу имелись несколько необычные грязные следы крысиных лапок, ведущие в комнату из свежей дыры в стене и обратно. Полное замешательство и ужас от мысли, что он сходит с ума, охватили Джилмена, когда, с трудом доковыляв до двери и открыв ее, он взглянул на небольшой холл и лестницу, ведшую вниз – там не было ни одного следа. Чем подробнее вспоминал юноша свой отвратительный сон, тем больший страх охватывал его; к этому чувству примешивалось ужасное уныние, почти отчаяние, которое навевали заунывные причитания Джо Мазуревича, раздававшиеся двумя этажами ниже. Спустившись к Илвуду, Джилмен разбудил его, чтобы рассказать о происшедшем; выслушав, тот не мог, однако, найти разумного объяснения случившемуся. Где был Джилмен этой ночью, как он добрался до своей кровати, не оставив следов внутри дома, каким образом в его комнате оказались грязные отпечатки ножек кресла или стола – ни на один из этих вопросов не было ответа. А эти темные лиловатые следы на горле?

Можно подумать, что Джилмен пытался задушить себя собственными руками. Он приложил руки к синякам – нет, размеры совершенно не совпадали. Во время беседы заглянул Дерошер: он хотел сообщить, что незадолго до рассвета наверху был какой-то ужасный стук. Нет, после полуночи по лестнице никто не поднимался, а вот до полуночи он, кажется, слышал чьи-то тихие осторожные шаги в мансарде и на лестнице; они ему страшно не понравились. В Аркхэме, говорил Дерошер, наступает очень неспокойное время. Так что молодому джентльмену лучше бы все-таки надеть крестик, который ему дал Джо Мазуревич. Даже днем становится небезопасно: вчера, только стемнело, в доме раздавались странные звуки – что-то вроде детского плача, оборванного чьей-то решительной, сильной рукой.

Джилмен механически привел себя в порядок и отправился на занятия, однако в то утро он был не способен сосредоточиться на учебе. Мрачные предчувствия окончательно завладели юношей; казалось, он ждет какого-то нового сокрушительного удара судьбы. В полдень Джилмен завтракал в университетской столовой; ожидая десерта, он машинально подобрал с соседнего стула оставленную кем-то местную газету и стал ее просматривать… Джилмен так и не дождался своего десерта; то, что он прочитал в одной из заметок на первой странице, разом лишило его сил и заставило внутренне окаменеть. Словно в тумане, юноша расплатился и поплелся к Илвуду.

В газете сообщалось, что прошлой ночью в районе Орнской пристани при весьма загадочных обстоятельствах произошло похищение ребенка: исчез двухлетний сын некоей Анастасии Волейко, туповатой на вид работницы местной прачечной. Как выяснилось, мать ребенка давно уже опасалась чего-то подобного, но ее страхи основывались на таких диких предрассудках, что никто не принимал их всерьез. Волейко утверждала, что примерно с начала марта поблизости от ее дома постоянно появлялся пресловутый Бурый Дженкин, по поведению которого она поняла, что ее маленький Ладислаш выбран в качестве жертвы для ужасного Шабаша в так называемую Вальпургиеву ночь. Волейко обращалась к своей соседке Мэри Чанек с просьбой оставаться на ночь в их комнате, чтобы защитить ребенка, но та не осмеливалась выполнить эту просьбу. Обращаться в полицию казалось ей бесполезным, поскольку там, по ее мнению, не верят в подобные вещи. Между тем, сколько она себя помнит, детей похищают в округе каждый год. Сожитель Анастасии Волейко, Питер Стовацкий, также не желал помочь ей, поскольку «ребенок ему только мешал».

Еще одна заметка, помещенная рядом, произвела на Джилмена настолько ошеломляющее впечатление, что он буквалыю облился холодным потом. В ней приводился рассказ двух припозднившихся гуляк, проходивших мимо той же пристани в первом часу ночи. Оба признавали, что находились в состоянии опьянения, и тем не менее клятвенно заверяли, будто видели, как в темный переулок неподалеку от пристани крадучись заходили три очень странно одетых человека. Необычная троица состояла из огромного негра в балахоне, старухи в лохмотьях и молодого белого в одной пижаме. Старуха буквально тащила за собой молодого человека, а об ноги негра все время, пока их было видно, терлась ручная крыса, неутомимо сновавшая в грязи.