Одна маленькая правда - Кирилл Александрович Гончуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди них жила еще одна звездочка, – не большая и не маленькая, не теплая и не горячая – ничем не отличающаяся от остальных, и тем самым выбивающаяся из общего строя. У этой звезды не было индивидуального блеска, она была не дальше и не ближе, чем обычно располагались друг от друга ее собратья.
Звезда не любила много света, но и не любила полную темноту, как если бы ее заперли в мрачном чулане, но при желании могла вытерпеть и это. Она кружилась во Вселенной, полностью подчиняясь всем законам. И один из этих законов гласил: "Бойтесь Солнца!".
Солнца боялись все.
Даже само Солнце зачастую побаивалось самого себя.
***
Галина Константиновна Нетопырь терпеть не могла утро – ровно так же как и день, и вечер, и ночь, и утро следующего дня, и людей, и детей, и вообще весь бренный мир, которому она сделала одолжение, оставляя в нем свою высокопоставленную персону. Бумажки, бумаги и бумажище (по степени важности) лежали ровными стопками перед Галиной Константиновной, в любую минуту готовой разразиться молчаливым гневом, если на них упадет хоть одна пылинка. Документация заполнялась очень медленно, поэтому ежедневный обход, по весомым причинам, уже который день откладывался на неопределенный срок.
А – Арсеньев, Адулов, Адабашьян.
Далее.
Б – Барсуков, Баскин, Босов.
В, Г, Д…
Д – Довлатов, Длинный, Дубай.
Почему-то до "И" фамилий было всего по три, как будто кто-то специально подбирал и расфасовывал воспитанников. Но дальше пошло что-то по-настоящему ужасное.
К – Калягин, Канешвилли, Конь, Конев, Картошкин, Кандрашов, Карп, Кислый, Кладко, Костенко-Белый и еще 10 детей.
Л. Там и того больше – около 30 воспитанников, не считая детей с двойными фамилиями. Нашелся даже один иностранец – Лермонт.
Заведующая отложила документацию и, мысленно засыпав ее грудой земли, покинула свой кабинет, не запамятовав споткнуться о стоящий на пути табурет.
По пути в тринадцатую, она незаметно перекрестилась, на всех известных ей языках прокляла эту комнату и всех находящихся в ней детдомовцев и оставила следы грязных старушачьих ботинок на мокром полу.
Дети.
Это слово она вообще терпеть не могла, а тем более – этих четырех всадников апокалипсиса: Конева, Босова, Нечаева и Дубая. Последнего она не переносила больше всех. Набожная, свято верящая во все кармы, кары и строго соблюдающая пост Галина Константиновна готова была голову дать на отсечение, что с этим ребенком что-то не так. Какое-то шестое, а то и седьмое чувство вторило ей, что сразу после детского дома Дубай отправится в колонию. Неизвестно, что больше всего волновало ее в нем: неохота ли долго разговаривать, нелюбовь к каше с комками, как и у всех детей, пронзающий ли и почти не мигающий взгляд.
Вообще-то, она одна была уверена в нечеловеческом происхождении воспитанника, и поэтому являлась единственной, кто обращал на него внимание. Для остальных Дубай был серым пятном на серой стене детского дома, которое никак не вывести, но в этом и не было надобности. Потом стены покрыли краской, и пятно осталось под толстым слоем голубизны. То ли дело Босов, который исписывал эти же стены неприличными стишками или Кладко, совершенно не умевший писать, но производящий столько шума, что можно было запросто лишиться слуха или получить контузию. Близнецы Дегтяревы, вселяющие ужас уже тем фактом, что они близнецы и могут натворить вдвое больше бед, чем один такой же Босов или Кладко.
Они все ходили в одинаковой одежде, подчеркивая свою индивидуальность лишь тем, что дыры и потертости на ней у каждого были в разных местах: у кого на коленях, у кого на локтях, у кого на спине. Они все говорили об одних и тех же вещах разными голосами, но Дубай предпочитал молчать.
Кухарка готовила одну и ту же тошнотворную стряпню каждый день, и каждый измазывался ею по-разному: нос, рот, подбородок. И только Дубай ходил в целых штанах и не был измазан кашей, поэтому не обладал никакими признаками выдающейся личности.
Нетопырь замерла на пороге, стиснув зубы и поджав бесцветные губы. Четыре мальчика сидели на полу "Карцера" – маленькой комнатки для провинившихся, без игрушек и грязно-серых облачков на стенах. Естественно, "карцером" ее называли лишь некоторые воспитатели, обладающие, вероятно, то ли слишком скудной, то ли слишком хорошей фантазией. Четыре мальчика лет восьми, двое из них забились в угол, еще двое удивленно разглядывали бугрящийся потолок.
– Пошли. – Шикнула она на них, длинным корявым пальцем тыкнув в сторону коридора. Морщины у угла губ стали еще явнее – маленькие змейки, расползающиеся по лицу.
Испуганные мальчишки поднялись на ноги и неуклюже выбежали из комнаты, боясь лишний раз посмотреть на страшного упыря.
– А ты?
– Да, сейчас.
– Что ты делаешь? – Она всегда с трудом выдавливала слова, когда дело касалось Дубая.
– Смотрю в окно.
– Что ты говоришь? Здесь нет никакого окна!
– Нет. Но его можно представить. Вот, смотрите, если бы здесь было окно…
– Эта комната для того и создана, чтобы не было никаких окон! Выметайся отсюда быстро! – Слова шли уже легче, и даже с какой-то озлобленностью. – У меня есть для тебя дело.
***
Лев еще никогда не выходил на главный двор детского дома. На задний, с неким подобием карусели и песочницы – да, но здесь все было совершенно по-другому. Никаких развлекательных построек, никакого забора и режущих глаза рисунков, только трава и деревья.
– Сиди здесь. – Приказала ему Нетопырь.
Приказала и ушла.
Мальчик расположился на траве и уставился на небо. Слышно было все: тихие облака пронзали воздух, сливаясь с пением сверчков и щебетанием птиц. Чьи-то далекие шаги на противоположной улице, то стучащие, то шаркающие, уходили вглубь уличной рапсодии. Лай собак перемежался с поскрипыванием древесных ветвей. Музыка бежала, падала, поднимаясь, взлетала к небу, выводила круги и завитушки и медленно вползала в память. Совсем не такая музыка, как внутри серого дома. Лев слышал, как качнулась ветка над его головой, как птица, севшая на эту ветку, встрепенулась, удобно устроилась в своем гнезде и зажмурила глаза. Слышал, как какой-то жучок пробежал по стволу, быстро перебирая лапками, а потом достался птице на обед. Слышал тихий шепот травы, грозный бас земли и камней, нежный фальцет воздуха и совершенно забыл как звучит вороний голос заведующей.
***
Галина Константиновна прошаркала в сторону своего кабинета, уверенная в своей победе. Сейчас Дубай сбежит и навсегда освободит ее от проблем и плохих предчувствий. Она
