И пожрет пес пса… - Эдвард Банкер

— Я полностью в твоем распоряжении.

— Как жена и ребенок?

— Пацан что надо, а баба она и есть баба — зануда и стерва: «Куда собрался? Что у тебя на уме? Держись от этого типа подальше, с ним не оберешься бед…»

Трой посмеялся: Дизель мастерски передразнивал свою жену.

— До чего же я рад, что ты отпыхтел! — признался Дизель с улыбкой, взглянув на Троя.

— Я тоже рад.

— Тебя навещал Грек?

— Да. У него ксива адвоката. Пропустили без разговоров.

— Я связывался с Тони Ситрино…

— А этот что поделывает?

— У него бар в районе Миссии. Если хочешь, заглянем к нему.

— Я с удовольствием. Тони — мужик что надо.

— Он завязал. Говорит, что больше не хочет в тюрьму. А Грек, между прочим, разбогател на гуте быстрого приготовления. Наверное, у него лаборатория.

— Метамфетамин — золотое дно, особенно если делать его самостоятельно. Плохо только, что такое производство воняет за милю.

— Я никогда не был с Греком на короткой ноге. Говорят, он крепкий орешек.

— Это точно, кремень-мужик. Теперь он предлагает нам пощипать торговцев наркотиками. Как тебе такой план?

— Неплохо! Эти козлы не побегут в полицию. У них цель одна — отправлять лохов на тот свет. Так было, так будет. Сколько себя помню, они и меня пытались прикончить. Черномазые, небось?

— Нет, брат, это отрасль равных возможностей.

— Ну загнул! Равные возможности…

Впереди, среди пологих холмов, блеснули огромные оранжевые опоры моста «Золотые ворота». Через несколько минут приятели въехали на эстакаду, ведущую к мосту.

В городе Дизель поставил машину в гараж у Юнион-сквер, и они отправились в магазин «Лондон Мэн», один из лучших в Сан-Франциско, предлагавший костюмчики от Бриони, Корнелини, Раффало и Хики-Фримена, ботиночки от Балли, Коул-Хаана и Феррагамо. Пока Трой мотал срок, мужская мода сильно изменилась. При нем еще носили узкие однобортные пиджаки и узкие брюки без складок, а теперь вернулись складки и двубортные пиджаки с широкими лацканами и сплошной спиной, совсем как в пятидесятые годы.

— Когда ты стал таким прикинутым? — поинтересовался Трой. — Раньше ты не вылезал из джинсов и футболок.

— Ну это ты хватил!

— Хватил, как же. У меня фотографии есть. — Увидев, что Дизель покраснел, Трой засмеялся и дружески стиснул ему руку. — Где ты нарыл эту лавку?

— Это все ребята из профсоюза. Любят одеваться с иголочки. Вечно стараются друг друга перещеголять.

Трой принялся перебирать пиджаки. За время его отсидки цены здорово подлетели. Чтобы одеться как следует, придется потратить гораздо больше, чем он ожидал. Примерив несколько пиджаков, он выбрал синий однобортный кашемировый блейзер итальянского покроя и жемчужно-серые хлопчатобумажные брюки без манжет. Ботинки он выбрал от Коул-Хаана, из кордовской цветной кожи, без шнурков, зато с кисточками. К этому он добавил бордовую шерстяную водолазку, серовато-бежевую оксфордскую рубашку в крапинку и с отложным воротником и галстук, который ему посоветовал продавец. Все вместе потянуло на тысячу шестьсот долларов. Из зеркала на него смотрел вполне привлекательный выпускник Принстона. Принять его за гангстера было невозможно. Он попробовал по-мальчишески улыбнуться. Его всегда удивляло, как часто профессиональные нарушители закона выбирают стиль, позволяющий безошибочно их определять. Молодые бандиты все как один щеголяли ныне в мешковатых штанах и рубахах навыпуск, надевали бейсболки козырьком назад и не завязывали шнурки. Дети из буржуазных семей копировали этот стиль, родившийся в исправительных колониях, где вся одежда была воспитанникам велика; у полиции эта униформа сразу вызывала подозрение, как пиджаки с широченными плечами и чубчики двумя поколениями раньше. Трой предпочитал производить впечатление обитателя Ньюпорта, Палм-Бич или северных кварталов Ист-Сайда на Манхэттене. Все, кому полагалось знать, что он преступник, были его знакомыми, а остальным лучше было принимать его за правоверного христианина-республиканца. Или по крайней мере за состоятельного человека. Именно такого он и видел сейчас в зеркале.

После примерки, необходимой для подгонки (с отворотами он мог разобраться самостоятельно), Дизель извлек толстую пачку сотенных купюр и заплатил. Принимая у него деньги, продавец прилип взглядом к его татуировкам; Трой решил, что их принимают за торговцев наркотиками. Больше никто не платит такие суммы наличными. Законопослушные граждане расплачиваются чеками или по кредитным картам. Трой решил обзавестись картой «Америкен Экспресс» и к ней еще «Визой» или «Мастеркард». Без них образ состоятельного молодого человека был бы незавершенным.

Они вышли из магазина на залитую солнцем улицу; Трой нес свои покупки на вешалке, в пластиковом пакете. Теперь его впустят куда угодно. «Экипировка успеха» — мысленно назвал он свои обновки, чуть улыбнувшись. Если ему больше некуда будет податься в этом крутом прикиде, то он по крайней мере пойдет в нем на дело. Талисман? Не совсем. Когда он сидел в колонии, превращаясь в закоренелого преступника, ему попалась фотография его идола, Легса Даймонда, сделанная сразу после того, как легендарного гангстера изрешетили пулями. От лица, да и от головы, Даймонда мало что осталось, но клетчатый костюмчик-тройка остался безупречно элегантным, а туфли из кожи кенгуру сияли так, что слепило глаза. Чрезвычайно удобно и дорого. Тогда Трой решил: на дело он будет обязательно одеваться как на великосветский прием. Если его сцапают, то в тюрьму притащат не в тюремной рванине. Особенно было важно при выходе из тюрьмы не появиться в тюремных шкарах. Возвращавшиеся после отсидки становились предметом шуток и насмешек.

В универмаге «Мейси» Трой накупил повседневной одежды: саржевые брюки и грубые рубашки, свитера и ботинки «Рокпорт». По пути к району Миссии они притормозили и отдали бездомному бродяге тюремное тряпье.

— Что, брат, небось жрать охота? — осведомился Дизель.

— Еще бы.

— Помнишь Пола Галлахера?

— Тот, что мотал срок за нелегальные аборты?

— Он самый. У него теперь ресторан здесь неподалеку.

— Здорово!

— Он накормит нас на халяву.

— Еще лучше!

Говяжья вырезка поддавалась легчайшему прикосновению ножа. Трудно было не вспомнить бифштексы, которыми потчевали раз в год в тюрьме. Изначально жесткие, они превращались от жарки в настоящие подошвы, но все равно пользовались огромным спросом. В столовой выставляли усиленную охрану, чтобы заключенные не хватали добавку, но на всех лакомства все равно не хватало, что создавало напряженную ситуацию. Если свинина, которую подавали вместо бифштексов, приходилась едокам не по вкусу, то по столовой начинали со свистом летать подносы из нержавейки. Наслаждаясь нежнейшей вырезкой, Трой со стыдом вспомнил, что в юности предпочитал свиные отбивные. Вот что такое невежество!

— Нравится? — поинтересовался Дизель.

— Не то слово!

— К хорошему быстро привыкаешь. Раньше я думал, что бифштекс обязательно надо хорошо прожаривать. Только год назад мне вправили мозги.

— Кто тебя перевоспитал?

— Джимми Морда.

— Ты хорошо ладишь с этим старым мафиозо?

— Не разлей вода. Я обрабатываю тех, на кого он укажет, а он мне за это платит. — Дизель огляделся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, и на всякий случай придвинулся поближе. — Год назад он подрядил меня на одно дельце… Думаю, задание шло от ребят с Востока, из Бруклина или там из Джерси. Того типа выпустили под залог, а замели его по закону РИКО — ну, знаешь, о коррумпированных и рэкетируемых, вот они и боялись, как бы он их всех не заложил. Я старался не думать, что меня ждет, но потом две недели ходил сам не свой. Даже моя благоверная заметила, какой я стал дерганый…

Дизель помолчал. Глядя на его массивную, мясистую физиономию, Трой догадывался, что он никогда еще ни с кем не откровенничал. Кому, кроме Троя, он мог все выложить?

— Я многих отделывал по первое число, — снова заговорил Дизель. — Одного вообще на всю жизнь искалечил — черномазого, который попытался прищучить меня в тюряге. Он до сих пор ходит как пьяный. Но тот, о котором я тебе толкую, — это мой первый труп. Ему устроили ловушку: вызвали, а я тут как тут. Он стучит в дверь, а она заперта. Возвращается он к своей машине, а я захожу сзади и всаживаю ему пулю в затылок. Раз — и готово. — Дизель щелкнул пальцами, изображая, как быстро все закончилось. — Он рухнул, как сноп. Я натянул ему на голову целлофановый мешок, чтобы не испачкать багажник. Теперь он в горах, под кучей щебня, в обнимку с полным мешком извести. Наверное, от него мало что осталось, разве что зубы. Ну а потом меня стали преследовать мысли про ад, вся эта хренотень, которой меня нашпиговали монашки да попы. Знаю, что все это чушь, но ничего не могу с собой поделать.